причислить себя к наследникам Храма.
— Знакомое лицо? — Кутри, расправляя рубаху, подошел к Сетару. Тот склонился над скелетом, лежавшим в стороне на камнях. — Или просто соболезнуешь?
— Отчего-то он выглядит таким же несчастным, как и другие, — дружинник натянуто улыбнулся, — хотя положение тела говорит о том, что умер он не в сражении.
— Он мог скончаться от ран, или его убили во сне, — монах присел, чтобы рассмотреть кости.
— Все возможно, — согласился Сетар. — Так или иначе его оружие вряд ли пробовало крови собратьев, и никто не вернется за ним с того света.
Он потянул за сверкающую в свете факела рукоять и извлек из-под обломков породы длинный меч. Узкое прямое лезвие в полсажени длиной расширялось лишь к самому эфесу в форме наконечника стрелы. На широком перекрестье и круглом набалдашнике красовалась лазурная отделка. Размером меч походил на полуторник армии Порядка, но весил меньше и был лучше уравновешен. Сетар поднял клинок, сжал рукоять до хруста пальцев и выдохнул почти что с блаженством.
— Поглядите на него, — Онтао усмехнулся, почесав кончик длинного носа. — Будто прожженная пьянь добралась до бутылки Старого вина.
Пока дружинник любовался оружием, Кутри изучал кинжал, лежавший рядом, и неожиданно обнаружил на его лезвии выскобленную надпись — символы еле уместились и были трудно различимы. Он подозвал Ланво, и ведун прочитал вслух:
— «Слишком далеко, слишком глубоко. Битву против самих себя нам не выиграть. Опасайтесь тайны».
— Предупреждение для таких как мы, — Холвет поднялся с корточек. — Что бы оно могло значить?
— Там что-то про битву, — закряхтел Будор, нагибаясь за небольшим круглым щитом, который не тяжело нести. — Больше мне знать не надо — к битве я готов.
— Зря ты это сделал, — Ярнея с укором посмотрела на него. — Если это путешествие нас чему-то и научило, так это уважению к мертвецам.
— Да брось, — воин махнул свободной рукой. — Мертвецу он не нужен, а мне, вот увидишь, еще пригодится.
— Лучше бы не пригодился, — вздохнула Кителиа. — Лучше бы все это уже закончилось. Для этого надо идти дальше, но как хочется отдохнуть еще самую малость!
— Отдохнем в другом месте, — угрюмо возразил Камдоб. — Здесь уже занято.
Минули еще три развилки и снова сделали привал. Ноги пока держали хорошо, однако нарастающая тяжесть в мыслях мешала продвигаться быстрее. Быть может, и они зашли слишком далеко и спустились слишком глубоко? Послание на кинжале предупреждало об опасности. Оно было создано сотни лет назад, но только что путники воочию увидели, что сотни лет для пещеры — не так уж долго.
Сетар сидел, привалившись к стене, и точил твердый металл клинка об обломок черной породы. Он досадовал, что не знает, схожи ли его тревоги с помыслами остальных. Но сам он не решался заговорить о насущном, чтобы понапрасну не омрачать их надломленный дух. И уж точно не всеми мыслями он был готов поделиться.
Он снова думал о Ярнее. Тайком он следил за каждым ее движением. Как она зачесывает назад локоны все еще чистых волос, как массирует уставшие ноги и шею, как поправляет открытый камзол. Не желал, а смотрел. И подумал, что его «невинная игра» вдруг превратилась в одержимость. Наверное, спутники были правы в своих упреках.
— А не спеть ли нам песню, друзья? — прервал молчание Онтао. — Что-то мы закисли быстрее молока, разве такое простительно третийцам? — ответа не последовало, и он весело добавил: — Раз так, я наиграю, а кто- нибудь споет.
— Я могу спеть под музыку, — Кителиа подняла брови. — Но спокойную.
— Чем ты будешь играть, балагур? — хмуро спросил Холвет. — Твоя лютня пропала после встречи с черным зверем. Как наши лошади и наша отвага.
— И еда, — напомнил Камдоб.
— Я уж найду, чем сыграть, не волнуйтесь.
Онтао подмигнул девушке и вынул из внутреннего кармана дудочку. Он затянул простой медленный мотив, и Кителиа быстро подобрала слова. Она пела об озорном ребенке, который любил убегать из деревни в дубовый лес и говорить с ним на языке травы и воды.
Путники хорошо знали песню, и по их просветлевшим лицам было видно, что они вспоминают о доме. Не о нынешнем, а о прошлом, ведь тоже когда-то были озорными детьми.
Сетар же вспомнил детей, которых знал в Холмах — их было много. Он стал перечислять про себя их имена и споткнулся на одном: Весо. Это имя не принадлежало ребенку из деревни. Так звали мальчика, что явился ему на болоте.
Сейчас Сетар не стал жалеть о прошлом, которого не вернуть, а подумал о будущем. Он подумал о детях, которых должен защитить, и эта мысль придала ему сил.
Не то молитвы путников были услышаны, не то горы сами смилостивились над ними, но названия проходов на следующей развилке дали понять, что они куда-то пришли.
