– Вроде того. Но на этот раз всё гораздо серьёзнее.
Смолин рассказал про Вобера, истинную причину уничтожения храмов и планах Балдура. Сохранять тайну следствия майор и не думал – муфтий уже несколько раз помогал ему в делах, связанных с исламистами, и разбирался в психологии преступников порою лучше полиции. Но на этот раз Павлу удалось заинтриговать бывшего учителя.
– Велик Аллах и не дано смертному постичь деяния его, – проговорил Камиль, качая головой. – Удивительная история, сразу трудно и поверить, но думаю, этот Клод рассказал вам правду. Мир устроен гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Милостивый подает нам знаки, а уж мы должны помешать случиться непотребству. Что вы намерены делать?
– Я с коллегой еду в Мекку, – ответил Павел. – Хочу разобраться на месте и предотвратить следующий теракт.
– Если религиозная полиция обнаруживает в Мекке неверных, их штрафуют или даже высылают из страны, – произнес Ниязов, глядя в стол.
– Я знаю, учитель, поэтому и пришел к вам. Сможете выписать какую-нибудь бумагу, чтобы нас пропустили? Поймите, Камиль, если мы не остановим Балдура, Кааба может исчезнуть с лица земли, как уже исчезли Казанский собор и церковь Нотр-Дам.
– Почему вы думаете, что сможете остановить его? Этому человеку явно помогает иблис.
– А нам поможет мастер Вобер и, надеюсь, вы.
Ниязов молчал, сложив на столе руки. Молчал и Павел. «Разрешает ли Аллах ложь во спасение? – спрашивал себя он. – А если под угрозой находятся главная святыня мусульманского мира и тысячи, даже миллионы жизней? Это ли не повод для решительных действий?». Муфтий сходил на кухню и вернулся с туркой, по кабинету поплыл запах кофе. Когда чашки опустели, Камиль взял в руки Коран и раскрыл его в произвольном месте.
– Единый прощает вас за некоторые клятвы. Он не наказывает за пустословие в ваших клятвах, данных без злого умысла в ваших сердцах, – прочел муфтий и отложил книгу. – Что ж, Павел, иншалла. Я помогу вам.
Зотов выжал из массивного джипа всю его немалую мощь, но, когда Смолин с Ломовым вбежали в здание аэровокзала, регистрация на рейс из одной столицы в другую уже заканчивалась. Последние пассажиры следовали по коридору к выходу на поле, провожающие потянулись в обратную сторону. Майор протолкался сквозь толпу, стараясь не оторвать ручки у новой дорожной сумки; сзади пыхтел паровозом Шрек.
– Задержите самолет! – проревел Ломов и двинулся к стойке.
– Пропустите меня! – рявкнул Смолин, завидев надпись «Касса». – Девушка, я звонил вам, бронировал два билета!
– Но, регистрация уже закончилась…
– Поверьте, для нас её продлят, – сказал Смолин и раскрыл удостоверение.
Аргумент с гербовой печатью подействовал. Еще большее впечатление произвел на таможенников жетон Ломова с тремя золотыми буквами «ФОС». Трап послушно дождался опоздавших, полицейские заняли свои места в салоне аэробуса и дружно выдохнули: успели!
За окном поплыли облака, курильщики стыдливо потянулись к туалетам, а стюардессы принялись разносить неизменные напитки. Выбрав диетическую колу, Ломов повернулся к Смолину:
– Так что ваш приятель?
– Временно посвятил нас в ислам, – ответил Павел и достал официальный бланк с арабской вязью. – Здесь написано: «Всем! Всем! Всем! Я, муфтий Камиль Ниязов, удостоверяю, что предъявители этого документа являются правоверными мусульманами, несмотря на свою европейскую внешность».
– Ничего себе!
