Московского Университета, мастерски читал им вслух. Окончив Университет, он уехал добровольцем на русско-турецкую войну, стал офицером Сумского гусарского полка. Он уехал, будучи женихом красавицы графини Александры Павловны Барановой, которая следом за ним отправилась на фронт сестрой милосердия.
Родители моей бабушки были против ее свадьбы, считая партию невыгодной, и подыскивали ей более богатого жениха. Ведь у моего деда Лопухина, кроме знаний и собственной энергии, ничего не было. Но молодые так любили друг друга, что родителям невесты пришлось уступить.
После свадьбы дед мой вышел в отставку и стал служить в судебных учреждениях. Он начал с низов и дослужился до Губернского прокурора и председателя Губернского суда в Орле, в Туле, в Киеве, а кончил свою жизнь в Петербурге сенатором.
Еще недавно у нас хранилась папка с газетными вырезками — некрологами о нем. Дед мой был честным, благородным, на службе деятельным и отзывчивым, также идеальным мужем и отцом многочисленного семейства. И был он еще типичный Лопухин, веселый, жизнерадостный, которого все любили. И только желчный Витте, который в своих воспоминаниях ни о ком не отзывается положительно, называет его «настоящим русским барином с ленцой». Дед и барином-то не был. Кроме небольшого, в 26 десятин, имения Хилково Тульской губернии Крапивенского уезда, купленного на трудовые средства, он ничего не имел. А вся его долголетняя служба с постоянными повышениями говорит о его трудолюбии и о деловых качествах.
А семейство у него, даже для того плодовитого времени, было чрезвычайно многочисленным. Он имел одиннадцать человек детей и, кроме самого младшего Павлика, умершего в детстве, всех остальных сумел воспитать, сделать не просто порядочными, а действительно прекрасными людьми. Со своей женой Александрой Павловной — бабушкой Сашей, он прожил душа в душу до самой своей внезапной смерти в 1911 г. от инфаркта или, как тогда говорили, от грудной жабы, как и все Лопухины его поколения, не дожив до шестидесяти лет.
Еще когда они жили в Туле, хорошо их знавший Л.Н.Толстой так заинтересовался их дружной семьей, что собирался об них писать роман. На домашнем спектакле в Ясной Поляне «Плоды просвещения» Лопухин играл барина Звездинцева [О неосуществленном замысле Толстого — романе «Мать», в книге «Яснополянский сборник» за 1982 г. напечатано мое исследование. См. также мою заметку в журнале «Огонек» №37 за 1978 г. (прим. автора).].
Все свободное время он отдавал семье — читал книги жене, стали подрастать дети, и он ежедневно, систематически читал им по вечерам классиков: то переводные произведения, то ныне не печатающиеся, очень хорошие романы Маркевича, Эртеля, В.Сологуба. От своей матери знаю, что он очень любил Лескова, особенно «Мелочи архиерейской жизни» и «Соборян». Тогда в «Ниве» печаталось «Воскресение» Л.Толстого; приходил очередной номер журнала, и в гостиной вокруг стола собирались все, кроме маленьких детей.
Каждое лето семья уезжала в Хилково, которое все очень любили. Тринадцать десятин луга и тринадцать — фруктового сада было немного, но привольная жизнь в саду, на лугу, на берегу реки всем казалась прекрасной. Хилково находилось на реке Уперте недалеко от ее впадения в Упу. Название Уперта происходило от нескольких плотин и водяных мельниц, расположенных вдоль всего ее течения и запиравших ее; она была глубокая. В ней водилось множество рыбы, берега ее отличались живописностью, среди полей и лугов слегка холмистой местности зеленели рощи, там и сям белели колокольни...
Дети купались, удили рыбу, просто играли, съедали уйму яблок, моя мать с увлечением собирала бабочек. Мальчики ходили в штанах, засунутых в сапоги, в темных русских рубашках-косоворотках. Сапоги одевались только для гостей, для церкви, для фотографий, а все лето ребята бегали босиком. У моей матери были скромные ситцевые платьица с фартучком.
На зиму семья возвращалась из Хилкова по месту службы Сергея Алексеевича, сперва в Орел, потом в Тулу, потом в Киев. Митрополит Евлогий, который в молодости был репетитором в семье Лопухиных, рассказывал в своих воспоминаниях об их Тульской жизни, со смущеньем добавляя, что не очень они были, по его мнению, религиозными. Ходили ко второй половине обедни, к Херувимской, ко всенощной вообще не ходили, предпочитая оставаться дома и слушать чтение отца, постились лишь на Первой и Седьмой неделе Великого Поста, и на Седьмой говели.
Но, думается, не во внешних проявлениях надо было искать религиозность семьи. Они были просто верующими, без раздумий, без терзаний душевных, но и без ханжества.
Сыновья нередко шалили, но они не были хулиганами в теперешнем понимании этого слова. А раз к ним нанимались репетиторы, значит, они вряд ли хорошо учились.
6
Бабушка Саша была одной из дочерей графа Павла Трофимовича Баранова — Тверского губернатора, позднее министра путей сообщения, который был женат на Анне Алексеевне Васильчиковой, прославившейся своей красотой и в девичестве, и в старости. О ее красоте в старости пишет в своих воспоминаниях мой отец.
А граф Павел Трофимович был типичный придворный генерал с баками под Александра II, но между прочим, курносый. Он приходился братом моей прабабушке Луизе Трофимовне Голицыной. Вот почему мой дед со стороны отца и бабушка со стороны матери были между собой двоюродными, а значит, мои родители были между собой троюродными.
Достоевский, после каторги в Омске и солдатчины в Семипалатинске, получил разрешение вернуться в Россию без права жить в Петербурге и Москве. Он выбрал Тверь и прибыл туда в 1859 г. Губернатор, а особенно губернаторша приняли в его судьбе большое участие. А он знал Анну Алексеевну за двенадцать лет до этого, их познакомил ее двоюродный брат писатель Сологуб
Анна Алексеевна приняла живейшее участие в судьбе Достоевского, ее старшая дочь, сестра моей бабушки Юлия Павловна Муханова мне рассказывала о своем тверском детстве, что писатель постоянно
