Песочный принц в каменном городе

Русалок рассудить надобно – нового утопленника между собой не поделят, нереиды в отпуск просятся, а тритоны давно в морские раковины дуют, что демон Ахти своими шутками дельфина до самоубийства довел, на берег выброситься заставил. Да и само царство пора ажуром украсить. Часто люди к морю приходят, все им дома не сидится – ажур еще больше тянуть их за душу станет. Нерей один воспитал Песочного принца. Когда Чернозем от него отказался, когда Пыль к берегу принесла, достал извечную книгу со дна морского да имя свое проставил, как родителя крестного. Знал, что день, когда принц службу сослужит, близок. И сам его к Анаит отправить мог, да времени не было разговоры разговаривать. Пока поджидал владыку морского, пятерых рыбешек за драку крестьянам в сеть отправил, злую медузу, что устрицу ужалить пыталась, устыдил да усовестил, часть мусора людям обратно отправил. Освободился в аккурат к возвращению Посейдона. Не в духе царь приехал, так и норовил трезубцем о дно ударить, бурю поднять. – Что невесел-то? – подступился Нерей. – Али дева неприветливо встретила? Али не расцеловала своего господаря? Али песен не пела о любви да о верности? – Русалка на хвосте принесла: Анаит батюшку увидала да в воду кинулась. Только волны заговоренные плетью обожгли и на камень обратно вытолкали. Темница, шепчет, темница. Уж и ветер ей косы плетет, и солнце стороной обходит, красоту ее сохраняя, и месяц за облаком прячется, одиночество не нарушая, а она недовольная, все к берегу рвется. – Подари ей сандалии кружевные, – посоветовал Нерей и поставил у трона волшебную пару. – По волнам гулять сможет, а на глубину не сойдет. Волю почувствует, да нить связующую не оборвет. – Хорош подарок, – согласился Посейдон. – Но не морем, а сушей гулять просится. – Верно, – поддакнул Нерей. – На то и королева прибоя, всевидящий. Не думай, дальше кромки уйти не сможет. Неслась колесница владыки, усмехался он, представляя веселый огонь да ласку в глазах девицы, податливость с благодарности, но снова встречен был холодом. Анаит сандалии приняла и к берегу кинулась. Вздрогнул Посейдон, гнев подавляя, и тут же рассмеялся, увидев, что волны вытворили – к песку приблизили, улыбки на губах девы дождались да обратно владыке вернули. Снова сбежала Анаит, и снова ее к ногам хозяина волны бросили. – Угадал ли с размером? Не мал подарок? Анаит только глазами в ответ сверкнула. Захотела снять сандалии, в лицо ненавистное бросить, но кружево к коже приклеилось. – Вижу, что лаской да нежностью долго по воде круги разводить будем, – разозлился Посейдон. – Вернусь – с камня уведу на ложе тинное, там и продолжим. Долго Анаит плакала, пока всех русалок в тоску не ввела и на глубину уплыть не заставила, пока ветер слезы не осушил. Так о судьбе своей горевала, что не сразу голос расслышала: – Сырость разводишь – и то вотчина Посейдона. Тем паче к себе притягиваешь. Посмотрела Анаит – добрый молодец по берегу бродит да в ее сторону поглядывает. Видит, стало быть? – Кто ты? – Песочный принц. – А меня как знаешь? – Каждый день, – усмехнулся принц, – на меня смотришь, как не знать? Не грусти, Анаит, не стоит. Люди говорят, бедой поделишься – половина ноши с плеч снимется. Давай пройдемся, звездами полюбуемся, а ты мне все и расскажешь. Хорошо говорил, ласково, голос добрый да вкрадчивый. Доверилась Анаит и… – Злата, – мне вдруг стало не по себе, захотелось, чтобы она замолчала. Прихоть? – Извини, продолжай. -… Доверилась Анаит, – снова голос Златы, – и все как есть рассказала. О том, что украл ее владыка морской, в неволе удерживает, скоро в постель тинную уведет. – А ты, значит, не хочешь? – спросил принц недоверчиво. – Не люб он мне, да и не по закону, – ответила Анаит. – А закон-то какой поминаешь, человеческий? Подожди, что-нибудь придумаем. Несколько дней приходил Песочный принц к Анаит. То ракушку принесет, то стеклышко, что ребятня на песке забудет, то пуговичку. Подарками человеческими да нежностью сердце заставил дрогнуть. Только солнце заревом начнет прикрываться, она и ждет. Всегда в сумерках, обласканный заходящими лучами появляется. Возьмутся за руки и идут – он вдоль берега, она – волнами. Прознало солнце, разгневалось, целый день нещадно море палило, духоту в царстве Посейдона наводило. Вышел владыка для разговора. – Ты почем воду мутишь?! – Хорошо тебе, – припекло солнце, – прохладно на дне, тиной обмотался, и не видишь, что вокруг делается. Дева твоя новоприбывшая, что камень я ей согревала, с Песочным принцем в губы целуется, плечи его обнимает да кудри нежно перебирает. Блуд развела! – Перегрелось ты, что ли? Грозы просишь? Тьмы?! Будь по-твоему! Взмахнул трезубцем: грянул гром, тучи солнце укрыли. Рассмеялся Посейдон, победу празднуя. Не солнцу с ним тягаться. А слухи решил проверить. Колесницу у дворца оставил, чтоб внимания не привлекать, на дельфине приплыл, за камнем спрятался. Смотрит, весела девица, смех задиристый даже издали слышен, очи огнем пылают, щеки