приходил к ним запросто обедать. Губернатор, очевидно, по настоянию жены, поддерживал прошение Достоевского на «высочайшее имя», то есть самому царю Александру II. Вероятно, сыграл свою роль и дядя губернатора, министр Императорского двора граф Владимир Федорович Адлерберг. После четырехмесячного пребывания в Твери писатель получил разрешение выехать в Петербург.
Об отношениях между ним и моей прабабушкой я написал рассказ «Девушка в голубом». Нигде его не принимали, говорили: «Как можно больше о Достоевском и как можно меньше о прабабушке, незачем вообще упоминать — кем она Вам приходится». В конце концов в 1981 г. к столетней годовщине смерти писателя короткую выжимку рассказа напечатал «Огонек».
Интересна история ее портретов. На них она изображена юной прелестной девушкой в голубом платье.
Один портрет был огромных размеров и висел в гостиной квартиры бабушки Лопухиной на Староконюшенном переулке во флигеле дома №39. Портрет запечатлен на большой групповой фотографии, когда вся многочисленная семья Лопухиных 8 февраля 1914 г. в последний раз собралась вместе, отмечая третью годовщину смерти главы семьи — дедушки Сергея Алексеевича.
В 1918 г., когда бабушка с семьей старшего сына и с младшими дочерьми уехала на Восток, вещи были оставлены на хранение верным слугам. Но они вскоре умерли. В 20-х годах портрет видели у какого-то шведского дипломата; ведь посольство помещалось в том же Староконюшенном переулке. Очевидно, портрет теперь находится в Швеции.
А другой портрет Анны Алексеевны, небольшой, акварельный, я неожиданно обнаружил у своего двоюродного брата Петра Владимировича Трубецкого на стене столовой в его роскошной, с нашей точки зрения, квартире в городе Бурже во Франции. Сняли с него фотографию, и я привез негатив, один из отпечатков подарил в музей Достоевского, несколько подарил родным, один висит у меня.
У прабабушки Анны Алексеевны было семь человек детей — четыре дочери и три сына; остановлюсь на ее второй дочери Александре, а моей бабушке Саше. Я ее очень хорошо помню. Она была полной противоположностью моей главной бабушке, бабушке Голицыной, отличающейся общительностью, добротой, жизнерадостностью. А бабушка Саша была строгая, малоподвижная, ходила всегда прямо, не сгибаясь, говорила мало, поджимала тонкие губы, после смерти мужа носила темные платья с белым жабо. Она была красива, напоминала свою мать, ее отличал особенный с желтизной румянец на щеках, и на висках, и по сторонам подбородка; этот румянец передался моей матери и ее младшему брату Михаилу.
7
Дети вырастали, один за другим поступали в Университет; Николай, Алексей и Петр на юридический факультет, Рафаил на естественный. У них завелись новые друзья. Это прежде всего их троюродные братья — Александр Васильевич Давыдов — дядя Альда, впоследствии женившийся на их сестре — Екатерине, и младшие братья моего отца Александр и Владимир, а также Михаил Львович Толстой — дядя Миша. Я называл его дядей, по той причине, что он был женат на тете Лине (Александре Владимировне) Глебовой — лучшей подруге детства и девичества моей матери. А впрочем, и тетя Лина никак мне не приходилась теткой.
Один Михаил Толстой, к великому огорчению своего великого отца, был типичным прожигателем жизни, кутилой, гитаристом, исполнителем цыганских романсов. Остальные тоже кутили, ездили по цыганам, но денег у них, как правило, было мало, и потому, благодаря ли безденежью или благодаря здравому смыслу и влиянию родителей, но учились они в Университете серьезно и заканчивали его, все, кроме легкомысленного сына Толстого, поступали на службу.
Мой дядя — Николай Сергеевич Лопухин — служил в Москве, занимал разные должности, был мировым судьей. Он женился на дочери своей двоюродной сестры Елизаветы Николаевны Осоргиной Софии. После венчания молодые поехали в свадебное путешествие в Хилково, там их встретили крестьяне с хлебом- солью и поклонились в пояс, один старик обратился к молодой с такими словами:
Этими словами он привел ее в великое смущение.
Я очень хорошо помню дядю Колю, моего крестного отца, толстяка, веселого, остроумного. Когда он начинал что-либо рассказывать, все собирались вокруг него. Он очень любил меня, подзывал, о чем-то расспрашивал, иногда что-либо дарил... Со своей женой он был счастлив; к революции у них народилось трое детей.
На этом я обрываю рассказ о моих родных со стороны матери, в дальнейшем буду их вводить постоянно, как артистов на сцену, а чтобы читатель в них не путался, в конце книги прикладываю родословные таблицы и Голицыных, и Лопухиных.
Глава третья Жизнь родителей в деревне
1.
Прежде чем начинать эту главу, хочу оговориться: мы называли своих родителей Пап и Мам, с ударением на последнем слоге. Так всегда обращались в стародворянских семьях, а теперь подобное обращение сохранилось лишь за границей в нескольких русских эмигрантских семьях. Эти обращения на французский лад теперь устарели. Но я не хочу пользоваться нынешними общепринятыми, с ударением на первом слоге, поэтому везде в тексте ставлю — «мой отец» и «моя мать», хотя про себя думаю — «Пап» и «Мам».
