подготовиться. Это, кстати, займет ее мысли.
В музыкальной комнате стоял новый резной шкаф с выдвижными ящиками. Оставалось только надеяться, что мать не выбросила ее старые сборники для начинающих. То, что лежало в верхнем ящике, показалось ей слишком сложным. Но ее собственные пальцы так и забегали от желания это сыграть.
Подходящие ноты обнаружились в нижнем ящике – потрепанные, с загнутыми углами хрестоматии. С первого по шестой год обучения. Поддавшись ностальгии, она села на полу, скрестив ноги, и принялась их листать.
Как хорошо она помнила эти первые трудные дни занятий. Упражнения, гаммы, совсем простенькие мелодии. Эхо того восторга, когда она поняла, что может превращать печатные ноты в музыку, до сих пор не покидало ее, хотя с тех пор минуло более двадцати лет. Ее отец был ее первым учителем, и он нещадно муштровал ее, но она не жаловалась, потому что ей нравилось заниматься. Она чуть не лопнула от гордости, когда он впервые похвалил ее. Его скупые похвалы воодушевляли ее, заставляя трудиться с удвоенным рвением.
Вздохнув, она продолжила разбирать ноты. Если Энни занимается второй год, то она, наверное, уже прошла начальный уровень. В этом же ящике Ванесса наткнулась на толстый альбом с вырезками и фотографиями, собранными матерью. Она с улыбкой открыла первую страницу. Там были фотографии за фортепиано – она с хвостиками и в белых гольфах. Первое выступление, грамоты, дипломы, награды. Первая победа на конкурсе их штата, затем на национальном конкурсе. Потные от ужаса ладони, звон в ушах, судороги в желудке. Как она умоляла отца позволить ей не участвовать, но он настоял на своем. И она победила.
Ванесса с удивлением обнаружила, что альбом на этом не заканчивался. Далее шла статья из «Лондон таймс», написанная через год после ее отъезда из Хайтауна. Там же фотография из Форт-Уэрта, где она выиграла конкурс Вэна Клайберна. Десятки – если не сотни – фотографий, заметок и статей, многие из которых она видела впервые. Казалось, что все когда-либо напечатанное о ней было тщательно собрано и сохранено здесь. Все. Вплоть до последнего интервью, которое она дала незадолго до концертов в Вашингтоне.
«Сначала письма, – думала она, сидя с тяжелым альбомом на полу, – а теперь это. И что мне прикажете думать? Что чувствовать?» Мать, которая, как считалось, забыла о ней, усердно писала ей письма, не получая ответов, и отслеживала каждый шаг ее карьеры, хотя была лишена права участвовать в жизни дочери. «И она же, – вздохнула Ванесса, – ничего не спросив, снова впустила меня в свой дом». Но все это не могло объяснить, почему мать без звука отпустила ее из дому. Не оправдывало годы разлуки.
«У меня не было выбора». Но что это значит? Связь на стороне разрушила ее брак, их семью, но почему их отношения полностью прекратились? Она должна это выяснить. Ей необходимо знать. Ванесса поднялась, не заботясь о том, чтобы собрать ноты, разбросанные на полу у шкафа. И она узнает это сегодня же.
Дождь перестал, и солнце робко пробивалось сквозь облака. Щебетали птички, из соседского окна неслись звуки работающего телевизора – там показывали какое-то детское шоу. До антикварного магазина отсюда было рукой подать, и в другой день Ванесса предпочла бы прогуляться, встречая по пути старых друзей и знакомых, – но сейчас ей было не до них, и потому она поехала на машине. Магазин находился в старом двухэтажном доме на окраине города. Во дворе дома сверкали металлическими полозьями старые сани, из старинной бочки из-под виски свешивались поникшие от дождя пурпурные и белые петуньи. Над входом красовалась вывеска «Чердак Лоретты», а по обе стороны в клумбах буйствовали весенние цветы. Ванесса толкнула дверь, украшенную виноградным венком с лентой, и вошла. Зазвенели колокольчики.
– Это вещь примерно тысяча восемьсот шестидесятого года, – услышала она голос матери, – одна из самых лучших. Ее заново отполировал один местный мастер, который часто выполняет мои заказы. Посмотрите, какая работа – точно стекло.