румянцем дышат, и не идет, а танцует в новых сандалиях, речам жарким внемлет. Песочный принц за талию обнимает, а она льнет к груди, губы нежности в ответ шепчут. – Ну, здравствуй, девица милая! – взвилась волна, владыку над миром поднимая, в трон претворяясь. – Здравствуй, верная! И тебе не хворать, мразь ты пыльная! Спряталась Анаит за спину принца, а он ее обратно к владыке подталкивает, себя выгораживает. – Не губи, величайший. Сам знаешь, как очи девичьи сильнее тины опутают, речи камушками в сердце пробьются, обломки ракушек ступни исколют. Не нужна мне дева мертвая. Не по нраву. Забирай, владыка, не гневайся. – Не по нраву, говоришь? Что ж так? Аль не дева уже, не девица? Грозно Посейдон посматривает, зубы скрипят, а глаза молниям небесным вторят. Усмотрел душу мелкую принца, решил, что нечего такому свет марать да направил на него трезубец. Только Анаит успела собою принца прикрыть. Улыбнулась ему на прощание и растаяла, одни сандалии на воде остались, закружились воронкою да в пенное кружево обернулись. Еще одна волна поднялась, лавиной на принца обрушилась. Сто раз о песок ударяла да обратно в море тянула, сто раз на колени ставила да покаяние выбивала. Сто раз пена лицо принца от боли оберегала, сто раз глаза его целовала. И единожды его слезы спрятала, когда понял принц, что сотворил, да поздно было. – Посему повеление выслушай, – прогремел, удаляясь, царь морской. – Сколько бы тебя волны не омывали, ступни будут галькой да ракушками исколоты. Сколько бы пена не скрывала, глаза будут пылью овеяны. Сколько бы освободиться не желал, руки будут тиной обмотаны. Сколько бы очиститься не стремился, всегда будешь усеян отходами да мошками. Так исполнилось предсказание древнее, мир и покой в царство морское возвращая. Так море в новый наряд обрядилось, а пена до сих пор Песочного принца не оставила. Каждую секунду омывает его израненные ступни и охлаждает от лучей ревнивого солнца. По сей день бродят по свету души Анаит и принца, пытаясь найти друг друга в искривленной реальности. По сей день между ними предательство и боль. По сей день – выбор. Даже если не узнают друг друга. И не простят. Кому суждено, встретится, а любовь только на прощении да покаянии и держится. И Песочный принц счастья достоин, если за него королева попросит. Голос Златы стих. Сказка закончилась. – Александровская, – заглянула в палату медсестра, – к тебе жених. Пусть зайдет или как обычно? – Жених? Пока я в шоке молчала, дверь распахнулась и зашел Матвей. – Я не услышал отказа, – сказал он. Подошел к окну, у которого я стояла, посмотрел внимательно, прижал к себе. – Здравствуй. Еще не собралась? Я тебя сегодня выписываю. – Твоя сказка в твоих руках, – сказала Злата и деликатно отвернулась. Сказка? Я крепче обняла Матвея. – Нужно поторопиться, – шепнул он, – я уезжаю в командировку. – Надолго? – Возможно, на несколько месяцев. Новый филиал открываем в Днепропетровске и генеральный… Не сказка. Моя реальность. Мы вернулись домой. Матвей выпил чашку кофе, выкурил сигарету и уехал. Я осталась в квартире одна. Я думала, что самое тяжелое – это подняться по лестнице, с которой упала, и удивилась, что практически не возникло никаких эмоций. Я спокойно поднялась на третий этаж, спокойно зашла в квартиру, спокойно сидела на кухне рядом с Матвеем, пока он рассказывал последние новости компании, спокойно восприняла новость о его переезде… А вот когда он уехал… Меня вывернуло наружу. Я кричала, выла, била посуду, пила вино из горла, я хохотала сквозь слезы. Я оплакивала своего сына, голос которого уже никогда не услышу. Я – мать? Я – убийца. Поставив отношения с Матвеем превыше всего, я лишилась того, кто любил бы меня просто так – потому что я есть, и потому, что я бы любила его. Я жила собой, сексом, работой – я практически не думала о ребенке. А теперь его нет. Я свободна от живота, голода, преследовавшего последний месяц, ужасного белья, страха перед будущим, ответственности. Свободна! Так почему же руки опускаются, будто на них кандалы? Почему кажется, будто на моих плечах сидит целый мир? Я сбрасываю чужие ноги, я пытаюсь идти прямо и падаю. Губы разбиты в кровь. Плевать! Мне некого целовать. Не хочу! Я устала от этой сказки… Как же там говорится? Даже Песочный принц имеет право на счастье, если за него вступится королева… Будь счастлив. С чего я дерзнула считать себя королевой? Считать себя твоей королевой? Перевернулась на спину – белый потолок красивее линолеума. Держась за стену, встала. Шаг, еще несколько – и кровать, а там – забвение, вино поможет. Падаю. Реву. Останавливаюсь… Вспоминаю падение с лестницы… Я видела убийцу моего сына. Я нахожу силы подняться. Спать. Я должна быть готова к ответному ходу. Убить. Чужого ребенка. За моего. Ты ждешь, не так ли? Маленькая девочка с неухоженными волосами. Надеюсь, ты еще не успела его полюбить. Терять больно. Глава № 24 В палате, свесив ноги с моей бывшей кровати, сидел мальчик лет десяти. Его смех я услышала еще за дверью –