разрастается до немалых размеров. Дети бегают, шумят, галдят… Им ведь не объяснишь, что надо постоянно вести себя тихо. Но это, кстати, отнюдь не самое хреновое – все же, надеюсь, мы ушли достаточно далеко от населенных мест, и народу тут мотается не так и много.
– И что же, по-твоему, самое хреновое?
– Жратва. Вернее, ее отсутствие. Понимаешь, того, что у нас было, с избытком хватало для двоих, но сейчас запасы придется делить на двенадцать, причем один – раненый, которому требуются силы, а значит, калории не урежешь, и шестеро детей, которым тоже надо и двигаться, и есть. Причем, что характерно, отучить их ни от того, ни от другого не получится. Они на вид-то меленькие, а жрут – как в той рекламе.
– Это в какой?
– Желудок у котенка не больше наперстка… А влазит – целое ведро, – скривился Александр. – Я сегодня на них посмотрел, так подумал, что если китайцев научить есть ложками, то наступит всемирный голод.
– Ну уж, здесь ты и впрямь загнул. При чем тут китайцы?
– Да ни при чем, ассоциация просто – такие же маленькие и шустрые. Но факт остается фактом – еду в навоз ребятишки переводят лихо, и если этот народ тут останется, то нам еды хватит дай Бог на неделю. А потом будем лапу сосать, вот так-то.
– И что ты предлагаешь? Гнать их?
– Гнать надо было раньше. Точнее, не гнать, а не попадаться им на глаза, они бы сами ушли. Но тут мы оба лопухнулись, я – со своей неуклюжестью, а ты – со своим желанием помочь. Кормилец, блин… Тоже мне, нашлась мать Тереза. А теперь нам остается их кормить, поить и обогревать.
– Если честно, – задумчиво произнес Павел, – я думал, ты предложишь все же их прогнать. Или, как вариант, – тут он чиркнул ребром ладони по горлу.
– Угу. Сначала я с тобой напару его лечил, а потом – бабах?
– Ну, кто знает…
– Спасибо.
– Извини.
– Ладно, проехали. А насчет прогнать… Понимаешь, у меня в семье, кроме деда, ушло на фронт еще восемь человек. А дед вернулся один. И еще. Я никогда не смотрю фильмы про войну, где есть документальные кадры. Потому что каждый раз смотришь на этих солдат и думаешь: а кто из них вернулся? Надеюсь, я ответил.
– Да, вполне… Ты в чем-то даже патриот. Не ожидал, честно.
– Какой уж есть, – слегка обиделся Александр.
– Да я не со зла. Просто в наши дни даже такой патриотизм редкость. Ладно, не дуйся.
– Тогда больше не говори глупостей.
– Уговорил, не буду. И все же, что ты предлагаешь?
– Для начала узнать – кто они, что они и каким ветром их занесло в эти места. А потом уже будем решать все остальные проблемы. Тем более что их общество нам терпеть месяц, не больше. Выкрутимся как-нибудь.
Разговор с вновь прибывшими состоялся в тот же день, вечером. Говорила, в основном, старшая из женщин, которая, помимо габаритов, очевидно, имела еще и привычку командовать. Во всяком случае, она сразу же попробовала поставить себя главной, но Александр осадил его всего одной фразой – просто пообещал, что сейчас они соберутся и уйдут, а беженцы со своими проблемами пускай сами разбираются. У диверсантов же приказ, и им совершенно неинтересно, когда у них под ногами крутятся. Баба оказалась достаточно разумной, чтобы сообразить – диверсанты, на которых повезло случайно наткнуться, им нужнее, чем они им. Уйдут – и что тогда? Даже если оставят припасы (что далеко не факт) хватит их ненадолго, да и защитить беженцев, случись что, будет некому. Так что она сбавила обороты, но чувствовалось – проблемы с ней еще будут. Люди с подобным характером не из тех, кто довольствуется вторыми ролями, а напарникам и без нее жилось неплохо, и центр напряженности в их резко увеличившемся коллективе образовался моментально.
А история этих людей была простой, можно сказать, банальной, и диверсанты, как оказалось, уже приняли в ней участие, причем самым непосредственным образом. Бежали-то они из той самой деревни, где диверсанты совсем недавно вначале транспортом разжились, попутно истребив гарнизон, а потом зондер-команду ударно перемолотили. Так что, в какой-то степени, они и были причиной обрушившихся на деревню бед.
