Песочный принц в каменном городе

а жить как? – С меня высчитывать не будут, – отрезала Оксана, холодно наблюдая за страданиями Ольги. – С тебя тоже. Я почувствовала комок в горле. Не знаю, кто вор, но я так же не без греха. Стащила когда-то с кассы две гривны. Потом, правда, вернула, и все же… не хорошо на душе было, скверно. И Ольга как овца побитая. Подошла, заглянула мне в глаза, словно ждала этого признания. Я отвернулась. – Оксан, а почему крайняя Ольга? Кто решил? – Директриса, – по слогам, как недоумку, пояснила Оксана. Ольга всхлипнула и снова спряталась в кладовой. И даже если вина не ее, ничего не докажешь. К примеру, о тех двух гривнах, что я брала в долг, никто не знал. А если брал кто-то еще? И не считал обязательным возвращать? А если сама директриса, у которой была привычка потребовать срочно деньги из черной кассы и даже не дать тебе времени пересчитать наличку? Я постучала к ней в кабинет. – Заходи, Наталья, – она приветливо махнула рукой. – Кофе вкусный. Будешь? И вафли есть, твои любимые. Садись. Ну, что там? Хнычет? Пускай. Она мне за все заплатит. Прямо под носом… – Алла Борисовна, почему вы решили, что это именно Ольга? Алла Борисовна удивленно заморгала ресницами. – Нас же трое. – Наташа, иди работай. Тебя это заботить не должно. И все же в ее взгляде мелькнуло сомнение. – Видеокамер нет, – сказала я, – деньги в кладовой, взять мог любой из нас. В том числе и ты, подумал я, но вслух не сказала. Директриса улыбнулась, словно догадавшись о моих мыслях, и выдала версию: – До Ольги у нас краж не было. Это она. Оксана работает у меня четыре года, я ей полностью доверяю, а Ольга пришла последней. Вот как. Пришла последней – достаточное доказательство, чтобы тебя обвинили в воровстве и угрожали расправой, если деньги чудесным образом не вернутся. – Я хочу уволиться. – Что? – Алла Борисовна, я не верю, что это Ольга. А если это она, то меня не устраивает обвинение только на том основании, что человек пришел в магазин последним, что он здесь работает меньше других. Меньше всех здесь работаю я. Ольга – год, а я – четыре месяца. После ее увольнения, если произойдет еще одна недостача, последней буду точно я. Я увольняюсь. – Ты делаешь ошибку. Директриса была так ошарашена, что поднялась, преодолела отделявшее нас расстояние и внимательно всматривалась в мое лицо. – Наташа, ты делаешь ошибку. Не принимай необдуманных решений. Иди. Иди работай. Она специально разыграла перед тобой представление, но меня не проведешь. Говорит: денег нет. У меня есть люди, которые заставят заплатить. Она заплатит мне за все, и даже больше. За все. Я найду способы. Надо признать, Алла Борисовна умела убеждать. Или гипнотизировать. Я вышла из ее кабинета, потерянно осмотрелась по сторонам. Зачем я устраивала бурю в стакане воды? Пустяк, да и только. – Мне жить не на что, – услышала рядом слова Ольги. Она сидела с очередной салфеткой рядом с по-прежнему равнодушной Оксаной. Не хочу быть на ее месте. Я вернулась в кабинет директрисы, бросила на стол фартук и вышла из магазина. На душе стало легче, вроде бы и не было никогда истории с двумя гривнами, не было унижения перед покупателями в магазине «Персик», не было ночных смен по отмыву сарделек. Чистый лист. Ровное дыхание. Прилив сил на задуманное. Я пришла на курсы, но Артема у входа не было. Он опаздывал. Или решил не приходить вовсе? Быть может, родители передумали на счет необходимости изучения языков? Кстати, папу его я так и не видела. И мама Артема о нем не упоминала. Тогда мне и в голову не могло прийти, что папы попросту не было, и что мой мальчик умеет и любит врать. Делать больно – легко. Вот пришел все-таки. Не один. С Наташкой-худышкой. Бросил мне «привет» и отвернулся к ней. Я почувствовала головокружение – быть может, упало давление, быть может, я даже в цвете лица изменилась, как говорят в Одессе – без разницы. Дешевая пудра – спасение от унижения. Представление набирало силу. Вот он склонился к острому ушку Наташки, что-то шепчет. Она хихикнула, покосилась в мою сторону и согласно кивнула. Мерзко. Канадец объявил перерыв – все вышли на улицу. Замешкавшись, я вышла тоже. Передо мной привычный барьер из спин, дым, смех и голос Артема: – А, может, потом в киношку рванем? – С тобой? – томный голос Наташки. – Вдвоем? Мурлык, хочу! Мурлык? Новое прозвище моего мальчика? Он бросил взгляд в мою сторону. – Мурлык – будет. Бросил сигарету и увел Наташку обратно на занятия. Группа потянулась следом за ними. Я осталась одна, в окружении затухающих окурков, в снегу, и чувствовала, как холод сквозь потертые ботинки пробирается в душу. Глава № 8 Я брела по ночному городу. Фонари, снег, фонари. Холод. Ночной город прекрасен. Я люблю его так же, как Артема, потому ли, что он причиняет идентичную боль? Вопреки? Я остановилась. Люблю? Артема? Пусть отмоется… Слова мамы Артема потушили возрождавшееся чувство к ее сыну. Показалось. Ничего не было. Если кто-то или что-то могло так же унять голод, я бы так и осталась ни с чем, вся в розовых соплях