человека-паука.
Выводы:
Агрессивная игра переходит в конструктивную.
Главный объект агрессии во всех играх — «робот», то есть сильный мужчина.
Отыграл с домом, где ему было плохо. Чувствует безопасность в доме, где он живет сейчас.
Преодолел свой страх, победил всех врагов, почувствовал себя сильным. Обратился за поддержкой к плейтерапевту.
Признал ситуацию плейтерапии как ситуацию лечения. (Напоминает самому себе, что «настоящий» мир невозможен без боли. Укол делает мир настоящим, что-то сродни очистительной жертве.)
Стал эмоционально более уравновешен.
В игре делал съестные запасы — страх голода.
Мы несколько раз беседовали с ним, чтобы помочь поверить в себя.
Он бы мог еще добавить: «Мне вбили синяками в тело истину о том, что я плохой и мне ничего не светит». Но это его тайна. Павлик не поделится этой тайной, пока не поверит нам.
Он не может хотеть биться за победу, потому что он еще ни разу не испытывал радости победы. Его отучили делать усилия. Он готов проигрывать! Он даже в игре кричит Святославу: «А давай, ты как будто выстрелишь и я так упаду и умру». Или на уроках: «Я не могу решить этот пример, я не могу запомнить таблицу умножения».
Точнее было бы сказать: «Я не могу найти внутренних сил для того, чтобы напрячься и начать учить».
Первые шаги надо делать вместе с ним, тут необходима энергия учителя, которая воплощается во внешнем стимулировании, уговорах и поддержке. Эта энергия пойдет на поддержку (генерирование) нового «образа себя» — сильного, умного, уверенного и счастливого! Но и эти образы не имеют базы в его сознании, значит, нужно, чтобы их внесли учитель или кто-то из старших товарищей.
Иными словами, нужна энергия для трансформации и нужна информация о том, куда трансформироваться, то есть пример для подражания.
Дело было летом на юге. Мы отдыхали с Павликом, Святославом и Верой. Южное море и солнце дарили ощущение радости и комфорта, что позволяло накопить душевные силы. В этих благополучных условиях я рискнул помочь Павлику перейти на новый уровень уверенности в своих силах. У нас была уже база — взаимное доверие и умение заключать договоры. И вот, за пару выученных столбиков таблицы ум ножения я предложил Павлику бонус — катание на электрокарах. Святослав и Вера, разумеется, присоединились к договору. Святослав получил пять минут катания в тот же вечер. Ему очень хотелось сесть за руль, и он честно вызубрил два столбца. Павлику тоже хотелось, но ему не хватило стремления, упорства, веры в себя. (С точки зрения учителя математики, у Павлика больше способностей к этому предмету, чем у Святослава.)
Два раза он пытался сдать мне два столбика, делал ошибки, забывал ответы и, патетически восклицая: «О Боже!», уходил, низко опустив плечи и повесив голову.
Ему хотелось на автокары, но это хотение еще не превращалось в победное усилие. И все-таки я продолжал его поддерживать и уверять в том, что победа, то есть машинки, очень близка, да и Святослав своим примером доказывал достижимость цели. На третий день получилось.
Вы, взрослые, понимаете, что, если долго мучиться, что-нибудь получится. Но для Павлика это было первое острое переживание и самого факта победы, и удовольствия от награды. Это не значит, что Павлик сразу принял чужую для него программу. Прошло еще три дня, прежде чем он выучил следующие два столбика. И еще много раз мы слышали его патетический вопль: 'боже мой, ничего не могу!» Но коли чество побед постепенно накапливалось, свидетельствуя о нашей правоте.
Так в его сознании незаметно начался пересмотр.
Потом мы вернулись в Китеж на летнюю ролевую игру «Звездные войны». И тут Павлик оплошал. Он «взял банк», похитил казну. В Китеже воровать не принято. Мы не запираем двери своих комнат, кладовок и шкафов. Павлик знал, что воровать нехорошо.
Но он узнал также, что высшей добродетелью является преданность команде. А цель у команды — победить в «Звездных войнах». Но для этого требовались «кияни» — местная валюта, хранящаяся в межгалактическом банке в «первой обители». Павлик вместе с Лешкой (который старше его на три года) разработал операцию по изъятию необходимых для команды финансовых средств. Лешка стоял «на шухере», а исполнителем был Павлик. Через день пропажа была замечена, и после короткого следствия и душевной беседы Павлик признался маме Марии. Лешка признаваться отказался.
Было решено, что виновные извинятся перед всем сообществом во время ужина. И вот, представьте себе такую картину: зал столовой, стук ложек, китежане — взрослые и дети — гости, иностранные волонтеры, и к ним выходит Павлик, но молчит.
Я пытаюсь напомнить ему о цели выхода:
— Павлик, ты совершил неблагородный поступок — украл кияни. Значит, должен принести компенсацию.
Павлик тяжело (с сердцем) вздохнул, и глаза его погасли. Вместо энергичного, подчас гиперактивного мальчугана перед нами стоит выжатый жизнью старичок. Он не возражает против очевидного. Но, даже не пытаясь оправдываться, Павлик прибегает к программной реакции на опасность — отключает мысли и чувства почти по методу даосских отшельников: «Я камень у дороги, и вы со мной ничего не сделаете».
Павлик выработал все свои реакции в условиях детдома. В его сознании болью записаны границы возможностей проявления его воли и энергии во внешний мир. Говоря простым языком, пьющие родители и старшие мальчишки во дворе вбили в него на уровне бессознательной аксиомы «не вылезай, а то пришибут». А мы как раз хотим заставить его вылезти.
Для слабых натур всегда проще достать готовое решение, не отягощая голову особыми рассуждениями и сомнениями. Но когда перед ними оказывается неизвестное явление, аналогов которому в памяти не обнаруживается, то сознание выключается. Внешне это проявляется в застывшем взгляде, скованности движений, но бывает, что и во взрыве неконтролируемой ярости.
Агрессивная среда детского дома отрабатывает именно такую манеру поведения. Если столкнулся с неведомым, если не понимаешь причины гнева, что навлек на себя, то лучше всего стать незаметным, уйти в себя: с дурака какой спрос? Хотя, возможна и прямо противоположная линия поведения: атаковать самому с максимальной агрессивностью, тогда «в следующий раз не полезут». И все-таки, если ты не вышел силой и статью, то самая лучшая реакция — удариться в лживые слезы или застыть, не подавая признаков жизни.
Но в Китеже отсутствие реакции не является добродетелью. То, что раньше обеспечивало безопасность, здесь мешает развитию.
Впадение «в ступор» делает ребенка неуязвимым, так как никто не может определить его истинных мыслей и чувств. Но в отсутствие диалога мы, педагоги, не знаем, с чем работать.
А ребенок стоит на своем. У него нет никаких сомнений в правильности своего Образа Мира.