Деревенские, чудом избежавшие тогда запекания в собственном соку, соображали быстро. Наверное, работу мозгов в известной степени простимулировала опасность, но все равно, надо отдать им должное, медлить никто не стал. Независимо друг от друга придя к единственно правильному выводу о том, что в покое их теперь точно не оставят, жители деревни в темпе собрали шмотки, дабы валить куда подальше. Ну, этот процесс новостью не был – диверсанты наблюдали его, что называется, вживую. А вот того, что было дальше, видеть они, по понятным причинам, не могли.
Немцы, как оказалось (тоже мне, новость, фыркнул Павел, а Александр лишь согласно кивнул), умели действовать не только дисциплинировано, но и оперативно. Никто из беглецов, естественно, не знал, когда началась большая охота, но их настигли всего через трое суток, причем сразу крупными силами. Значит, нашли еще раньше, и какое-то время вели наблюдение, не показываясь на глаза и наводя основные силы. Причем атаковавшие были не доморощенными полицаями, и даже не солдатами из какого-нибудь местного гарнизона. Нет, беглецов взяли в оборот рослые ухари в камуфляже, вооруженные, в основном, автоматическим оружием. Очевидно, командование оккупантов не только разозлила, но и насторожила потеря в столь короткие строки сразу двух подразделений, плюс, как подозревали диверсанты, жители малость ощипанной ими деревни тоже в стороне не остались. Настучали, как пить дать, настучали, что в этих местах появились крутые диверсанты. Не обычные партизаны, с которыми немцы имели дело уже почти год, а хорошо подготовленные специалисты, вначале стреляющие, а потом уже разбирающиеся, кого, собственно, они пристрелили. Как бы то ни было, фрицы задействовали, похоже, специальный антипартизанский отряд – егерей, или как их тут называли. Ну да не в названии дело – главное, что работу свою эти молодцы и впрямь знали неплохо.
Атака была внезапной, но все же немцам не повезло – один из часовых, один-единственный, хотя выставлено их было человек десять, успел поднять тревогу. Выстрел разбудил остальных и, хотя многие погибли в первые секунды боя, некоторым удалось спастись. Мужчины поступили так, как положено мужчинам – остались прикрывать свои семьи, а женщины и дети рванули в лес, благо темнота давала им шанс затеряться. Да и немцы, в общем-то, не слишком усердствовали с поисками – наверняка хорошо понимали, что беглецы никому уже не опасны, а главное, озабочены будут собственным выживанием, и ущерба от них ждать не приходится. Поэтому сил понапрасну никто расходовать не стал, и как раз благодаря этому, ну и, конечно, тем, кто остался прикрывать отход, некоторым беглецам и впрямь удалось спастись.
Сколько человек выжило той ночью, сколько осталось на заваленной трупами поляне, а сколько погибло уже потом, в лесу, теперь, наверное, было уже никогда не сосчитать. Эта группа собралась случайно – просто кинулись все женщины в одну сторону. Дети побежали за ними, скорее всего, инстинктивно, а парня с винтовкой тетя Нюра, это та, которая была у них старшей, натурально схватила за шиворот и уволокла за собой, когда он свалился от немецкой пули аккурат у нее на пути. Кстати, винтовку свою, в которой и осталось-то всего два патрона, он так и не выронил, держал мертвой хваткой, даже когда был без сознания.
А потом они несколько дней бродили по лесу, и из еды у них с собой оказался кусок хлеба, сунутый в карман все той же тети Нюры еще вечером перед побоищем. Хорошо еще, спички были. Постарались уйти подальше, довольно быстро заблудились – и вот, в конечном итоге, наткнулись на тихо-мирно сидящих в импровизированном схроне диверсантов.
Кстати, и представились заодно. Ну, естественно, тетя Нюра… Кажется, это был старый вариант имени Анна, но ни Александр, ни Павел точно не знали, а спрашивать постеснялись, да и не хотелось им демонстрировать свое неполное знание местных языковых особенностей. Эта женщина до войны была дояркой в колхозе, у нее было два сына, которые служили в армии. Одного призвали еще до войны, второй с
