Песочный принц в каменном городе

повторится, – продолжил Матвей, подтверждая мои догадки. – Я могу его понять как мужчину, но для директора это недопустимо. Могу его понять, как мужчину… Какая-то часть меня довольно мурлыкнула, но я не позволила себе обольститься неосторожно оброненными словами. – Не будете же вы его из-за этого увольнять? – удивилась я. – К тому же, ничего не было. – Меня удивляет, что ты всегда на его стороне. Хотелось бы мне такого сотрудника. Можешь поверить, я бы не приставал. – Матвей все сделал несколько глотков. – Собственно… Ладно, проехали. Сейчас не об этом. Кстати, ты сильно похудела. Сказал таким тоном, что вряд ли комплимент, и я тут же себя одернула: с какой стати ему делать мне комплименты? Констатация факта. Да, похудела. И вообще, я безумно устала от всего. От его присутствия тоже. – Хорошо, теперь к делу: составим отчет и я поеду. Составление отчета заняло около часа – все цифры хранились в памяти. Антон сверил мои данные с теми, что ему предоставил Леонид Михалыч. – Любопытно. – Посмотрел в глаза. – До встречи? Какой? Хотелось спросить, очень, и чтобы не ляпнуть, я даже язык прикусила, и так и сидела, пока Матвей не ушел. Захотелось тоже выйти куда-то, вырваться, сбросить с себя окончательно странные мысли о том, о ком думать не полагается. Я взяла пляжную сумку и открыла дверь. У порога, видимо, уже по привычке, с видом побитой собаки, сидел Артем. – Я соскучился, – проскулил он. – Сильно. Глава № 16 Впервые заметила, как часто в словах Артема фигурирует 'я'. И вообще забавно. Бросил, ограбил, вернулся с извинениями… – Скажи, – Артем посмотрел на меня с ненавистью, – зачем ты меня приворожила? Я хочу освободиться. У меня другая жизнь, понимаешь? Без тебя. И снова: я, я, я… – Ты с ней совсем идиотом стал. Поднимайся. Пляж придется перенести. Привет, прошлое! Провела на кухню, спросила, хочет ли есть – быстро кивнул, словно боясь, что передумаю. Жадно пьет чай, бутерброд с докторской исчезает с удивительной скоростью… Мы снова вдвоем, на кухне, но если бы раньше… В сторону философию! Чуть раньше… Его пальцы дрожат, запах какой-то странный. Слишком много курит и врет, что бросил? Врет. У Артема нет силы воли. Не было. – А ты изменилась. Какая банальность. – Ты уже говорил, – плачу той же монетой. – Я помню все, что тебе говорил. Это я говорю впервые. Потому что вижу тебя такой впервые, потому что сейчас ты меня не любишь. Мне хотелось, чтобы бутерброд застрял в его горле, и он подавился, хотелось, чтобы захлебнулся чаем – только бы замолчал, не тревожил осколки прошлого. – Может, я и раньше тебя не любила – ты ведь не знаешь. Он усмехнулся. – Знаю. – Твоя мама считала… – Я прекрасно знаю, что она там считала, – перебил с раздражением в голосе. – Она и сейчас так думает. Мальчик становится прежним: самоуверенным, жестоким, избалованным. – И она знает, что ты у меня? – держи и ты осколочек! – Нет, ей бы это не понравилось. Осколок метнулся в мою сторону. Казалось бы, какая теперь разница, но слова задели. По-прежнему не вхожу в число завидных невест для ее сына? Пусть спит спокойно. И не желаю входить. В королевстве снобов и без меня не гладко. Прекрасное подтверждение тому – предыдущий звонок королевы. Если решилась поговорить со мной, и даже без оскорблений, явно сынишка не играет с ней в ладушки. Раньше, по меньшей мере, она всегда знала, где он, что делает. Знала и контролировала. Запах стал просто навязчивым – я распахнула окно. Неужели он сам не чувствует? Футболка, похоже, несвежая. – Ты зачем пришел? – Можно, я у тебя сегодня останусь? Артем подошел ко мне, уткнулся лицом в волосы, обнял. – Пожалуйста… Меня это слово раздражало. И его присутствие, и его близость. Но я молчала. Не хочу, чтобы глаза его были грустны. Слишком красивы. И губы… Если бы я умела прощать… Пусть даже родного, любимого некогда человека… Предавшего некогда человека! Сама не ожидала, что оттолкну так сильно. Артем рассмеялся, посмотрел с упреком и вышел, но я поняла, что вернется. Закрыв дверь, заметила, что цветы, которые Матвей оставил в прихожей, пропали. Стало противно, не думала, что Артем опустится до того, чтобы после отказа забирать свои цветы обратно. И снова звонок мамы Артема. Занести бы ее номер в черный список, – подумала так, но ответила. – Ты послушай меня, – начала женщина, даже не поздоровавшись. – Я же – мать, я не хочу, как хуже. Я все понимаю, может, ты и любишь его, может, и правда так думаешь. Я волнуюсь, мне тяжело говорить с тобой, но я хочу, чтобы мой сын вернулся. Чтобы все было как раньше. Чтобы он смеялся, радовался, чтобы он стал прежним. Я не знаю, что ты делаешь, как ты держишь его, не знаю, что он в тебе нашел. Ты не злись на меня. Не молчи, слышишь? Почему молчишь? Почему ты молчишь? Я столько всего хочу сказать. Ты подожди, послушай, не бросай трубку… Я ведь о многом не прошу. Если он у тебя – пусть просто звонит, если у тебя ночует, я ведь большего не прошу. Мне не нравятся его новые друзья. От них пахнет, какой-то запах