Песочный принц в каменном городе

спасение – трамваи, люди, кондуктора. Впрочем, я не бежала, а мчалась, потому что ночью начинаю бояться всего и потому, что Привоз – место не для одиноко идущей девушки. Бежать надо было очень быстро, чтобы никто и не подумал догнать, а лучше – чтобы совсем не заметил. На трамвайной остановке ждало сильное разочарование – поломка на линии, а маршрутки уже не ходили. Я присела на скамью и впала в депрессию. Поцелуи и бросок через бедро – у кого хуже? Напротив умильно целовалась пара влюбленных. Видно было, что это у них не спонтанно, не случайно, не от нечего делать и не оттого, что не хотелось идти домой. На душе стало еще хуже. И словно чтобы добить меня окончательно, проворные старушки позанимали все места в подъехавшем трамвае, а мне пришлось сорок минут стоять с вытянутой вверх рукой. А-ля Ленин. Злилась на себя страшно. Может, если бы не строила из себя всемогущую и всепонимающую святую, меня бы пригласили в дом на чашку чая или хотя бы провели до остановки? В дом хотелось больше. Жить у чужих людей устала, хотелось теплоты и покоя, но, как говорится, покой нам только снится. Дверь в дом оказалась закрыта изнутри на массивный крючок, который кто-то успел подвесить. Выбора не было – пришлось стучать, и довольно долго и громко. Послышался скрип, ворчание, потом гневный женский выкрик. На пороге показалась та самая злая тетка. – Приходить надо вовремя! – прошипела она. – Шляется здесь! Карусели устроила! -Что? Мой голос прозвучал вяло и подавленно. Она схватила меня за плечо и впихнула в коридор. – Шо слышала. Достала со своими ландышами! Шас начнет таскаться то с тазиками, то с кастрюлями – спать не даст. Надо бабке рассказать! Теперь слышишь? Красопета! Так же бесцеремонно тетка впихнула меня в дверь моей комнаты, разразилась проклятиями и удалились. Я беспомощно опустилась на кровать. Сейчас настроение не спасла бы даже «коровка». Я боялась, ужасно боялась эту молдаванку, даже ноги тряслись. Оказывается, я – очень слабое существо, меня можно унизить, схватить в охапку, а я даже сопротивляться не стану, просто отмолчусь. Меня тошнило. От молдаванки, от бабки, а больше всего – от себя. Все во мне не настоящее. Строю из себя элиту, приехала покорять Одессу, а сама – ноль. Кто и за что меня полюбит? За слабость? За лицемерие? Первым порывом было собрать вещи и убраться отсюда, пока жива, вернуться домой. Свой город ненавидела с детства, но сейчас вспомнила, что ночью там особенно ярко и мирно горит свет в окнах, люди живут простой жизнью, их ждут и любят просто так, с обычными фигурами и без толстых кошельков. Я подумала о нашей квартире. Меня ведь никто не выгонял, никто не заставлял, мое обучение и попытки встретить принца больно ударили по семейному бюджету, но я знала, что на меня возлагали большие надежды, что родители только с этой мыслью ели всю зиму обмороженную картошку, и уехала. Я должна стать на ноги. Должна стать тем, кем меня хотели видеть, кем мечтала стать с детства. Именно эти мысли не позволили расплакаться. Есть люди, которые любят просто так, верят и молятся, а пока я не одна, ничего со мной не случится. Я смотрела в окно на звезды и улыбалась. Признак сумасшествия? Глава № 5 Артема не видела две недели – директриса просто заваливала работой. Соскучилась ужасно и как только представилась возможность, пришла на занятия. Он снова курил при входе. Один. Заметив меня, недовольно сдвинул брови. – Ты всегда думаешь только о себе? И не давая времени ответить, потянул в сторону от офиса. – Блин, я уже кашлять начал – столько курить. – А я причем? – При всем. Тебя жду. Ты где была? Он отбросил в сторону сигарету и чуть слышно прикоснулся к губам, отстранился и снова принялся ворчать: – Рак легких мне обеспечен. Нет, ты смеешься? Две недели! – Хочешь сказать, что ты на этом месте простоял ровно две недели? – Не смейся. Три раза в неделю, как на посту. Я больше не злилась. Милый мальчик. Ворчит, а меня распирает от смеха. Он потянул меня еще дальше. – Ты куда? – удивилась я. – Ты что, хочешь слушать эти лекции? Меня уже достало. В кино. – Целоваться? Он остановился, развернул меня к себе и долго рассматривал. – Если захочешь. Я захотела: целоваться Артем умел. Расстроило то, что сегодня он предпочел ограничиться одним сеансом. Сказать я, правда, ничего не решилась. Мы вышли на улицу, и я уже представила, как снова бегу мимо Привоза, снова жду трамвай, снова вижу перед собой счастливую парочку, а на душе пустота… Собралась с силами и улыбнулась, чмокнула его и уже даже шаг в сторону сделала. Артем схватил за руку и потянул на себя. Как же, поцелуй на прощанье. Я снова сделала шаг, и снова оказалась у его груди. Он уткнулся носом в макушку, я начала таять, а он шептать: – Мы идем в гости. Тоном говорил таким, что не поспоришь. – К кому? – спросила из любопытства, но уже бодро шагала рядом. – Ко мне. Я остановилась. Встречаться с его родителями не хотелось – больно напоминало смотрины. – Их нет дома. Я даже