трамваях. Конечно, если имели честь приходить. Дорога с пересадкой занимала два часа – это если повезет, и трамвай не сломается, а иногда приходилось сидеть в пустом обледенелом транспорте и ждать, когда дадут ток. Накладные, десять вечера, дальнобойщики, сальные ухмылки – и опять Ад. У Данте говорилось о девяти кругах, я прошла девяносто – три месяца, вплоть до Нового Года. На работе со мной, по-прежнему, никто не общался, я была в вакууме, но странно, ни разу не подумала о том, чтобы уехать домой, туда, где тепло и где тебя всегда ждут… Я похудела, прическа из модной снова превратилась в хвост, одежда поизносилась и болталась, иногда я слышала насмешки по этому поводу или мне так казалось – не скажу точно. Денег катастрофически не хватало, квартплату в очередной раз подняли сразу вдвое, тазик лопнул, одежда отсырела, я простыла, кашель разрывал легкие, а за стенкой слышалось ворчание: – Меньше курить будешь, курва! Видимо, мой кашель был слышен и в соседнем флигеле, потому как однажды в дверях возникла улыбчивая бабка с самодельным обогревателем, впихнула его у изголовья, и дав наставления по эксплуатации, удалилась. Благодаря обогревателю, за два дня я отогрелась, температура чуть спала – снова на работу. И снова столкнулась в дверях с одной из теток. – Похолодало, правда? – спросила она. И даже улыбнулась. – А бабушка наша отказывается включать отопление, – продолжила тетка. – Говорит: дорого, рано еще. Терпите или переезжайте. Я снова не отреагировала. Не нравятся мне резкие перемены. Не верю в них. – А у тебя в комнате тепло? Я молча прошла мимо, и этого мне не простили. Вечером, едва я переступила порог холодной комнаты, ворвалась бабка, гневно сверкнула глазами и унеслась с обогревателем. На кухне послышался дружный смех. В том, чьих это рук дело, сомневаться не приходилось. Простуда усилилась, кашель тоже, я практически не могла спать – задыхалась, скандалы за стеной и в мой адрес слышались уже отчетливей. Иногда под дверью обнаруживала цыганскую иглу или пучок седых волос. Иногда выходить из комнаты не хотелось, вставать не хотелось. Но мой Ангел-хранитель не отступал – прибавил злости. И пусть кто угодно скажет мне, что грешно и так далее, но только благодаря ей, злости, я поднималась с постели из инея, шла на работу, бежала мимо кладбища, возвращалась к полуночи, кашляя, задыхаясь, стирала одежду в холодной воде и… Дышала. Высшие силы есть, только иногда им нравится сунуть тебя в эпицентр неприятностей и посмотреть: станешь барахтаться или сразу лапки сложишь? Быть может, они, как и люди, делают на нас ставки. И если не сдашься после землетрясения твоего мирка, если поднимешь кирпич и скажешь себе: «Новый мир будет прочнее», они сбросят соломинку. Наверное, так. А, может, я вру или философствую просто от холода. А, может, в экстренных ситуациях обостряется интуиция. Каждому по вере его. Мой Ангел был рядом, и даже на шаг впереди. В один из вечеров. После работы, Наташа и Лена пригласили меня в бар. – Ты с нами? Не совсем приглашение, но я таковым его посчитала, потому что устала от одиночества, и верила, что это начало его конца. – Если приглашаете. – Ну, поедем. Мы пили пиво (ненавижу его), закусывали фисташками (до сих пор кажется, что соль на губах), девчата расспрашивали о моей жизни, иногда сочувственно кивали, удивлялись, а к концу подсунули счет. Один за всех. Я поняла, что у нас разные представления о приглашении. Ночь, я снова тряслась в трамвае, и мне казалось, что уже никогда не выйду из этого круга, никогда не стану на одну ступень с одесситами, никогда меня не отпустят холод и тишина. Во сне ко мне приходил Артем, я делилась с ним накипевшим, он обнимал меня крепко-крепко, потом отталкивал и уходил. Он тоже мне что-то говорил, но я никогда его не слышала. Не было ли это знаком, что мы – случайные попутчики на чужом пути? Глава № 9 Через неделю девчонки снова, как ни в чем не бывало, пригласили меня в бар. – Ты с нами? – Да, но за ваш счет. Перспектива снова платить за всех не привлекала. Девчата посмотрели на меня так, будто впервые видели, потом пожали плечами и мы спустились к ожидавшему такси. Первый раз я видела любимый город из окна автомобиля. Первый раз, поглотив гору фисташек и литр пива, заставила заплатить за себя чужих людей. – Пока, – сказала им и вышла из кафе. – Привет! – крикнули они из окна подъехавшей иномарки. Я успела замерзнуть на остановке и только махнула рукой. – Тебе куда? – Далеко. Черноморка. Обычно это отпугивало – взять хотя бы Артема. – Садись! Я не стала строить из себя девочку и села. Второй раз могли и не пригласить, а мороз крепчал, да и ботинки из дерматина готовы были развалиться на куски прямо на остановке. Хороша бы я была: снег, холод, а я в порванных колготках. Говорят, богатую женщину легко определить по целым колготкам даже под брюками. Ленкиного мужа звали Дима. Не помню, как он выглядел и о чем мы говорили в машине, главное в другом: мы говорили, со мной общались. Нет, с того вечера