— «Налево и туда», «Направо и сюда», «Конец и начало», если я не забыл язык, — объявил Ланво. — Полагаю, мы снова выберем средний.
— Правильно, — твердо сказала Ярнея. — И есть надежда, что это последний выбор.
Узкий петляющий коридор закончился ступенями, которые круто вели к выходу. Когда они окончили подъем, то глазам их предстала пещера, какой они доселе не видали. Она была поистине огромной: тусклый свет факела рассеивал темноту на три дюжины шагов, но ни стен, ни свода он не обнаружил. Виден был лишь пол, а точнее то, что его заменяло. Вместо сплошного черного камня он состоял из несчетного числа островков серой породы. Острова соединялись навесными каменными дорожками в пять-восемь шагов, а их известняковые основания тонули во мраке глубины.
— Вот тебе и пришли, — Онтао провел по заросшему щетиной подбородку. — Будто огромная паутина, не хватает лишь большого каменного паука в центре.
— Может, он там и сидит? — будто серьезно сказал Холвет. — Мы не знаем, где центр.
— Надо идти до стены, — предложил Будор. — У нас три факела — поделимся по три человека, и вперед.
— Хо-хо-хо! — Малыш похлопал брата по спине. — Раз в год и в этой голове рождается идея.
Путники разделились нехотя, но выбора не было: оставшиеся факелы скоро догорят, и в темноте по этой каменной сети они могли бы ходить вечно.
Сетар облегчил всем задачу распределения и взял с собой Кителию и Будора — тот шепнул, что хочет о чем-то поговорить. Онтао и Ланво выразили желание идти с Ярнеей. Решение было принято, и они поспешили отправиться во тьму в поисках выхода.
Сетар осторожно ступал по крошащимся дорожкам, ведя за руку Кителию. Она держала его не так крепко, как обычно — пустяк, казалось бы. Но он понимал, что подруга еще не простила его. «Разберусь потом, — твердил он про себя. — Все прощала и это простит. И мои чувства к Ярнее тоже поймет».
Вдруг все мысли выветрил воздушный поток, который принес шепчущий вздох. Дважды они слышали его в долине, и ничего хорошего он не предвещал.
— Опять этот голос, — Сетар повернулся к Будору. — Надо найти остальных, я не вижу их огней.
— Пока они без нас обойдутся, — ответил воин с несвойственным ему коварством и бросил факел к ногам. — Без вас обойдутся и вовсе.
Сетар заметил, что они находятся на обособленном острове. Обе дорожки, подходившие к нему, вели назад. И путь назад перегородил Будор. Его щит и палаш были подняты в боевой стойке, а в глазах пылал огонь. Поймав их гневный взгляд, Кителиа обомлела от испуга и спряталась за спиной друга.
— Ты не перепутал нас с едой, приятель? — пошутил Сетар, хотя понял, в чем дело. — Опомнись, не слушай колдовских приказов!
— Я больше никого не слушаю! — рявкнул наемник. — Все думают, я туго соображаю. А я один распознал твой замысел, — он подступил на шаг, и дружинник обнажил свое оружие, — ты хочешь забрать нашу Ярнею! Я тебе не позволю!
Под крик Кителии Будор набросился на противника, ожидая скорой расправы над ним. Но Сетар вспомнил «главное правило защиты» Борвола, своего вожака и мастера меча: «Центр лезвия всегда перед глазами». Он следовал ему и быстрыми поворотами в воздухе легкого клинка отражал град выпадов, которым осыпал его боец Ветра.
И все же долго так продолжаться не могло: обезумевший Будор не чувствовал усталости, а руки Сетара стали тяжелеть. Он отступил и остановил жестом солдата Ярости.
— Ты прав, — задыхаясь, говорил он. — Я вас обманывал, но это дело только между нами. Пусть Кителиа уйдет, она здесь ни при чем.
— Конечно, почему нет? — воин согласился слишком просто.
Сетар силой вытолкнул потерявшую дар речи девушку вперед. Будор сделал вид, что пропускает ее, но когда она проходила мимо, он внезапным ударом щита отбросил ее к краю острова. У Кителии сбилось дыхание, и она не могла подняться.
— Отпустить ее, чтоб позвала моих друзей, ослепших от твоего очарования? — воин оскалился. — Ты, верткий подонок, все еще принимаешь меня за дурака! За это она умрет медленно.
Он напрасно произнес последние слова. Взор Сетара заволокло пеленой, а меч задрожал от напряжения его рук. Подняв клинок над головой, он с дикой быстротой начал сам осыпать противника могучим ударами. Тот лишь успевал подставлять щит и о нападении мгновенно забыл.
— Что за черт?! — кричал Будор. — Так нечестно, ты не умеешь! Ты должен был сдохнуть!
Еще серия ударов, и его щит полетел в пропасть. Солдат помотал головой.
— Все, остановись! — взмолился он, обуздав свою ярость. — Это был щит, все из-за него!
Сетар не стал его слушать. Следующим движением он выбил его оружие и занес меч для решающего удара. Но снова этот неведомый голос.
