VI
Часовъ въ шесть вечера вс?хъ арестантовъ «выгнали» въ корридоръ на пров?рку и молитву. Посл? этого камеру заперли. У двери, на полу поставили зловонную «парашку».
Небольшая, на все огромное пом?щеніе камеры, лампочка, тускло мигая, св?тила, какъ въ туман?. По потолку и по ст?намъ мелькали какія-то странныя т?ни. Воздухъ сперся и сд?лался нестерпимо вонючимъ. Этотъ смрадъ и полутьма давили голову точно камнемъ. Шумъ и крикъ не умолкали ни на минуту. Къ «парашк?» то и д?ло подб?гали полуод?тые люди за изв?стной надобностью, и вонь отъ нея несла страшная…
Съ чувствомъ невыносимой тоски, съ головной болью, какъ-то «обалд?въ», бродилъ я по камер?, ища м?ста, гд? бы пристроиться на ночь. Подъ нары л?зть не хот?лось: ужъ очень тамъ было гадко, а на нарахъ и въ проходахъ м?стъ не было.
Везд?, какъ муравьи, копошились и толкались люди. Бл?дный св?тъ лампочки тихо и трепетно падалъ на нары, лица, плечи, бороды людей… Въ отдаленныхъ углахъ было темно… Все пом?щеніе камеры, полутемное, неясное, казалось ч?мъ-то смутно-стихійнымъ, загадочнымъ, со своимъ несмолкаемымъ гуломъ, похожимъ на ревъ в?тра…
Шатаясь по камер?, изъ одного конца въ другой, прислушиваясь къ разговорамъ и приглядываясь къ лицамъ, я зам?тилъ въ одномъ изъ отдаленныхъ угловъ кучку людей.
Ихъ было шестеро, сид?ли они т?сной кучкой въ полутьм? на нарахъ и одинъ изъ нихъ, какъ оказалось посл?, дьяконъ, длинноволосый, косматый, широкоплечій челов?къ, говорилъ густымъ басомъ, точно трубилъ не очень громко въ м?дную трубу.
— Братцы, други мои милые… любилъ я пуще всего читать Евангеліе… Хорошо!… Выдешь, бывало, съ Евангеліемъ на амвонъ… Походка у меня была лебединая… Народу — полно, вс? на тебя глядятъ… Встанешь это… плечами передернешь, да и того… не торопясь эдакъ, начнешь: «Благослови, владыко!» — Густой речитативъ загуд?лъ и разсыпался по камер?, забирая все выше.
— Бла-го-в?с-ти-те-ля, свя-та-го, слав-на-го, все-хваль-на-го апосто-ла и еван-ге-ли-ста, Іо-ан-на Бо- го-сло-ва!
— А то, — продолжалъ, опять немного помолчавъ, въ полутьм? дьяконовскій басъ, — любилъ я тоже стихиры похоронные… Сердце отъ нихъ рвется… душа ноетъ… свое окаянство чувствуешь… выворачиваетъ все нутро твое подлое… Любилъ!. Споемъ, Витька, а? — обратился онъ къ кому то. — Споемте, братцы!..
— И такъ тоска! — сказалъ кто-то тоненькимъ голосомъ.
— Дуракъ! — рявкнулъ дьяконъ, — тоска… не понимаешь, оселъ!… Въ тоск? ищи радости!
— Что насъ отп?вать-то, — мы и такъ отп?тые, — сказалъ кто-то изъ подъ наръ.
— «Образъ есмь неизреченныя твоея славы», — зап?лъ вдругъ дьяконъ, и голосъ его трепетно и властно съ какой-то ужасающей тоской раздался по всему пом?щенію камеры…
Въ волну этихъ густыхъ трепетныхъ звуковъ сейчасъ же влились и пристали еще два изумительно сильныхъ, рыдающихъ и тоскующихъ голоса.
— «Аще и язвы нашу прегр?шеній», — зарыдали они…
— «Ущедри твое созданіе, Владыко, и очисти твоимъ благоутробіемъ», — могуче грем?лъ басъ.
— «И очисти твоимъ благоутробіемъ», — вторили ему тенора…
Я почувствовалъ, какъ въ груди у меня точно оборвалось что-то. Невыразимо странно было слышать въ этой ужасающей обстановк? трогательные благородные звуки, вылетавшіе изъ груди этихъ измытаренныхъ, жалкихъ пропойцъ. Мн? казалось, что все вокругъ поетъ и рыдаетъ, трепещетъ и стонетъ въ мукахъ скорби и отчаянія. Жалко было вс?хъ: и т?хъ, кто п?лъ, и т?хъ, кто слушалъ, и самого себя жалко, и жалко прежнюю жизнь, и все то, что вид?лъ и перенесъ въ жизни.