– Да. Запомни легенду: уже в зрелом возрасте на тебя пролился свет истинной веры и ты перешел в ислам. На ближайшие две недели ты – Абдулла. Если тебя что-нибудь спросят, говори: «Иншалла», собравшись что-то делать – «Бисмилляхи Рахмани Рахим»…
– А прежде чем сходить в сортир, я должен десять раз помолиться?
– Конечно! И потом прикрывать ладонью свой необрезанный стручок.
Ломов закатил глаза и всплеснул руками.
Сколько раз Смолин не прилетал в столицу, она всегда встречала его хмурым небом независимо от времени года. Здесь и зимой мог дождь идти, ну а осенью – сам бог велел. Не любила Москва приезжих, ох не любила, но пойди, выгони всю лимиту, и кто останется? Хорошо, если десятая часть жителей. И скатится тогда столица к уровню провинциальных городов, еле набирающих полтора-два миллиона, и стихнет наконец это извечное: «Понаехали тут!».
От статистических размышлений Павла отвлек бодрый женский голос. Пока пассажиры расчехляли зонты, неизменно улыбчивая стюардесса сообщала о десяти положительных градусов за бортом и облачности переменной, но мокрый иллюминатор убеждал, что облачность самая что ни на есть постоянная. Москва обычаям не изменяла.
Шрек первым протолкался к трапу. Смолин следовал в кильватере мощного напарника, словно ушлый гражданский за патрульным автомобилем. Два таких как раз стояли на взлетном поле Шереметьево, между ними оперативников ждал темный «Блейзер» с целой «люстрой» на крыше.
Чтобы не говорили за глаза про фосовцев, но готовились к операции те всегда основательно. Расположившись на заднем сидении полицейского джипа, Павел с кислой миной наблюдал, как куратор по Саудовской Аравии передал Ломову пять тысяч долларов наличными на расходы предвиденные и десять в карточке – на непредвиденные, два паспорта, алюминиевый дипломат с вещами и блестящий «глок», невидимый детекторам. У Смолина под мышкой скучал такой же, но уже достаточно потертый и побывавший во многих переделках. «Эти пистолеты, как мы с Ломовым: один опытный и битый жизнью, а второй – молодой, зеленый, но полный сил, – подумал майор, наблюдая, как Максим проверяет обойму. – И чего меня на лирику потянуло? Наверное, старею, или предчувствую что-то нехорошее». Сопровождаемый патрульными экипажами джип покинул поле и, промчавшись по короткому проспекту, остановился у железнодорожной станции. Через полтора часа, презрев столичные пробки, поезд монорельсовой дороги доставил оперативников в Домодедово, где уже началась регистрация на рейс до Саудовской Аравии.
После хмурой Москвы солнечный Джидда казался раем на земле. Смуглые арабы все как один улыбались, предлагали подвезти в любую точку мира или на худой конец купить у них какую-нибудь безделушку по цене яйца Фаберже. Смолин отмахивался от надоедливых аборигенов, забывших про гордость фараонов, и шагал по теплому асфальту в сторону дальней стоянки такси, где поменьше и расценки, и наглости у водителей.
– Такое ощущение, что попал в рассадник терроризма, – пробурчал Шрек, вглядываясь в прохожих. – Подозрительные они все какие-то…
– Может ты в чём-то и прав. Этот аэропорт имени короля Абд аль-Азиза достраивал папа террориста номер один, – заметил Смолин.
Ломов хмыкнул и достал из внутреннего кармана платок, заодно поправив наплечную кобуру – несмотря на жару, пиджак он не снял. Павел же еще при выходе из самолета остался в одной футболке и льняных брюках, потертый «глок» устроился в специальной сумочке на поясе: вряд ли им будет сейчас угрожать опасность, а ходить в пропитанной потом одежде то еще удовольствие. Впрочем, Шрек был другого мнения и всю дорогу проверял на месте ли пистолет, расслабившись только в Департаменте полиции.
Часовой на входе долго разглядывал их удостоверения, созванивался с начальством и, наконец, проводил гостей до нужной двери. Кондиционер внутри добросовестно охлаждал воздух, примиряя