Мать в соседней комнате разговаривала с покупателем, что поначалу вызвало у нее досаду, но незаметно для себя она не без интереса начала рассматривать магазин. Здесь был тонкий старинный фарфор на полках за стеклом, статуэтки, витиеватые флаконы духов, хрупкие кубки. Мерцало дерево, сияла медь, сверкал хрусталь. Каждый дюйм в помещении был занят с пользой, однако оно более напоминало уютное семейное гнездышко, чем магазин. Кипел ароматический чайник, наполняя воздух запахом роз и корицы.
– Это чудесный гарнитур, – говорила Лоретта, появляясь на пороге с покупателем – молодым человеком в строгом костюме, – и если вдруг вам покажется, что он не вписывается в вашу обстановку, я с удовольствием заберу его обратно. Ах, Ванесса… Это моя дочь Ванесса, а это мистер Питерсон из округа Монтгомери.
– Мы с женой увидели этот гарнитур пару недель назад, – довольно объяснял мистер Питерсон, – с тех пор у нее только и разговоров, что о нем. И я решил сделать ей сюрприз.
– Не сомневаюсь, что она обрадуется, – сказала Лоретта, принимая у покупателя кредитную карту.
– У вас превосходный магазин, миссис Секстой, – продолжал он, – вам нужно перевести его в более людное место, тогда у вас не будет отбоя от покупателей.
– Мне нравится здесь, – Лоретта протянула ему чек, – я всю жизнь здесь живу.
– Приятный городок, да. Я обещаю, что после первой вечеринки у нас дома к вам нагрянет толпа новых клиентов.
– А я обещаю от них не отбиваться, – улыбнулась она. – Вам понадобится помощь, когда вы приедете забирать мебель?
– Нет, спасибо, я привезу с собой друзей. Спасибо, миссис Секстон. – Он пожал ей руку и повернулся к Ванессе: – Приятно было с вами познакомиться. Ваша мама – просто клад.
– Спасибо.
– Ну что ж, мне пора. – Он направился к выходу, но на полпути вдруг остановился и обернулся. – Ванесса Секстон, пианистка! Черт бы меня побрал! Я же был на вашем концерте в Вашингтоне на прошлой неделе. Вы потрясающе играли.
– Рада, что вам понравилось.
– Я сам от себя не ожидал, – признался мистер Питерсон, – это жена любит классику, она-то меня и вытащила на концерт. Я думал вздремнуть, но с вами мне не удалось.
– Я принимаю это как комплимент, – рассмеялась Ванесса.
– Нет, правда. Я совсем не разбираюсь в музыке, однако… Как бы поточнее выразиться? Вот: вы меня заворожили. Моя жена просто обомлеет, когда я расскажу ей, что познакомился с вами. – Он вынул из кармана записную книжку в кожаном переплете. – Подпишите ей, пожалуйста. Ее зовут Мелисса.
– С удовольствием.
– Кто бы мог подумать, что людей вроде вас можно встретить в таком месте? – удивлялся он, качая головой, пока она выводила подпись.
– Я здесь выросла.
– Обещаю, что моя жена приедет сюда не один раз, – подмигнул ей мистер Питерсон. – Большое спасибо еще раз, миссис Секстон.
– Пожалуйста. Счастливого пути. – Под перезвон колокольчиков он вышел. – Удивительно себя чувствуешь, видя, как твой ребенок раздает автографы.
– Здесь у меня никто еще не просил автограф. – Ванесса глубоко вздохнула. – Красиво у тебя. Видно, сколько труда вложено.
– Мне это доставляет удовольствие. Извини, что с утра я так рано убежала – товар привезли.
– Ничего страшного.
– Хочешь посмотреть, что тут еще есть?
– Конечно.
Лоретта повела ее в соседнюю комнату.
– Вот гарнитур, который только что купил твой поклонник. – Она провела пальцем по сияющей столешнице красного дерева. – Стол раскладывается. За ним спокойно поместятся двенадцать человек. Посмотри, какая красивая резьба. В наборе также идут стулья и буфет. Я приметила этот гарнитур на
