– Вы все верно понимаете… Удивительно, что Владетель не повелел немедленно лишить вас жизни. У нас есть очень, очень интересные способы. А для вас мы подобрали бы особый, – он мечтательно поднял глаза, – ну да ладно. Скажите, ну зачем вы решили утолить свои желания именно с графиней? Да еще в такую ночь? В Столице мало других женщин?
Я тяжело вздохнул.
– Как бы это не показалось банальным, но… я не понимаю, в чем меня обвиняют. Я совершенно ни в чем не виновен.
– А кто же виноват? Скажите, кто? Вас застали в спальне графине в виде, который никак нельзя объяснить иначе как именно попытку обесчестить столь уважаемую особу.
– Я думаю, гере капитан, есть человек, который все сможет объяснить.
– И кто же это?
– Гере Мотт. По чистой случайности я встретился с ним в камере.
У капитана очки подскочили на лоб.
– Мотт Малыш?!
И в этот момент я заглянул ему в глаза.
– Да, гере капитан. И я уверен, вы испытываете непреодолимую потребность вызвать его к себе. Вы же обязаны установить истину? И ваше желание увидеть его – это следствие служебного рвения. Вы очень хотите его увидеть. Правда?
Капитан послушно кивнул.
– Вы молодец, гере капитан.
Он улыбнулся радостно, как ребенок.
– А теперь позовите десятника и прикажите привести заключенного Мотта.
Капитан, неподвижно глядя перед собой, резко выкрикнул:
– Десятник!
Влетевший в кабинет десятник застыл, словно на параде – грудь вперед, руки на бедрах, в глазах – радостная готовность сожрать по приказу начальства стаю голодных волков.
– Привести сюда заключенного Мотта, камера два-бис, – механически произнес капитан.
– Есть привести заключенного Мотта, камера два-бис, – проорал десятник и предписанной Уложением рысцой выбежал из кабинета.
В ожидании Мотта Малыша я рассказывал капитану о его, капитанских, достоинствах. Тот слушал, радостно улыбаясь. Слабый у него оказался разум, податливый.
Наконец, ввели Мотта. Десятник вышел и закрыл за собой дверь. Ночной Хозяин осмотрел кабинет, глянул на неподвижно-равнодушного хозяина с остекленевшими глазами, едва заметно усмехнулся и повернулся ко мне.
– Ну, здравствуй, Убийца. Не думал, что придется встретиться… вот так.
XVI
Очень неудобно и утомительно работать с человеком, который совершенно не верит в успех начинания. Я всегда действовал в одиночку и не имел прежде подобных проблем. Мотт отказывался принять на веру, что можно просто так взять и выйти из Каземата. Мне пришлось чуть ли не силой тащить его из кабинета. Мы находились на втором нижнем уровне, значит, нам сначала надо как-то перебраться с него на первый уровень, пройти по длинной насквозь просматриваемой галерее, перекрытой охраняемыми железными решетками, прямо к главным воротам и миновать последний рубеж – караульный флигель. А внутри флигеля, между прочим, которого – два Стража Ворот, несколько офицеров Внутренней Стражи и Легионеров. Скорее всего, там же есть и Ведун. Не говоря о четырех дежурных караульных десятках. Решетки могут открывать только три человека – начальник Каземата и два дежурных сотника, наш капитан, например, таких полномочий не имел и был вынужден ждать провожатого. Отсюда выйти невозможно. Просто невозможно. Это утверждение, разумеется, не относится к Убийце из Башни.
Я уже был здесь. Вошел и вышел, несмотря на все преграды, выполняя волю Владетеля, тогда еще Первого Министра. В Каземате содержался некто, чей выход на свободу мог доставить очень серьезные неприятности. И тогда в Каземат спустился Убийца. Даже Первый Министр не имел возможности доставить его к подземной камере – охрана подчинялась лично Императору…
Каземат намного старше Столицы и императорского дворца. По сути дела, Каземат – это верхушка Лабиринта, построенного еще древними. Известны несколько входов в Лабиринт, отстоящие друг на друга на десятки миль. Три входа, забранные решетками, находились внутри Каземата. Немногие смельчаки рисковали спуститься в черную бездну, а из рискнувших мало кто возвращался обратно. Карты ходов попросту не существовало. Тогда по лабиринту меня провело все то же чутье Убийцы.
Зачем я потащил с собой Мотта? Вразумительного ответа нет – опять придется сослаться на чутье Убийцы. Мне отчего-то был нужен этот человек, наши судьбы странным образом переплелись. И он – единственный, перед кем я испытываю чувство вины.
Один из входов в лабиринт как раз находился на втором уровне. Сразу, перед лестницей, ведущей вниз, в глубины Каземата, туда, где содержатся самые опасные преступники. Капитан любезно сообщил, что там находится караульный пост, на который посылают самых бестолковых стражников. Зачем, скажите, вообще охранять кованую железную дверь, ведущую в никуда. Да к тому же запертую на десяток замков, смею уверить вас, гере, превосходных замков.
Тем не менее, капитан, продолжая радостно улыбаться, провел нас к этой двери. Облокотившийся о стену сладко посапывающий толстый стражник получил начальственный тычок в бок, проснулся, уронил алебарду и принял парадную стойку, точнее позу, по его представлению являющуюся парадной стойкой. Капитан, даже с затуманенным рассудком не потерял командных инстинктов и изверг такое грозное и изощренное ругательство, что у бедняги стражника закатились глаза, и он явно приготовился падать в обморок. Я не собирался тратить время на созерцание служебного рвения моего подопечного, подошел к стражнику, быстро нажал на точку под левой скулой, подержал пару секунд и подхватил обмякшее тело. Пусть выспится как следует.
Теперь посмотрим на дверь. Ну, замки выглядят весьма внушительными, хотя на самом деле это – кустарные поделки столичных мастеров. Выглядят красиво и солидно, а открываются булавкой. Не то, что настоящая маронская работа – с ними пришлось бы попотеть. Но десяток замков, даже столичных – это многовато. Время, время… Я внимательно осмотрел дверь. Обита хорошим железом, а вот косяк – деревянный, и довольно старый. Можно попробовать.
Я отошел на два шага и нанес удар, называемый в Южном Бое 'вращением молота'. Внутренняя сила, рождающаяся в области солнечного сплетенья, сливается с силой раскручиваемого тела, поначалу расслабленного, а в момент удара – напряженного и застывшего подобно каменному изваянию. Чудовищная энергия концентрируется в ступне, которая в момент соприкосновения с препятствием не уступает по мощи штурмовому тарану с железным оголовьем.
Косяк разломился, словно был сделан из яичной скорлупы, и дверь улетела в темноту. Как ни странно, звона и грохота от падения груды железа не последовало, очевидно, сразу за входом находился глубокий провал. Звук, измененный многократным эхом, донесся только тогда, когда Мотт подошел к входу и попытался рассмотреть что-нибудь в темноте.
– Секунд десять, – сказал Мотт, прикидывая глубину.
– Двенадцать с половиной, – машинально ответил я, – почти тысяча локтей.
– И вы, гере Убийца, серьезно собираетесь пройти этим путем?
– Именно. Тем более, что один раз я это уже проделывал.
Мотт, собиравшийся сказать что-то язвительное, едва не поперхнулся.
– Ты спускался в лабиринт?
– Да.
Ночной Хозяин колебался недолго.
– Что же… Если один человек смог совершить достойное, то и другой повторить сие деяние
