'вертикалей' - от почти неподвижных глубин истории до 'пены на гребне волны', т.е. политических событий. Известный итальянский буржуазный историк Эрнесто Сестан указал, в частности, на некоторые из таких 'вертикалей'[120]: морское пиратство, эпидемии, сезонные ритмы (лето со свойственной ему стремительной жизнью и зима с ее вечерней болтовней ни о чем в крестьянских домах), навигация, типы городов, демографические скачки, проблемы хлеба и голод и многие другие. Но синхронизация как метод исторического исследования, пренебрежение к генетическому анализу, отождествление несводимости детерминизма к одному из факторов с ненужностью отыскания решающих факторов исторического объяснения[29] — все это привело к тому, что большинство из выстроенных Броделем 'вертикалей' оказались в стороне от магистрального направления исторического развития и лишь частично, поверхностно соприкоснулись с проблемами генезиса капитализма, что было главным для рассматриваемой эпохи.
Однако в оценке 'Средиземноморья' Броделя нельзя ограничиться констатацией того, что удалось и что не удалось ему решить в конкретно-историческом плане. Надо иметь в виду, что эта работа представляет собой броделевскую модель объекта истории и способов его адекватного научного отражения, и в этом смысле ее значение для последующего развития исторической науки выходит далеко за рамки ее конкретного содержания.
Что касается работы Броделя 'Материальная цивилизация и капитализм', то здесь еще сложнее говорить о степени решения его исследовательской задачи, так как на сегодня мы имеем лишь одну из трех частей задуманного автором труда. Правда, во введении и в заключении к этой первой книге Бродель довольно определенно сказал о том, к чему он стремился и что намеревался сделать в будущем в плане общей оценки значения периода XV -XVIII вв. в масштабе всемирной истории. В самом начале этой работы мы находим внешне очень четкую постановку главной задачи: основной целью всего исследования Бродель считал выяснение того, 'каким образом тот порядок, та сложная система существования, которая ассоциируется с понятием 'старый режим', каким образом она, если ее рассматривать во всемирном масштабе, могла прийти в негодность, разорваться; как стало возможным выйти за ее пределы, преодолеть препятствия, свойственные этой системе? Как был прорван, как мог быть прорван потолок? И почему лишь в пользу некоторых, оказавшихся среди привилегированных на всей планете'[122].
Анализируя этот круг проблем в свете броделевского представления о главной исследовательской задаче исторической науки вообще и своей работы в частности, нельзя не обратить внимание прежде всего на грандиозность его замысла. Поставить перед собой цель воспроизвести на основе конкретно- исторического материала общую картину жизни мира на отрезке времени в четыре столетия, представить ее в виде единой системы и установить момент нарушения равновесия в этой системе, указать на узловые точки, в которых проявились разрывы, ответить на вопрос 'почему'— для такого замысла нужны были огромная целеустремленность и уверенность в своих силах.
Второе, на что хотелось бы обратить внимание,-это само существо поставленной Броделем проблемы. Марксистская историография рассматривает XV—XVIII вв. как один из переломных периодов мировой истории - период разложения феодального и становление капиталистического общественного строя[123]. Об этом Бродель отлично знал, в частности из трудов С.Д.Сказкина и Б.Ф.Поршнева, которые он высоко оценивал. Если под этим углом зрения посмотреть, как Бродель формулирует главную исследовательскую задачу, станет очевидным, что она только внешне выглядит четкой и ясной, на деле же порождает массу дополнительных вопросов. Почему, например, он говорит не о конкретном обществе или обществах, а упорно настаивает на мировом масштабе? Какой смысл он сам вкладывает в понятие 'старый режим'; подразумевает он под системой, которая 'пришла в негодность', феодализм, как предшествующий капитализму этап в истории человечества, или что-то иное? Что означает фраза о выходе за пределы разорвавшейся системы, о 'прорыве потолка'? Следует ли под этим понимать, что один строй прогнил, рухнул, а на смену ему пришел другой, более прогрессивный, или же здесь речь идет о нарушениях равновесия внутри одной системы связей в мире и об установлении новых связей? А может быть, 'прорвать потолок'—значит вырваться за пределы возможного, определяемые одной системой, в плане экономического роста? Наконец, что значит 'привилегированные'? Под этим понимается кто-то или что-то, т.е. сильные мира сего- класс капиталистов или же группа стран, какие-то регионы земного шара? А как понимать броделевское 'почему', отнесенное к этим 'привилегированным'? Может быть, оно целиком направлено на поиск причин превращения отдельных 'уголков' мира в разряд привилегированных?