ускорила шаг, сердце бешено забилось. Не совершаю ли ошибку? Может, не стоит торопить события? К черту! Мне ужасно хотелось оказаться у него дома, хотелось, чтобы события поторопились, и мы остались одни. Не успела я зайти в коридор, как навстречу вышла женщина лет пятидесяти. Она с интересом рассматривала позднюю гостью, а я ее, из чего сделала вывод, что Артем похож на маму. А это была его мама. – Знакомьтесь, а я в душ. Итак, мальчик ретировался, а меня пригласили на кухню. Я с тоской подумала, что возвращаться домой все же придется. Плюс: попью чая в приличной компании в домашней обстановке, минус: возвращаться придется еще позже, чем две недели назад, и пинок мне снова обеспечен. – Наталья, – представилась я, так как мама Артема молчала, и начинать разговор не спешила. – Знаю. Женщина поставила на стол варенье, батон и мед, начала возиться с заваркой. -А меня можешь называть мама Артема. Спать будешь в комнате, дверь закрывается, – многозначительное замечание, – я не придерживаюсь современных взглядов. Вернулся Артем, и я не успела ответить. Он наклонился, чмокнул меня в щеку, расставил аляповатые чашки с чаем, подмигнул и безапелляционно заявил: – Спать мы будем в одной комнате. И прежде, чем его мать открыла рот, закончил: – Постелешь ей на диване, а мне на полу. Так тебе будет спокойнее. Мне тоже. Мама Артема, перекинувшись со мной парой незначительных фраз, удалилась выполнять просьбу сына. Артем нежно прикоснулся к моему лицу. – Ты не против? – Думала и не спросишь. – Спрашиваю. Его лицо приблизилось, дыхание обжигало кожу. – Я соскучился. Мы потянулись друг к другу, но рядом раздалось покашливание и сообщение, что все готово и пора спать. Мы поднялись, Артем обнял меня, притянув к себе спиной. Я смотрела в окно на тихий двор, фары проезжающих мимо машин, запоздалых пешеходов, и видела пустоту. Быть может, я ее чувствовала? – Иди в комнату, – прошептал Артем, – я сейчас приду. – Я без тебя не пойду. Я потянула его за руку и в комнату мы вошли вдвоем. Свет не включали, не до того да и ни к чему. Не сговариваясь, опустились на пол – диван мог скрипеть. Артем помогал мне избавиться от джинсов, а я с ужасом вспомнила, что не надела сегодня новое белье. Слава Богу, в темноте не было видно, как я покраснела, но Артем что-то почувствовал и отстранился. – Я хочу тебя, – прошептал с мольбой в голосе. И я наплевала на все. Я тоже его хотела. Такой нежности я раньше не знала. Наверное, это тоже было счастье. Под утро мы, чтобы не смущать маму Артема, разошлись по отведенным местам и уснули. Сквозь сон я слышала шарканье в коридоре, слышала, как Артем вышел из зала, прикрыв дверь, слышала его разговор с матерью. Говорили обо мне, причем, на повышенных тонах. Так, я поняла, что никто не позволит водить в дом невесть кого и не собирается стелить новую постель. А еще кормить. Потому что, как показалось маме Артема, я безумно голодная и стоптала половину батона и полбанки варенья. Я хотела подняться и сказать, что варенье я не ем вообще. Что ответил Артем, не расслышала, а вот его мама… Досталось и моей фигуре, и щекам, и усам. Я снова хотела подняться и заявить, что усов у меня нет и в принципе быть не может. Потом затронули болезненную тему. Приезжая. Нужна только квартира, разве не видно? И в постель сразу прыгнула только поэтому. Удар ниже пояса, и ведь не поспоришь. Хлопнула входная дверь, и через минуту Артем вернулся в комнату. От него пахло дымом – видно, нервничал и много курил. Интересно, что он сказал? Защитил? Хоть в чем-то? Или курил так много, потому что согласен с ней? Тогда только что он переспал с толстой усатой теткой, которая мечтает прописаться на веки вечные в его квартире, и которая спала с ним только ради этого. Впрочем, мысль эта была в моей голове ровно до тех пор, пока Артем не лег рядом. Не знаю, то ли он почувствовал, что не сплю, то ли специально хотел разбудить, но принялся целовать жарко, на выдохе. Притворяться не было сил, здесь бы и мертвый решил тряхнуть стариной. Я тоже тряхнула. Потом Артем поднялся, отсутствовал минут двадцать, а когда вернулся, насмешливо улыбался. В руках у него были мои трусики. – Я их постирал и погладил. Было светло, и он увидел, как я залилась румянцем. Да какой румянец – свекла и та была светлее моих щек. Я постаралась сбежать как можно быстрее – всему есть предел. К тому же, пора на работу. Это мальчик может себе позволить прогулять пару или две, нам же, людям взрослым, надо трудиться. Но спасибо ему – трудилась в свежем белье. При воспоминании об Артеме лицо растягивалось в улыбке. Все-таки жизнь налаживалась. И преподносила сюрпризы. Вечером, подойдя к калитке, я обнаружила на асфальте клочок бумаги. Не поленилась – подняла, и ахнула: двухсотгривневая купюра. Господи, спасибо! Огляделась по сторонам. Никого. Пока не нашелся хозяин подарка, ретировалась. Мир прекрасен? Переключилась на мысли об Артеме. Господи, как же было хорошо, и дома у него уютно, тихо, только мама его меня невзлюбила – это