мыслями. Такой печали он не испытывал со дня кончины матери, когда впервые в жизни остался совсем один. И одиночество длилось до тех пор, пока он не женился на Розамунде. Они вместе переживут потерю Хью и смогут дать друг другу утешение и любовь. Вдвоем легче вынести утрату.
Розамунда и в самом деле проспала несколько дней, просыпаясь лишь на несколько минут, чтобы проглотить ложку бульона и выслушать ласковые слова мужа. Потом она снова пила зелье и засыпала. Только через неделю она очнулась по-настоящему. Дочери взобрались на постель, прижались к матери, щебеча о том, что их братик решил остаться с ангелами. Услышав это, Розамунда проглотила слезы и прижала к себе детишек.
На вторую неделю она поднялась с кровати и увидела, что снег растаял, а холмы снова зазеленели. Впервые выйдя из дома, она поспешила к маленькой могилке, где лежал ее сын. Простояв, как показалось Оуэну, целую вечность, она отвернулась и объявила:
– Я голодна.
Невероятное облегчение охватило его.
– Давай вернемся в дом и поедим, – предложил он.
Она взяла его за руку.
– Я знаю, это случайность. Больше такого не повторится. И у нас будет еще один сын, Оуэн.
– Обязательно, – согласился он, но тайком попросил Мейбл давать ей настой из семян моркови, чтобы на несколько месяцев предотвратить зачатие.
– Будет ли у нас сын, это воля Божья, – сказал он, – но я не желаю потерять свою любимую.
– Да, ей нужно полностью восстановить силы, – поддержала его Мейбл.
Жизнь покатилась по привычной колее. Поля были вспаханы и засеяны. Овощи посажены. Травы поднялись из-под прошлогодней соломы. Весна вступила в свои права.
Сады зацвели, и бело-розовые облака разливали в воздухе слабый, но сладостный запах. Никогда еще Розамунда не видела такой красоты.
Из Оттерли приехал Генри Болтон, притворившись, что скорбит об их несчастье, и предлагая брак между своим старшим сыном и Филиппой.
– Я пока еще не думал о свадьбах дочерей, – заявил Оуэн, – но когда настанет время, поищу женихов в других семьях. Приток свежей крови улучшает породу. Найди другую суженую для своего парнишки. Моих тебе не видать.
Поникший Генри поспешил уехать.
– Кажется, он наконец признал поражение, – заметила Розамунда, глядя ему вслед. – Вот уж не думала, что он откажется от мысли завладеть Фрайарсгейтом, но на этот раз он все понял.
– Несчастный, сломленный человек, – добавил Оуэн. – Распутное поведение жены его добило. Будь он в самом деле храбрецом, вышвырнул бы ее из дома. Но он – жалкий трус, как все наглецы, любящие издеваться над теми, кто слабее.
На какой-то момент Розамунде даже стало жаль Болтона. Он всегда считал себя неизмеримо выше единокровных братьев и презирал их за незаконное происхождение. Теперь же был вынужден смириться с неверностью жены и признать двух ее бастардов. Да и что ему оставалось делать?
Публично объявить себя рогоносцем? Нет, этого Генри вынести не мог. Поэтому стиснул зубы и смирился с тем, чего нельзя было изменить.
Теперь, когда в Англии правил Генрих VIII, новости приходили чаще, тем более что погода стояла теплая. По всем дорогам разгуливали бродячие торговцы, которые, слыша о богатом поместье, частенько туда заглядывали.
Супруги узнали, что король с королевой были коронованы двадцать четвертого июня, на Иванов день, в Вестминстерском аббатстве. Королевская чета прибыла на барке из Гринвича двадцать второго числа и по обычаю поселилась в лондонском Тауэре. Повсюду устраивались пышные празднества. Молодой король в богатом одеянии был поистине великолепен.
Снова пришло время жатвы, и на этот раз урожай был на редкость обилен. Амбары ломились от зерна, а фрукты собирали целыми бушелями. Оуэн принимал в сборе яблок и груш самое живое участие. По какой-то причине, которую Розамунда никогда не понимала, он обожал взбираться на верхушки деревьев и срывать оттуда плоды, до которых никто не мог дотянуться. Он сбрасывал их вниз поджидавшим под деревьями женщинам. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, как спуститься в подвал глубокой зимой и вернуться с сочным яблоком или грушей. Он частенько твердил Розамунде, что лежащие сверху плоды и есть те, которые он снял с самых верхних веток. Потом он с довольной улыбкой съедал фрукт.
Вот и в тот день, пока Розамунда подшивала подол нового платья Филиппы, он отправился в сад. Через некоторое время в зал вбежал Эдмунд. Она подняла глаза и улыбнулась в знак приветствия, вдруг подумав, что Эдмунд состарился прямо на глазах.
– Розамунда, – выдавил он.
– Что?
И тут она заметила Мейбл, стоявшую за спиной мужа.
– Розамунда, – повторил он и, к ее величайшему изумлению, разрыдался, как ребенок, громко всхлипывая и шмыгая носом.
– Иисус Мария! – оттолкнула Мейбл мужа.
Уж эти мужчины! Способны дать слабину в самый ответственный момент.
– Случилась беда, – начала она.
Розамунда вскочила. Крохотное платьице свалилось на пол.
– Оуэн?
