самодельные ножи и кастеты – было у всех, но воспользоваться им попытались только двое, остальные посчитали, что справиться со странным голым типом, не отличающимся могучим сложением, будет совсем просто. Для меня же главная сложность состояла не в том, чтобы расправиться с нападавшими, а в необходимости сделать это самым естественным образом. Движения Убийцы столь быстры, что незаметны глазу обычного человека, поэтому производят впечатление события сверхъестественного. А мне этого было совершенно не нужно.
Я старался быть медленным и осторожным, подражая манере мастеров Южного Боя, искусством которых можно полюбоваться по праздникам на ярмарках, и это практически удалось. После трех сломанных рук и вывернутой из сустава ноги желающих продолжить дискуссию на повышенных тонах не оказалось. Ночные люди уважают силу и обладают хорошей благоприобретенной способностью определять ее и соразмерять с собственной. Я, кстати, вовсе не собирался занимать какое-либо положение в тюремном обществе – мною двигал сугубо практический интерес – одежда у главаря должна быть чище, чем у прочих. Сутулый обитатель Каземата скинул одежду, бережно придерживая правую руку, чуть не вылетевшую из плеча при попытке ударить меня ножом, и юркнул куда-то за трехъярусные нары. Он навсегда потерял уважение и отныне будет вынужден довольствоваться положением изгоя. Многие на его мести предпочли бы умереть, но он, встретившись со мной глазами, на себе почувствовал смертный холод, исходящий из взгляда Убийцы, и находился в состоянии, близком к потере рассудка. Я принялся натягивать его вещи.
– А не поторопился ли ты, мальчик?
Я оглянулся. С одиночных нар, стоящих немного в стороне от остальных, поднялся человек, которого смело можно назвать гигантом. По размерам он, пожалуй, не уступал Легионерам. Гигант не спеша приближался, демонстративно разминая руки. В обществе обитателей Каземата было не принято откладывать схватку за власть. Придется забыть о нежелании занять ведущее место в общественной иерархии камеры.
– Сядь на место.
Гигант остановился. Я прекрасно знал говорившего, это был ни кто иной, как Ночной Хозяин Мотт Малыш. Он сидел на общих нарах, окруженный своими людьми. Его слово подействовало не хуже вразумляющего удара кнута. Гигант что-то пробормотал и вернулся на место.
А вот это уже настоящая неожиданность. Я предполагал, что Мотта уже нет в живых, или же он содержится на нижнем уровне Каземата в клетке для особо опасных злодеев. Но уж никак не в общей камере вместе со своими ночными работничками. Ошибка и неразбериха? Исключено. Стало быть, его роль во все этой истории не так проста и однозначна.
Мотт поманил меня пальцем, я подошел и встал, облокотившись о нары. Поза свободная, но не агрессивная.
– Кто такой? – Мотт спрашивал как высший у низшего, не глядя на меня.
Я помедлил с ответом, ровно столько, чтобы продемонстрировать свою независимость и спокойно ответил:
– Человек прохожий.
Мотт повернулся и внимательно оглядел меня с ног до головы. Узнать Убийцу он не мог, поскольку видел меня только в измененном обличии.
– Ну, садись… прохожий.
С нар соскочил невысокий человечек с лисьими чертами лица, уступая место. Я присел рядом с Ночным Хозяином. Мотт еще раз оглядел меня, словно пытался найти знакомые черты, затем произнес:
– Рассказывай, кто, откуда, как в таком виде в приличном обществе появиться решил?
Рассказ о провинциальном чиновнике, случайно оказавшемся в Столице, прозвучал бы не очень убедительно. Откуда, скажите, такое владение искусством Южного Боя? Другая история, которой я, бывало, пользовался – офицер бригады Лазутчиков. Самое тайное подразделение армии, в котором не было Людей Башни – только обычные люди. Обычные-то они, обычные, да только обучены тайным искусствам и умениями обладают изрядными. К тому же проверить принадлежность человека к Лазутчикам почти невозможно – списки их представляют первейшую тайну. Одна проблема – сейчас, во время резни в Шамроне, трудно ожидать спокойного отношения к людям воинского сословия.
