- Это конец нашей работы.
- Да, капитан.
Ублюдок. Один Евангелион вышвыривал нас всех на обочину. Прояви я хоть чуть-чуть больше смекалки - и я мог бы отсрочить неминуемое, да, мог бы. А еще я мог бы спасти двоих.
- Капитан, мне надо идти.
- С утра чтоб явился.
- Да.
Я не запомнил выражения ее лица - освещенного бликами, но в то же время упрятанного под густую тень челки. Потому что не чувствовал ничего. Меня обошли, убили из-за моей оплошности двоих человек, убили подло, мерзко, совсем по-человечески - сыграв на жалости. Я облажался.
И все равно мне было пусто, словно все произошло не со мной. Не здесь, не сейчас - на экране. Вот-вот я услышу финальную мелодию этой серии, пойдет анонс, и я краешком глаза увижу, что со мной произойдет в следующей серии, и, по крайней мере, буду знать, что все круто, на мне снова плащ, а в кармане пистолет.
На плечо шлепнулась тяжелая капля. Потом еще одна - и все вокруг сразу заспешили, прячась в машины, надевая маски, капюшоны и шляпы. Дождь снова на сцене - дождь из ледяного ада, который по всем правилам и законам физики должен быть снегом или в лучшем случае градинами.
Я сел в ховеркар и засмотрелся, как потеки змеятся по лобовому стеклу. Сквозь бегущую воду рвались иглы мигалок и габаритных огней, кто-то взлетал, кто-то сдвигался, мелькали тени, а я все смотрел.
И мне по-прежнему было пусто.
На торпеде перед стеклом обнаружилась чашка. Я нахмурился: 'Что она делает здесь?'
'Он знает, где я живу'.
Ты бежишь, оскальзываясь на ступенях - ведь лифт уже выключили, кому он нужен в три часа ночи. Ты понимаешь, что судьба уже отвернулась от тебя, что ты сегодня в заднице, но как же отчаянно ты цепляешься за ничтожную веру в утешительный приз. И потому ты еще торопишься, надеешься, тяжело дышишь пересохшим ртом.
Страшно получить, страшно хранить, но - боже-боже-боже! - как же невыносимо страшно терять.
Ты вбегаешь в квартиру, весь пустой внутри, легкий, будто из тебя выкачали весь воздух, и вдруг понимаешь, что дверь на месте, внутри все в порядке, а она сидит в кресле, что она смотрит на тебя сквозь темноту, которую ты так и не решился разорвать.
Это как конец света - или его начало, но тебе ведь наплевать сейчас на метафоры. Ты опускаешься на пол рядом с ней, снимаешь с ее коленей альбом - она его просто держала, не смотрела же, в самом деле, в такой тьме?
И просто кладешь пустую голову ей на колени.
Так просто и так сложно.
Ты слушаешь удары своего сердца, твой висок просто разрывает пульсом, пульс должен бить ей в ноги, как отбойный молоток, и вдруг ты чувствуешь, как ладонь нерешительно ложится на макушку - просто ложится, а потом слегка оглаживает колючую проволоку, которая заменяет тебе волосы.
Это как откровение.
И ты этим откровением понимаешь, что она завтра будет здесь, у тебя. Что вы будете разговаривать - по-своему. Что ее взгляд наполнит твою ежеутреннюю, ежесекундную пустоту. Что ты ее однажды обнимешь крепче, чем стоило бы, и она - смешно представить - ответит.
Но это все ерунда, ведь ты достаточно взрослый, чтобы понимать: ничего круче этого момента в твоей жизни уже не произойдет.
Глава 10
- А ты не заметил у него шейный рефлекс?
- Отстань.
Аска шмыгнула носом и покрутила колесико мыши, уткнувшись в экран.
- Синдзи, но ведь это же!..
Я поднял на нее взгляд - тяжелый и тупой, надо понимать, - подумал и решил ничего не говорить. Глаза у меня слипались, в голове звенело после сыворотки 'колд-фри', помноженной на мои переживания и бессонную ночь. Если бы не Аянами, правду сказать, меня бы на работу привезли разве что для набивания чучела. Вот ведь парадокс: один Евангелион накануне смешивает некоего Синдзи Икари с дерьмом, а другой до рассвета держит прохладную ладонь на моем лбу, пока меня трясет от лекарств, стимуляторов и чувства собственной ничтожности.
''Клин клином вышибают, или Ох уж эти синтетики'. Драма в двух действиях. С продолжением'.
Кацураги впервые проводила оперативку с таким лицом. Ребята впервые сидели, словно на похоронах, и только Аска порывалась что-то сказать, затребовала список вопросов, которые я задавал, треснула кулаком по столу и выскочила прочь - задолго до конца совещания.
Черт, я ее ненавижу. Реально ненавижу. Она раз двадцать слушала эту чертову запись ВК-теста Каору Нагисы - слушала в моем, мать его, кабинете, при мне, при живом мне! И теперь я с наслаждением смотрел, как стерва исходит бессильной яростью: да, Сорью, прими это, тест был проведен верно. Но не вздумай только напоминать, что я все же облажался - но уже после тестирования. Двадцать минут назад Аске надоело слушать логи Войта-Кампфа, и она принялась уточнять детали, заравнивая своим иезуитством те немногие извилины, что остались в моих мозгах.
- Синдзи, ты его найдешь.
'Что, и это все?' Я изумленно поднял на нее взгляд:
- Представляешь, я в курсе. Мне за это деньги платят.
- Ты не понял, болван. Я не о том.
Я отвернулся и полез в карман за зажигалкой. Не понял я, как же. У меня в голове творится черти что, но не так уж я и туп.
- Аска, давай сейчас тут развезем дискуссию на тему: 'Плевать на бабло, только дайте мне его за горло подержать'. Давай, а? Всем сразу полегчает.
- Иди в жопу, понял? - Аска убрала локон за ухо, встала и уперлась ладонями в мой стол. - Мне не надо, чтоб тебе полегчало, мне нужен напарник, а не рефлексирующая простокваша! На кой хрен тебя сторожить, если ты завалишь дело? Мое в том числе дело? А?
'А, вон она чего бесится. Ждет, что я стану сопливой девочкой, провалюсь и утащу ее с собой. А тут еще и капитан отличилась: назначила Аску моей нянькой'.
Я ухмыльнулся.
- Аска, не выдумывай мне всяких мотиваций и прочей воли к жизни, - посоветовал я. - Мне не обязательно ненавидеть свою мишень, чтобы ее прострелить.
- Да ладно? - очень натурально изумилась рыжая, подалась вперед и ухватила меня за галстук. - Значит, ты настолько мямля, что не можешь ненавидеть эту тварь? Он ведь попользовал тебя и убил этих идиотов!
Хватка у нее была очень правильной и крепкой - узел в момент стянул мне горло. Ее лицо, раскрасневшееся и крайне недоброе, оказалось в нескольких сантиметрах от моего собственного. Да у нее веснушки, понял я. А еще я понял, что если слегка отвлечься от контекста, то ситуация даже возбуждает. Интересно, у меня асфиксофилия или - пожалуйста-пожалуйста! - просто симпатия к волевым девушкам?
- Мне насрать на Каору, - прохрипел я. - Он - моя мишень. И точка.
Она отпустила галстук, и я тут же ослабил его, надеясь, что это выглядело не слишком поспешно.
- Слюнтяй, - резюмировала она и рухнула в свое кресло. - Того, кто сотворил такое, мало просто убить.