В первой части работы Броделя 'Материальная цивилизация и капитализм' далеко не на все эти вопросы можно найти четкий ответ, даже на те из них, которые сформулированы самим автором в качестве главной исследовательской задачи. Возможно, в какой-то мере это объясняется незавершенностью работы. Но и то, что осуществлено Броделем, позволяет говорить о некоторых наиболее принципиальных его представлениях об историческом процессе.
Рассматривая во всемирном масштабе период с XV по XVIII в., пишет Бродель, следует говорить не об 'обществах'— это понятие, по его мнению, слишком расплывчато,—а о 'социоэкономиках' (socio- économies). В этом смысле, допускает Бродель, можно было бы даже воспользоваться терминологией К. Маркса при типологизации различных 'социоэкономических' архитектурных ансамблей—одних для рабов и рабовладельцев, других для крепостных и для сеньоров, третьих для деловых людей и для предшественников будущих капиталистов—при одном, однако, непременном условии: надо отбросить 'его четкие формулировки, жесткий порядок, который, как это казалось Марксу, заставляет любое общество двигаться от одного типа структуры к другому'[124].
Бродель предложил свои критерии типологизации, иерархизации, расположения 'социоэкономических' структур на планете, и в этом едва ли не главная идея всей его книги. Архитектурный ансамбль, который намеревался выстроить Бродель, планировался трехэтажным: материальная жизнь, экономика, капитализм. Сооружение свое Бродель начал, естественно, с первого 'этажа'. Здесь он безропотно подчинился неодолимой силе, увлекавшей его, как мощный магнит, и оказался наедине с предметом своих основных интересов — с землей. Он в который раз взывает к земле, пытаясь объяснить все сущее, все происходящее на ней. Что же можно объяснить с помощью этой 'безлюдности', этой рутины, с помощью этих смиренных проявлений жизни на самой низшей ее ступеньке? Все, утвержает Бродель, поскольку именно эта самая низшая ступенька включает в игру все остальные. 'Начиная с первой главы этой книги,— пишет он,—я пытался об этом сказать, подчеркивая разность уровней в неравном мире людей'[125]. Именно условиями материальной жизни объясняет Бродель разделение всех стран на планете на 'привилегированные', а к их числу он относит те, в которых зародился капитализм, и 'обездоленные', которые, 'довольствуясь бесконечной перефабрикацией своих структур в ограниченных рамках присущих им элементов', продолжают неизменно пребывать в числе 'застойных обществ', 'традиционных цивилизаций'.
Говоря о 'неравном мире людей', Бродель имел в виду не только различия между цивилизациями; неравенство присуще и каждой 'социоэкономической' структуре. 'На протяжении многих страниц этой книги,-пишет Бродель,—речь шла о бедных и богатых, о роскоши и нищете, о двух противоположных берегах жизни. Это повторяющиеся истины'[126].
В чем же причина неравенства в этом смысле? И здесь Бродель снова пытается 'дополнить' Маркса, 'превзойти' его. 'Нет,—решительно заявляет он,—не только в присвоении 'прибавочной стоимости'; оно возникает не только в процессе труда людей'. Неравенство, по мнению Броделя, проистекает также из-за различия в возможностях, из-за существования определенных условий, которые позволяют не только во всемирном масштабе, но и в рамках отдельной страны занять лучшее место, какой-то из 'участков', который будет более выгодно 'обрабатывать', чем другие. 'Выбирать, даже если этот выбор довольно ограничен,— какая огромная привилегия!'[127] Такими словами заканчивается книга Броделя 'Материальная цивилизация и капитализм'. В свете осуществленного нами анализа решения Броделем основной исследовательской задачи этот его вывод звучит как убедительное свидетельство ограниченности буржуазной исторической мысли.
Анализ историко-социологической концепции Броделя еще раз подтверждает органическую связь основополагающих принципов любой теории, представлений об объекте научного наблюдения с исследовательским методом. Бродель пользовался большим набором средств и методов исторического анализа. Он одним из первых во французской буржуазной историографии внедрил в практику метод моделирования[30]. В работах 'Средиземное море и мир