у нас не возникла крепкая женская дружба, но меня начали замечать, перестали перебегать из кабинета в кабинет, оставлять на колкости Андреевны, подставлять перед шефом. Девчата даже позволили общаться с их мальчиками, но в душе у меня был другой человек. До сих пор. И такое чувство, что так было всегда. Возможно, с девчатами нас сблизили общие переживания. Ходили слухи, что нашего добрейшего директора собираются сместить и нам тоже грядут увольнения. Слухи подтверждались грустью побитой собаки в глазах директора, его частыми вздохами без повода и частым употреблением слова «прорвемся». А через несколько недель слухи переименовались в правду. Леонид Михалыч пришел грустнее обычного, собрал нас в одном кабинете, без слов выставил на стол бутылку шампанского и пять пластиковых стаканчиков. – Пить? Уже на работе? – вскинулась Андреевна. – Отметим напоследок. – Леонид Михалыч, так это правда? – спросила Наташка. – Да, девчонки. Завтра приезжает регионал – директор директоров филиалов, и цель у него – наша ликвидация. Так-то. Пить не хотелось, но мы пили. Так нехотя бутылку и приговорили. Леонид Михалыч сбегал в кафе дальнобойщиков и принес еще две. – О-о! – уже радостно протянула Андреевна. Кто бы сейчас подумал, что она – рьяный борец за трезвость? Потом танцы, и в половине одиннадцатого я мчалась к троллейбусу, летела на винных парах, пока меня вдруг ни схватили за дубленку. Я дернулась, но мужчина, схвативший меня, был сильнее. – Ты на работе? – Да, я здесь работаю, но уже иду домой. Пусть знает, что я своя, местная. – Сколько? – Что сколько? Я освободила рукав и еще не зная, но уже догадываясь, начала делать маленькие шаги назад. – Час сколько? Кажется, мы говорили на разных языках. Права Андреевна: пить надо меньше. Голова отказывалась соображать, я посмотрела на часы и промямлила: – Без двадцати одиннадцать. – Что? – растерянно переспросил мужчина. – Время говорю: без двадцати одиннадцать. – А, понимаю, ночной тариф. Он благодушно рассмеялся. Ну, если он начал что-то понимать, то мои мозги вконец отключились – Где? – удивилась я. – В троллейбусе? Я знала, что ночью нет кондукторов и контроллеров, и можно сэкономить, но чтобы менялся тариф… – Обижаешь. Вон мая машина. – Ну, я за вас рада. Еще пара шагов назад. Причем здесь троллейбус и его машина? – Так сколько? Говори прямо. Быть может, я пьянее, чем думаю, и действительно получается неразборчиво? Я вздохнула, и терпеливо повторила: – Без двадцати одиннадцать, может, уже на минуту больше. Мужчина застыл столбом, встрепенулся. – Нет, час сколько? Час сколько? Сколько час? Нарвалась на иностранца? Удача? Нет, этот иностранец мне не нравился, так же, как и принц-вор с пляжа. Я рванула с места, подхватив полы дубленки и на ходу выкрикнула: – Десять сорок! – Чего? – донеслось вслед. – Часов! Утром, за чашечкой кофе, я рассказала Ленке о ночном придурке. – Он не придурок, – заступилась Ленка и рассказала мне о стометровке, на которой работали путаны дальнобойщиков. Вчерашняя картина предстала в ином свете. Видимо, в своей дешевой дубленке, ботинках с мужскими шнурками и перегаром изо рта я сошла за местечковую звезду. – Еще хорошо, что ты быстро бегаешь! – засмеялась Андреевна. И я сделала открытие: в соседнем кабинете все прекрасно слышно. И еще одно открытие: вместе с Андреевной там был директор. – Да, не зря я тебя принял на работу, – сказал он, заглянув к нам с Леной в кабинет. Веселье притупило страх, хотя до прибытия регионала оставалось двадцать минут. Ожидание его стерло напрочь. Прошел час и еще около того, когда меня с чашкой кофе в коридоре застал высокий незнакомый мужчина. Это та встреча, а которой говорят: судьбоносная. Когда ты всему по привычке противишься, но где-то наверху все давно решено. – Кофе? – Мужчина бросил взгляд на часы. – А мне сделаешь? Обычный мужчина, ничем, кроме роста, не привлекателен. Роста и, пожалуй, улыбки. И еще самоуверенных серых глаз. Я хмыкнула – секретарем не нанималась, но сделала доброе дело и подсказала: – Столовая на первом этаже. Громкий смех меня удивил. Более того, ввел в ступор. А наглость… Мужчина растрепал мою челку, проскочил в кабинет директора, уютно устроился за столом… – Вы… – Без сахара, – он вернул мне мой хмык. – Но с молоком. Улыбка его стал шире. И притягательней. Я сбросила оцепенение и сказала: – Кафе вниз на этаж и налево. Новый взрыв смеха. И если бы Андреевна не подверглась любопытству и не вышла из своего кабинета, неизвестно, что бы я успела наговорить тому, с кем лучше помалкивать. Заметив ее, мужчина, спросил: – А вы, наверное, Андреевна? И представился: – Матвей – региональный директор по югу и востоку. Я чертыхнулась про себя, Андреевна расплылась в улыбке, которая лет надцать назад, наверное, могла кружить головы мужчинам, региональный снова улыбнулся. – Кофе не остыл? – О! – Андреевна всплеснула руками, словно и не пила вчера за его скорейший крах. – Вы же с дороги, сейчас я вам кофе
Вы читаете Песочный принц в каменном городе