— Пошли, — обратилась леди Ноукс к Бесси.
— Я взяла бы барабульки, — сообщила Бесси. — Запеченные в бумаге. Это вкусно!
— Нет барабулек, — поспешно ответил хозяин.
— Тогда я возьму что-нибудь другое.
— Ничего нет, — начал повторять с каким-то отчаянием в голосе хозяин. — Ничего нет, леди Амберсфорд. Ничего!
И он развел руками.
— Ладно, — сказала леди Ноукс.
Она тащила за собой свою подругу. Хозяин с открытым ртом и тупым взглядом смотрел, как они уходят.
— А так приятно на террасе, — заметила Бесси.
— Нет, — возразила леди Ноукс.
— Куда мы идем?
— Домой.
— А обед?
— Сегодня мы не будем обедать. Это будет для вас наказание. Я тысячу раз говорила вам, чтобы вы не воровали приборы. Особенно в ресторанах, куда мы ходим каждый день.
— Какие приборы?
— Мразь, — прошипела леди Ноукс.
И любезно улыбнулась князю Адольфини, который с томно-изнемогающим видом передвигал ноги по переулку.
Послышалось легкое позвякивание колокольчика, и Андрасси вышел из цветочной лавки. Он держал букет гладиолусов. Букет вежливости Форстетнера, предназначенный для миссис Уотсон.
— Отнесите их ей сами, это будет надежнее; а то я знаю этих цветочниц: им заплатишь за прекрасные цветы, а они отошлют ботву от моркови. Так вот и начинаются ссоры с людьми.
Подозрительный, этот старый ягуар.
— И скорее возвращайтесь. Мне нужно продиктовать вам письма.
И вот как раз в этот момент, с букетом в руке, с бледно-розовыми гладиолусами, чашечки которых выглядывали из бумаги, он увидел ее, ту, которую искал столько времени. Увидел ее идущей по аллее, которая ведет к Трагаре. Она была с подругой, держала ее под руку. Она шла, немного наклонившись, с накинутым на плечи своим красным шерстяным джемпером. И она тоже заметила Андрасси. Она что-то сказала подруге, та подняла глаза, улыбнулась спокойной улыбкой. Подруга была крепкого телосложения невысокая, но плотная. Они шли навстречу ему, а он — навстречу им Они смотрели на него, улыбаясь и как бы выжидая (и в то же время в их улыбке и в их глазах чувствовалась какая-то почти незаметная насмешливая осторожность, какая всегда присутствует во взгляде у очень молоденьких девушек, — на случай, если кто-то вдруг захочет посмеяться над ними). Они приближались. Они уже были всего в двух шагах от него. И вдруг она перестала улыбаться. Что-то появилось у нее на лице, нет, не беспокойство, но что-то похожее. Подруга еще продолжала улыбаться, но глаза ее говорили, что ее здесь нет, что она больше не существует, и не надо обращать на нее внимания. Они приближались. Кто — то прошел и поздоровался. Андрасси не знал с кем, может быть, с ним, он не увидел. Они приближались, но замедлив шаг. И Андрасси прошел мимо, ничего не сказав. Только натянуто, едва заметно улыбнулся. С легким, едва наметившимся жестом, как бы протягивая свои цветы, как бы предлагая свою душу. Ее волосы, словно легкая пена.
И, пройдя мимо, он услышал позади себя, как они засмеялись. Легким смехом. Они смеялись, как смеются молодые девушки, возможно даже, без всякой причины. Он обернулся.
«Если они обернутся…»
Они не оборачивались. Она шла, немного наклонясь к подруге в серо-голубом.
Когда он приблизился к вилле миссис Уотсон, та окликнула его с террасы:
— Какой приятный сюрприз! Поднимайтесь же.
На ней была красная кофточка, черные брюки, пояс из пестрого шелка. На Андрасси — шорты оливкового цвета, подаренные Форстетнером, и светло-голубая рубашка с засученными рукавами, полученная от него же.
— Вы обедали у Сатриано?
— Да.
— Станни тоже?
— Да, и он тоже.
На какое-то мгновение Андрасси захотелось помочь ей. У нее был такой неприкаянный, такой несчастный вид. Крупный с горестной складкой рот, блуждающий, нерешительный взгляд с застывшим беспокойным выражением Беспокойство во всем ее облике, беспокойство, которое вдруг тронуло Андрасси. Маленькое радостное лицо дочери Рамполло, маленькое тусклое лицо миссис Уотсон — и на обоих лицах — вопрос, на обоих — ожидание ответа. Вероятно, миссис Уотсон не выспалась. Несмотря на ее рыдания или, скорее, из-за них, — все предпринимали не очень убедительные попытки успокоить ее — гости разошлись только около четырех часов утра. Цвет лица у нее был еще хуже, чем обычно, а серые пятна стали еще более серыми. А под глазами — синеватые круги.
— Вы не знаете, собирался он остаться там на весь день или нет?
— Нет, не знаю.
Андрасси был огорчен. Он действительно не знал.
— О! — жалобно протянула она. — Мне так тяжело. И никто не понимает.
— Я понимаю, — сказал Андрасси на всякий случай.
Они сидели на террасе. Вокруг царила тишина. Царила теплая, глубокая, странная тишина, нередко устанавливающаяся днем на юге Италии и заставляющая думать об увядших цветах на затянувшихся свадьбах.
— Это верно, — сказала она. — Я просто сама себя завожу. Тогда как…
Казалось, что в этот момент она просыпается. У нее на лице заиграла довольно веселая улыбка.
— Вам неудобно так сидеть. Возьмите вот подушку.
Она протянула ему подушку.
— Спасибо, но, правда…
— Хотите осмотреть дом?
— О, я его уже знаю!
Она нахмурила брови. У губ опять появилась горькая складка.
— Но… — начала она.
Потом:
— Это очень мило, что вы навестили меня.
Машинальным жестом она что-то стряхнула, может быть, пылинку, с голого колена Андрасси.
— Мне пора бы уже идти, — неуверенно проговорил он.
Она уже стояла перед ним, протянув руку.
— Если вы спешите…
Теперь у нее был такой вид, словно она прогоняла его. Какая странная женщина.
Лысого мужчину звали Ратацци. А полная сливочная женщина была госпожой Пальмиро. Эти две фамилии часто идут вместе. Их можно, в частности, прочитать на медной табличке, прикрепленной у входа одного старого здания в Неаполе на улице Милле.
На первом этаже в витрине шляпника висит рекламный плакат. Фамилии Ратацци и Пальмиро напечатаны крупными красными буквами, и над буквами Ратацци мчится поезд, а по слову Пальмиро плывет пароход. Это неплохая реклама. Она привлекает взгляд. К тому же и дом очень приличный. Форстетнер, заказавший в Риме холодильник, уже написал им, чтобы узнать, как будет обеспечена его перевозка.
— Я могу вам их рекомендовать, — сказал Сатриано. — Это они занимались доставкой рояля Ивонны Сан — Джованни. А дело было не из легких.
Можно себе представить. Госпожа Сан-Джованни живет на вилле, расположенной очень высоко, куда