— «И возждел?нное отечество подаждь ми,»- мучительно терзая сердце, рыдали тенора…
— «Рая паки жителя мя сотворяя», — съ изумительно-сильно выраженной просьбой со слезами и могучимъ чувствомъ отчаянія докончилъ дьяконъ.
— Да полно вамъ!… дьяволы! — закричалъ вдругъ откуда-то чей-то отчаянно-злобный голосъ, — всю душу вымотали, подлецы!… нашли что п?ть… будетъ!… покою отъ васъ н?тъ… и безъ того тошно!.
П?вцы замолкли. кто-то громко засм?ялся… кто-то крикнулъ:
— Отецъ дьяконъ, веселенькую!..
— «Вы-ы-ы-ый… — завелъ дьяконъ, — ду-ль… — точно оборвалъ онъ и продолжалъ:- я на р?ченьку… посмотрю-ль на быструю». Всл?дъ за нимъ, порхая и крутясь, подхватили и понеслись теноровые и другіе голоса.
Все вокругъ словно сразу встрепенулось и ожило. Точно неожиданно св?тлый и радостный лучъ солнца ворвался въ полутемную камеру и, весело играя, внесъ вм?ст? со св?томъ какую-то удалую, бодрящую, св?жую волну.
VII
Приходилось л?зть подъ нары… Другого исхода не было… Заглянувъ подъ нихъ въ одномъ м?ст?, я увидалъ въ полутьм? фигуру сидящаго, скорчившись, на полу маленькаго челов?ка… Челов?къ этотъ курилъ, жадно и часто затягиваясь, и озирался по сторонамъ, очевидно боясь, какъ бы кто не вырвалъ у него папироску…
Я согнулся и пол?зъ на четверенькахъ къ нему. Онъ быстро смялъ въ рук? цыгарку и заворчалъ что- то себ? подъ носъ
— Ты что ворчишь? — спросилъ я, располагаясь съ нимъ рядомъ.
— А теб? что?! — огрызнулся онъ и скорчился еще больше, точно ежъ, котораго толкнули ногой.
Подъ нарами было сыро и грязно… Воняло ч?мъ-то гадкимъ, кислымъ и промозглымъ… По бокамъ слышался храпъ спящихъ людей, см?хъ и сквернословіе.
Я легъ, подложивъ подъ щеку шапку, и сталъ въ полутьм?, отъ нечего д?лать, разглядывать своего сос?да
Это былъ старичокъ, маленькій, горбатый, чудной… похожій на какую-то большую мышь или крысу, сидящую у своей норки. Въ ногахъ у него лежалъ какой-то узелокъ… Когда я подл?зъ подъ нары, онъ схватилъ этотъ узелокъ и зажалъ его между кол?нъ, поглядывая на меня и ворча что то, какъ собаченка, грызущая кость…
Ему не сид?лось покойно: весь онъ, вс?мъ своимъ маленькимъ т?ломъ, од?тымъ въ какую-то рвань, ерзалъ по полу, точно кто его поджигалъ снизу… Руками онъ д?лалъ какіе-то непонятные жесты… Ноги, обутыя въ опорки, шаркали по полу… Когда онъ оборачивался ко мн? лицомъ, мн? видн?лись тонкія губы, бороденка клиномъ, сморщенное лицо и, какъ у осла, большіе уши…
Мн? захот?лось подразнить его, поговорить… И я опять спросилъ:
— Да что ты ворчишь все?.. Ругаешься, что-ли?..
— А теб? что за д?ло? — завизжалъ онъ, — что ты присталъ ко мн?, сукинъ ты сынъ!..
— Сверни-ка покурить, да угости! — опять сказалъ я.
Онъ затрясся и заверт?лся на м?ст?, какъ блоха.
— Покурить! закричалъ онъ, — на-ка, вотъ, выкуси!… Ахъ вы, лодари!… жулье!… много васъ тутъ, сукиныхъ д?тей… воры!… Отстань отъ меня!… что ты присталъ ко мн?: аль выглядываешь, какъ бы упереть что… Н?тъ, братъ, я спать не буду, шалишь!… Н?тъ ужъ, я знаю теперь… жулики трехкоп?ешные… тьфу!..
Онъ плюнулъ и, отвернувшись, началъ возиться со своимъ узелкомъ, бормоча подъ носъ ругательства.
Я легъ навзничь, подложивъ подъ голову руки, и сталъ думать…
Какія-то с?рыя тягучія мысли носились въ голов?… Я переживалъ все то. что со мной было за
