Вот стихотворение Мандельштама, пытаясь разгадать ко­торое, бьются поэты, художники, литературоведы, просто любители искусства. По поводу этого стихотворения исписаны тысячи страниц, предложены сотни вариантов.

Давно выяснили, что оно создано под впечатлением картины Клода Моне (модуляция 10) под названием «Сирень на солнце». Давно просмотрели каждую деталь на картине. (У вас тоже есть такая возможность.) Пытались найти шмеля, который «хозяйничает» в «этом сол­нечном развале».

Поскольку я - тоже один из тех, кто бьётся, то осмелюсь поделиться с вами моими мыслями по поводу этого стихотворения:

Художник нам изобразил глубокий обморок сирени.

Здесь очень хорошо ощущается ирония поэта. Дело в том, что первая и вторая строчки абсолютно не соот­ветствуют друг другу.

Первая - традиционное начало лекции традиционного музей­ного экскурсовода. Вторая же звучит так, что, услыхав её, нормальный музейный экскурсовод тотчас же сам упал бы в обморок. Потому что после традиционной первой строчки должна следовать столь же традиционная вторая. Например, так:

Художник нам изобразил сирень под жарким июньским солнцем.

И вдруг совершенно неожиданное про то, что на картине изоб­ражён «Глубокий обморок сирени»!!!

А дальше - и совсем уж не про живопись, а почему-то про музыку:

И красок

звучные ступени

На холст, как струпья, положил.

Почему же краски стали «звучными ступенями»? Да, конечно же, потому что в музыке, как и в живописи, есть единые понятия и слова.

Например,
цветовая гамма в живописи и гамма в музыке;
хроматика
цвета в живописи и хроматическая гамма
в музыке,
музыкальный и живописный
колорит.

Но почему
ступени красок звучат?

Да это же прямая аналогия с высказыванием Микеланджело - гения эпохи Возрождения, который сказал: «Хорошая живопись - это музыка, это мелодия».

А что может значить строка

«Он понял масла густоту»?

Думаю, не что иное, как тайное продолжение идеи связи меж­ду живописью и музыкой. Ибо «густота масла» идёт по аналогии с густотой звука. Масло в живописи - то же, что звук в музыке. Музыкальный звук может быть густым, как масло, и прозрач­но-акварельным.

А вот дальше - совсем уж непросто:

Его запёкшееся лето Лиловым мозгом разогрето, Расширенное в духоту.

Поскольку тела при нагревании расширяются, то лето расширилось, как тело, из-за духоты стало материаль­но осязаемым.

Но что это за «лиловый мозг», который «разогрел» лето? Речь, думается мне, идёт о мозге создателя этой жары на холсте. О мозге художника. Мозг, который, как кажется художнику, сам стал лиловым из- за

огромного
количества сиренево-лиловых оттенков.

Мозг мастера, который воссоздал на полотне «запёкшееся лето».

Известно, что лиловый цвет тормозит всякую деятельность. Когда жара достигает пределов, а солнце палит немилосердно, то перед уставшими от света и жары глазами человека появляются лиловые пятна.

А дальше:

А тень-то, тень всё лиловей...

Почему тень лиловей?

Да потому, что в правой части картины виден особый сгусток лилового цвета, который можно увидеть как дым кухни, которая находится за деревьями. Поэтому следом появляется образ возможных «поваров на кухне», которые «готовят жирных голубей».

Но откуда известно, что голуби жирные? А по дыму. Ведь когда жарят жирную пищу, то жир, стекая на огонь, уве­личивает количество дыма.

Но есть в этом четверостишии одна строчка, которую совер­шенно невозможно объяснить логически.

Я
верну все четыре строчки и выделю самую непонятную.

А тень-то, тень всё лиловей, Свисток иль хлыст, как спичка, тухнет, - Ты скажешь: повара на кухне Готовят жирных голубей.

Вот это странное «свисток иль хлыст, как спичка, тухнет». Что это?

Это тот случай, когда я чувствую, но объяснить до конца, ви­димо, не смогу. И всё же попробую.

Воздух на картине столь плотен, так насыщен, что если за­свистеть в свисток, то звук не пройдёт - он потухнет в плотности картины. Как жар спички не ощутить в жаре лета.

И хлыст не в состоянии рассечь эту бесконечную плот­ность живописной фактуры. Нет места ни для звука, ни для проникновения.

Теперь можно вздохнуть спокойно.

Ибо последние строки стиха - это сама суть живописи не только данного художника- импрессиониста, но и импрессионизма как художественного направления в изобразительном искусстве.

Даю здесь ещё раз четыре последние строчки и выделяю сло­ва - самые важные для характеристики живописи таких художни­ков импрессионистов, как К. Моне и К. Писарро, О. Ренуар и Э. Дега, А. Сисслей и Э. Мане:

Угадывается
качель,
Недомалёваны вуали,
И в этом
солнечном развале
Уже хозяйничает шмель.

Всё, что бы ни писали искусствоведы о художниках-импрес­сионистах, толстые книги и диссертации - все эти писания будут вариациями на тему

УГАДЫВАЕТСЯ, НЕДОМАЛЁВАНЫ, СОЛНЕЧНЫЙ РАЗВАЛ.

Ибо весь импрессионизм в живописи - это намёки, загад­ки, полутона, недосказанность, тайна, солнечные блики, раз­валы, блёстки.

Одним словом - «впечатления» (от французского

impression
-
«впечатление»),

(О художниках-импрессионистах смотрите модуляцию 11.)

Друзья мои!

Прочитали всё, что я здесь написал про стихотворение Ман­дельштама?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×