наивности и мыслями об Артеме, но пришлось встать, забыть все, что мешало сосредоточиться и искать работу. Плюс: мой диплом пару раз попросили для посмотреть, минус: после нескольких вопросов о менеджменте, возвращали обратно и обещали позвонить. Обещаний не выполняли. Через две недели я совсем упала духом, еще раз попросила в долг у родителей, еще раз потратила все деньги, еще раз скупила пачку газет с объявлениями. И благодаря одному из них узнала, что Черноморка – не конец географии, а центр вселенной по сравнению с Еврейским кладбищем и переулком Чапаева, куда меня пригласили на собеседование. База дальнобойщиков, гостиница дальнобойщиков, второй этаж, а там две комнаты с претензией на офис. Директор, пригласивший на встречу, не вызвал доверия. Слишком обходительный, слишком прищуривается, рассматривая меня, и бородка у него слишком стильная. Все слишком, даже тот простой, что он задал в качестве экзамена: – Включить компьютер сможешь? Я включила. – Принята. От счастья я едва не бросилась ему на грудь. Только обручальное кольцо у него на пальце и сдержало. – Пойдем знакомиться с коллективом, – сказал директор. Для знакомства пришлось спуститься на улицу к курившей симпатичной блондинке. – Лена… Она окинула нас упрекающим взглядом – мол, чего прервали? Директор как-то виновато посмотрел на нее, потом на меня. – Вот. Наташа. Хочет у нас работать. Компьютером владеет, но 1-С не знает. Я напряглась. По всему выходило, Лена здесь за главную, а директор для прикрытия, и от этой Лены зависело, как долго мне еще голодать. Молчание тянулось очень долго, как по мне – бесконечно, вдруг Лена приветливо улыбнулась. – Ничего. Научу. Таким образом, это был второй человек в очереди на мои поцелуи. Знакомство с коллективом продолжилось. Мы снова зашли в офис – пусть так, офис, польстим этой общаге. В одной из комнат сидели двое: женщина лет пятидесяти и молодая девушка лет двадцати. Красивая и тоже блондинка. В Одессе вообще много блондинок, как я успела заметить. – И как тебя зовут? – спросила блондинка. Тон капризный, но ссориться в первый день не хотелось – Наталья. – Наталья? Брови девушки недовольно поползли вверх. – Тяжелый характер. Прямо в точку, но, по всей видимости, и у тебя не простой. – Здесь есть одно правило, – продолжила девушка, – все мальчики наши. Все хорошие мальчики. Мои и Ленкины. Я поторопилась отмахнуться – мне сейчас не до них. – Наташа, – представилась девушка. – А это, – рука плавно указала на рядом сидящую женщину, – Андреевна. Теперь понятно, почему она знала о моем характере. Действительно, двум Наташам на одной территории тесновато. Я часто сталкивалась с Наташами – иногда от столкновения искры летели. Да и вот, из последнего – ту, что увела у меня Артема, тоже Наташей зовут. Но Лена мне понравилась – объясняла доходчиво и быстро. Я решила, что мы обязательно подружимся, ведь нас в офисе всего четверо – директор, Андреевна, ваяя Наташа и Лена, и мы примерно одного возраста. Директора и Андреевну вычеркиваем – не та весовая категория, а с девчонками, была уверена, сойдемся быстро. И ошибалась. С ними мне предстояло пройти и через бойкот, и через предательство, и через угрозы. Но пока я радовалась, что работаю не за прилавком, а в офисе, и хотя должность звучала малопривлекательно: «оператор ПК», и работала я до позднего вечера, здесь мог быть карьерный рост. И новые отношения. Я старалась забыть Артема. Ребята, которые так же числились в нашей компании, но работали на складе, говорят, были симпатичными. И слухи подтвердились. Как-то в кабинет, который мне делили с Ленкой, заглянули двое привлекательных парней, бросили пару шуток и ушли. – Вот запомни, – Наташка зашла в кабинет, – это и есть наши мальчики. И они, как мы договаривались, заняты. Я кивнула. Пусть так. В сравнении с Артемом они все равно проигрывали. Только работа. И я с головой ушла в нее и попытки обрести первых друзей в Одессе, не смотря на игнорирование коллектива. Я слышала, делались ставки, сколько я продержусь. Не огорчать же их – держалась, работала, молчала, злилась, отбивалась от шуток в свой адрес и все меньше и меньше делала ошибок в накладных. И все бы хорошо, жить можно, если бы день не сменялся вечером, когда предстояло идти к троллейбусной остановке вдоль кладбища, и вечера – ночью и сном в обнимку с ножом. Когда люди спорят: есть ли Рай, Ад и так далее, мне становится смешно. Есть. И Адом для меня стала та осень в Одессе. На улице становилось все холоднее, соседи никуда переезжать не собирались, а бабка не спешила ко мне с обогревателем. Новая порция снега с неба – транспорт задерживался, ломался, отказывался выходить из депо, стены в съемной лачуге покрылись моросью, от одежды стал исходить неприятный запах, я забиралась в ледяную постель, предварительно надев двое гамаш, двое носков, варежки, укутавшись в дубленку-подделку и приказывала себе спать. Просыпалась в пять утра, смотрела на звезды с неприязнью, стучала зубами от холода, надевала затхлую одежду и в шесть выезжала на первых