Пришлось на ходу изобретать историю о том, как я три года назад служил в Лазутчиках, откуда был с позором отчислен, потом бродил с рудознатцами по Багровым горам, только что приехал в Столицу, остановился у смазливой девчонки, из постели которой меня и вытащили стражники. А одеться не дали потому, что изрядно потрепал этих самых стражников.
Прозвучало все достаточно правдоподобно, не могу сказать, что Ночной Хозяин поверил, но, по крайней мере, принял к сведению и не задавал на эту тему больше вопросов.
– Значит так, – сказал Мотт, – ты, конечно, человек бывалый, хоть и молодой, но в одиночку здесь не выжить. Хорошо дерешься, нечего сказать, да только и тебе спать нужно. А Крыса Шуш обиды не забудет. Так что судьба у тебя одна – разрежут горло от уха до уха, вот и все дела. Садись с нами, проживешь больше.
Я кивнул и сказал, что произошла ошибка и меня скоро должны выпустить. Засмеялось сразу несколько человек.
– Выпустить? – Мотт даже не улыбнулся. – Мы все здесь случайно. Оглянись вокруг, и ты не увидишь виновных. Только мелкие шалости. Не надейся. Долго нам быть соседями. А с соседями надо – что? Дружить. Держись поближе, и все будет нормально.
Он не успел договорить, как раскрылась дверь камеры, ввалилась дюжина Стражников в полном боевом во главе с десятником, и деловито разбросали узников по нарам. Десятник подошел ко мне.
– Гере Крус, прошу вас на выход.
Он назвал меня по имени, указанном в подорожной. По удивленным и неодобрительным взглядам заключенных было понятно, что подобное обращение здесь не принято. Стражники предпочитают общаться на языке зуботычин. Я поднялся, заложил руки за спину и последовал за десятником.
Мы довольно долго шествовали по кривым коридорам, освещенных коптящими факелами, несколько раз проходили мимо дверей с зарешеченными окошками, за которыми угадывались помещения, по сравнению с которыми камера, где находился я, казалась прекрасным дворцом. Один раз пришлось перешагивать лужу крови, вытекающей из-под двери. И запах… Ни с чем не сравнимый, отвратительный затхлый запах. Как ни странно, было тихо. Никаких криков, стонов, и звуков, свидетельствующих о мучениях узников. Несколько позже я узнал, что по личному повелению Владетеля всем испытуемым и подвергаемым наказанию на голову надевали особую маску, намертво замыкающую рот.
В небольшом кабинете, стены которого по контрасту с серой обшарпанной штукатуркой коридоров, были обиты веселыми желтенькими обоями. За столом сидел чиновник в наглухо застегнутом кителе дознавательской службы городской Стражи и круглых очках. Он что-то очень сосредоточенно писал, часто макая перо в чернильницу. Забавно, который раз этот прием используется на мне.
– Гере Крус?
– К вашим услугам, гере капитан?
Чиновник оторвал глаза от бумаги.
– Капитан… Почему капитан?
– У вас на пальце – очень явный и свежий след от кольца. Единственное звание, дополнительным знаком отличия которого является серебряное с орлом кольцо – это капитан Тайной Стражи. Форменную одежду служащие Тайной Канцелярии носят только по именным праздникам Владетеля. Сегодня – не праздник. Городские Стражники любого звания в Каземате ни под каким видом не имеют права находиться в одиночку. Даже, помнится, по двое запрещено. Значит, вы не служите в городской Страже. Дальнейшие выводы сделать не сложно.
– Очень мило, гере Крус, – капитан в раздражении бросил перо на стол, – мне говорили, что вы интересный субъект. Признаюсь, дело, связанное с вами, настолько щекотливое, что я предпочел бы, чтобы стражники, задержавшие вас на месте преступления, не довезли вас до Каземата. Ну, вы понимаете…
– Конечно, гере капитан, – отозвался я, – всем было бы лучше, чтобы мне выпустили кишки, как вы говорите, на месте преступления. А сейчас вам придется докладывать о ходе расследования самому… страшно подумать кому.
