зависимости от того, привычная она к этому или нет, выглядит уверенной или смущенной. Однако тут вместо розового рая комнаты они в конце концов оказались на небольшой площадке земли под открытым небом… Хотя площадка, это слишком громко сказано, скорее просто на жалком, неровном клочке земли между стеной сада и обрывом. В ста метрах ниже них находилось море, и к нему спускалась крутая лестница, вырубленная в скале. Несколько сосен, какие-то растения. Они сели.
— Сандра… — произнес Андрасси.
— Это я.
Она откинулась назад, опираясь на ладони, отчего плечи ее приподнялись. Андрасси положил руку на ее руку.
— Сандра, я столько ждал вас. Столько дней…
— Два дня…
— Нет, гораздо дольше.
Она опустила глаза и ногой оттолкнула камешек.
— Куда это вы шли вчера со своими цветами?
— Это я покупал цветы не для себя, Сандра.
— Понимаю, не для себя, — сказала она, — для какой-нибудь дамы.
— Я хотел сказать, эти цветы были не от меня. Я должен был отнести их от имени моего патрона.
— Для этой Уотсон.
— Да, — удивился Андрасси.
Ну прямо как в деревне! Недаром же госпожа Сатриано все повторяет: «На Капри все всё знают». В этом Андрасси уже убедился.
— Не нужно больше ходить одному к этой Уотсон, — отчетливо произнесла Сандра.
— Но у нее же такая серая кожа.
— Это не имеет значения. Мужчины ничем не брезгуют.
Совсем молоденькая девушка. Маленькая молоденькая девушка. Она изображала из себя женщину. Пыталась говорить как женщина. Андрасси пылко воскликнул:
— Я больше не пойду, Сандра.
— А почему вчера вы не заговорили со мной? Вы рассердились?
— Нет, — ответил он. — Но именно в тот момент я понял, что люблю вас.
Она подняла на него глаза. Свои большие глаза, такие блестящие. И на ее лице опять появилось беспокойное выражение.
— Я люблю вас, Сандра, — медленно повторил Андрасси.
Сандра улыбнулась. Ему захотелось прижать ее к себе. Она отстранилась, и ее грудь на секунду коснулась запястья Андрасси. Взглядом и подбородком она показывала ему что-то. Андрасси обернулся. Ниже них, метрах в пятнадцати, в саду, круто нависающем над лестницей, — это был даже не сад, а скорее скелет сада: выложенные красной плиткой дорожки с двумя невзрачными цветниками между ними — женщина в голубом срезала цветы.
— Она нас не видит, — сказал Андрасси.
Очевидно, он произнес эти слова слишком громко.
Женщина тут же подняла глаза, посмотрела в их сторону.
— Вы ее знаете? — спросил он уже тише.
Сандра пожала плечами, как бы говоря: «Странный вопрос!»
— Вы ведь тоже ее знаете, — сказала она.
— Я? Нет.
— Ну тогда узнаете в один из ближайших дней. Она подруга графини.
Теперь Андрасси пожал плечами. Как раз вовремя, чтобы скрыть дрожь.
— Зачем обращать на нее внимание? — храбро спросил он.
Но, не отдавая себе в этом отчета, заговорил шепотом. Все сразу стало восприниматься по-другому. В тишине до него доносился сухой стук садовых ножниц женщины. Они срезали слова прямо на губах.
— Но, Сандра, я люблю вас…
Он произнес это с яростью в голосе, словно одной фразы было достаточно, чтобы устранить все препятствия и преодолеть любое сопротивление.
— Сандра…
Она нежно улыбалась. Теперь она уже не отклонялась назад. Она сидела прямо, зажав руки коленями. Андрасси взял ее руку и поцеловал ладонь. На ней еще оставались красные отпечатки от камней, на которые она опиралась. Ее кожа с вмятинками пахла сухой землей.
— Когда-нибудь, в один прекрасный день вы тоже полюбите меня?
— Это было бы лучше, — с шаловливым выражением на лице ответила она.
Он засмеялся, а она ласково коснулась своей щекой его щеки.
— Да, это было бы лучше, — повторил он за ней. — Подумайте, Сандра. Мы купим эту виллу. Я останусь здесь навсегда. Правда же, это будет чудесно?
— Нет, — твердо возразила она.
— Вы не хотите, чтобы я остался?
Она прижалась к нему совсем как маленькая девочка.
— Хочу.
— Тогда что вы хотели сказать?
— Я не люблю этот остров, — сказала она удрученно.
А дама все еще продолжала теребить свои растения.
К ней подошел маленький мальчик и стал на корточках что-то катать по выложенной плитками дорожке, может, какой-нибудь паровозик или просто деревянную чурку. Внизу, словно улица, на которую смотришь с седьмого этажа, плескалось море, видны были Фаральони. Фаральони видны на острове отовсюду.
— О чем вы думаете? — спросила Сандра.
— О нас, о нашей любви. И о том, где бы мы могли встретиться завтра.
Он вздохнул.
— А на ум приходят только места вроде этого, с людьми, с домами. На этом острове негде укрыться.
Она дружески посмотрела на него. Очевидно, это замечание совпало с ее мыслями.
— Вы знаете дорогу к семафору? — спросила она.
Спросила она. Здесь я позволю себе вмешаться, чтобы решительно заявить, что нет на свете ничего более прекрасного, ничего более похожего на милосердие, чем жест женщины, которая, забыв о суетном кокетстве, свойственном ее полу, в порыве самой высокой человеческой солидарности, вдруг приходящей на помощь любви, чем жест женщины, повторяю я, которая, обнаружив растерянность или неведение своего поклонника, без колебаний сама указывает ему благоприятное место, придумывает хитроумную комбинацию или подсказывает адрес, которые он еще не успел найти или о существовании которых он просто не догадывался.
— Вы знаете дорогу к семафору?
Он знал.
— И вы туда придете? — спросил Андрасси. — Завтра?
— Да.
У нее была такая милая манера говорить «да», не колеблясь, с улыбкой, как-то легко, не слишком выдавая притаившегося в слове удовольствия.
— Мне пора идти, — сказала она.
— Уже?
Однако в глубине души он был даже рад. Форстетнера, наверное, удивляет его отсутствие. И потом женщина в голубом платье, в саду. Они вернулись по тропинке на цементную дорогу, и снова виллы уставились на них своими огромными черными глазами.
Из трех больших застекленных дверей виллы Сан — Джованни и с ее трех террас в покатый сад