странный, тошнотворный. Я боюсь за него. Я не хочу его потерять. Ты, слышишь… Ты отпускай его ко мне… Почаще… Ты пойми, я же – мать, я тоже люблю его, я хочу его видеть, я хочу знать, с кем он… Прости… – Послышались всхлипывания. – Прости, я просто так звоню. Я знаю, что его у тебя нет. Ты прости меня, слышишь? Просто мне некуда звонить. Я не знаю, где он… Сердце дрогнуло. Женщина, которая ненавидит меня, звонит, плачет, потому что больше некому. Мне стало жаль ее. Ее и себя. И Артема. Как и она, я чувствую, что с ним что-то происходит. И частично знаю. Догадываюсь. Такие от себя не отпустят. – Он был у меня сегодня, – призналась я. – Недолго. И ушел. – Ты его выгнала, – догадалась женщина. – Да, ты выгнала, а он… А куда он ушел? К ней? – Наверное. Всхлипывания прекратились. – Ты видела ее? Видела их? – Да. – Наташа… – Она замолчала на минуту. – Я сейчас одна, мне очень плохо. Может, приедешь? Сказать, что я удивилась – ничего не сказать. Женщина, желавшая избавиться от меня, женщина, считавшая, что сын связался с потаскушкой, просит приехать? Как она себе представляет встречу? Хотя… Мне вдруг захотелось ее увидеть, посмотреть в глаза, и если желание взаимно – почему нет? Я надела лучшее платье, которое было – бирюзовое, длинное, с огромным разрезом на правом боку, босоножки на высоченной шпильке, купленные в период хандры просто так, без надежды когда-нибудь использовать по назначению, вызвала такси и вот, я у подъезда, в котором, сложись обстоятельства иначе, могла жить с любимым человеком. Выход королевы, спина прямая, гордо поднимаюсь по ступеням… Лифт не работает! Но седьмой этаж – не расстояние к цели, даже если ноги начинают гудеть от усталости и подгибаться. Фух, шестой, отдышаться и снова бабочкой… – Привет! Я обернулась. Женька, друг Артема. – Привет. – Он дома? Я пожала плечами. По словам матери, нет, а там как знать? Но вряд ли бы меня пригласили, будь он там: не в ее интересах нас сталкивать лбами. Женька взял у меня из рук пакет с покупками. – Давай помогу. – Один этаж остался, – возразила для приличия, но пакет отбирать не стала. – А ты изменилась. О себе сложно судить, а вот Женька точно изменился. Вытянулся как-то, хотя вроде бы уже не в том возрасте, когда растут, окреп, возмужал – не знаю, и хотя налет превосходства так же присутствовал, было видно, что напускное, маскировка. Женька мне сразу понравился, была в нем притягательность, но заметив это, Артем взял с меня обещание, что общаться не будем. Артема нет – обещания нет. – Надеюсь, в лучшую сторону? – Не знаю, пока присматриваюсь, но выглядишь хорошо. С какой целью в наших краях? – Пригласили. – Так Артем дома? – Мама его дома. Женька недоверчиво усмехнулся, нажал на звонок квартиры Артема, но уходить не спешил. Видимо, был наслышан о наших «теплых» отношениях с несостоявшейся свекровью. Дверь открылась, и у меня от удивления перехватило дыхание. Мама Артема была в каком-то ношеном халате неопределенно-линялого цвета, волосы взъерошены, в руках грязная тарелка. – Ты? – Она взмахнула тарелкой, и я едва сдержалась, чтобы не пригнуться. – Зачем пришла? – Здравствуйте, Анна Александровна, – сказал Женька. – А, и ты… Она посмотрела на меня, на тарелку, сделала шаг назад. – Заходите. Честно сказать, мне уже этого совсем не хотелось, даже любопытство сникло, но Женька слегка подтолкнул, и мы оба оказались в коридоре. Неуютно, как и раньше, не смотря на новые обои и новый облик мамы Артема. Женька взял меня за руку, завел на кухню, кивком показал на один из стульев – садись, взяв на себя обязанности гостеприимного хозяина. Мама Артема словно забыла о нашем присутствии. Щелкнула чайником, помедлив, бросила тарелку в мойку, достала банку варенья с холодильника, обернувшись, удивленно заморгала, заметив нас. – Да, – сказала, – ты любишь кофе. Она проследила взглядом за Женькой, вытаскивавшим продукты из моего пакета, и когда на столе оказались дорогой чай в коробке, конфеты, несколько банок джема, разрыдалась. Я разрывалась между желанием уйти и нелепым порывом подойти к ней, обнять, попытаться утешить, так и сидела, глядя на крупные слезы, стекающие грязными черными дорожками. – Я знаю, – всхлипнула она, – и понимаю, ты не думай… Эти твои приношения… Все это правильно, я сама виновата. Я сама так хотела. А теперь видишь, ты есть, а его нет, мальчика нет моего. Я вздрогнула, беспомощно посмотрела на Женьку. Да что же она говорит? О чем? Ведь нельзя… Так говорят о покойниках. – Ты его тоже так называла, – ее взгляд смягчился. – Он мне сказал: 'Мама, не называй меня так. Пусть она меня так называет'. Мне сказал. Мой мальчик. Я сглотнула под пристальным взглядом Женьки. На маму Артема смотреть не могла, словно моя вина была в ее сегодняшней боли. – Увидеть тебя захотела, еще раз посмотреть, – она уже почти успокоилась. – Сейчас думаю: может, лучше с тобой? Ну, жила бы ты, ну, прописали, внука бы я нянчила, и Артем был бы всегда дома. Ты… Она запнулась, вздохнула тяжело и продолжила: – Ты ведь ее видела? Я