l:href='#n_2' type='note'>[2]. Протащили на палк? вонючую «парашку»…
Я пошелъ въ корридоръ и сказалъ надзирателю, что у меня украли шапку.
— Ладно, — сказалъ онъ, окинувъ меня злымъ взглядомъ, — я скажу старост?… Чего-жъ ты гляд?лъ, дурья голова!..
Я опять пошелъ въ камеру. Люди л?ниво поднимались со своихъ логовищъ. Многіе пили «цыку», сидя на нарахъ по-турецки: большинство-же лежало, в?роятно, не зная для чего вставать… Н?которые, сидя на нарахъ поближе къ окнамъ, нагіе, давили въ рубахахъ нас?комыхъ. Какой-то с?дой съ нависшими бровями, курносый старикъ молился, читая вслухъ молитву. «Отврати лицо твое отъ гр?хъ моихъ, и вся беззаконія моя очисти. Сердце чисто созижди во мн?, Боже, и духъ правъ обнови во утроб? моей», — громко говорилъ онъ, и странно какъ-то звучали эти слова въ этой неподходящей обстановк?.
Лампочку загасили. Съ каждой минутой въ камер? становилось св?тл?е, и этотъ св?тъ придавалъ ей какой-то еще бол?е тяжелый, безотрадно-ужасный видъ. Жалко было гляд?ть на людей, доведенныхъ до посл?дней степени униженія. загнанныхъ въ это гадкое пом?щеніе подобно скотамъ, брошенныхъ, никому не нужныхъ, оставленныхъ вс?ми…
— Эй!… У какого тутъ чорта шапка пропала?! — закричалъ вдругъ на всю камеру староста, входя изъ корридора въ дверь — Говори, что-ли!..
— У меня пропала! откликнулся я и подошелъ къ нему.
— У тебя? — переспросилъ онъ, окинувъ меня злыми глазами, — ты жаловаться, сволочь!… Ну, ладно, — добавилъ онъ, помолчавъ, — смотри, коли найду зд?сь ее, всю морду теб? разобью!… Самъ, небось, засунулъ куда-нибудь, да на людей сваливаетъ… сволочь!
— Чего-жъ ты лаешься-то? — ничего не понимая, спросилъ я.
— У-у-у, поговори еще! — закричалъ онъ и скрипнулъ зубами, — чортъ! Обыскъ теперь изъ-за тебя д?лать, что-ли?.. Шапка его пропала!… невидаль! Чай не сто рублей стоитъ…
Ругаясь и грозя, онъ отошелъ отъ меня прочь. Не понимая, что это значитъ, я с?лъ на край наръ, въ ногахъ у какого-то челов?ка, лежавшаго навзничь, наблюдавшаго за мной, и, недоум?вая, вопросительно взглянулъ на него. Онъ поймалъ мой взглядъ, поднялся, с?лъ, поджавъ ноги калачикомъ, и, улыбнувшись, сказалъ:
— Что, братъ, вляпался?.. Вотъ теб? и шапка!
— Чего онъ ругается? — спросилъ я.
— Ругается-то что? — переспросилъ онъ. — Эхъ, ты чудакъ!… Мелко плаваешь — спину видно… Я теб? вотъ что скажу, по душамъ: иди ты къ надзирателю, скажи: нашелъ, молъ, шапку… А то плохо, братъ, теб? будетъ.
— А что?
— Да то, что надзиратель скажетъ еще кое кому, придутъ съ обыскомъ… Шапку твою все одно не найдутъ, а еще кое-что неладное найдутъ… Ну, и того… понялъ?..
— Понялъ! спасибо, что научилъ, — отв?тилъ я и пошелъ опять въ корридоръ заявить, что шапка нашлась.
Когда я возвратился снова въ камеру, то увидалъ, что староста сл?дитъ за мной.
— Ну что, нашелъ шапку?! — крикнулъ онъ.
— Нашелъ! — отв?тилъ я.
— Ну, то-то… А говорилъ: пропала… Сволочь!… Въ морду васъ чертей надо, дурачье!… Деревня необузданная!.
X
Невыносимо долго тянулось время. Д?лать было положительно нечего. Отъ толкотни, шума и смрада кружилась голова, ныло сердце и брала досада на то, что попросился съ дуру на этотъ «вольный этапъ»…
Судя по разговорамъ, которые мн? удалось услыхать, я понялъ, что отсюда не скоро вырвешься…
Тоска грызла меня. Не находя м?ста, я бродилъ по камер?, приглядываясь къ людямъ и слушая разговоры… Не веселы были люди, не веселы и разговоры!… Вс? томились и ждали своей участи, ждали, когда погонятъ въ тюрьму, а изъ тюрьмы — кого этапомъ домой, на родину, кого въ Сибирь, и т. д…
— Въ тюрьм? много лучше, — слышалъ я не одинъ разъ, — тамъ чистота… лапшой кормятъ… а зд?сь что? — каторга!… не жрамши, издохнешь!..
И правда, тяжело было сид?ть зд?сь!… Т?сно, грязно, голодно, а главное, невыносимо скучно безъ д?ла.
Получивъ пайку хл?ба, хлебнувъ ложки дв?-три похлебки, я пол?зъ подъ нары, мысленно махнувъ на все рукой, думая, что придетъ, наконецъ, время и сд?лаютъ же насчетъ меня какое-нибудь распоряженіе…
— Л?зь, л?зь, землякъ! — прив?тствовалъ меня изъ-подъ наръ какой-то челов?къ, — л?зь!… м?сто хорошее… теплое… чистое… рай пресв?тлый!..
Я забрался въ этотъ «рай пресв?тлый» и легъ на вонючій и грязный полъ рядомъ съ этимъ такъ любезно приглашавшимъ меня челов?комъ.
Онъ лежалъ, облокотившись на руку, и, улыбаясь, гляд?лъ на меня.
— Ложись… любота зд?сь! продолжалъ онъ, — а тамъ, наверху т?снота, повернуться негд?… Зд?сь словно у Христа за пазухой!… Полеживай да и все тутъ!… И вша не такъ ?стъ… Не любитъ она подлая сырости! Недаромъ видно говорится: вша тепло любитъ… Ты какъ попалъ сюда?.. За что?.. Давно-ли замели? — И, не ожидая отв?та, продолжалъ:- Плохо нашему брату жить стало… закрывай лавочку… Народъ аккуратенъ сталъ… какъ зал?зъ куда, тутъ и того, говори, влопался… Не кладутъ плохо!..
— А ты что-жъ, воровствомъ занимался? — спросилъ я, глядя на его веселое лицо.
— А то ч?мъ же! — воскликнулъ онъ удивленно, — вотъ спрашиваетъ… понятное д?ло!… неужели работать стану… А ты нешто не этимъ?..
— Н?тъ.
— А ч?мъ же?.. Стр?лялъ, что-ли?..
— Стр?лялъ! — отв?тилъ я, чтобъ отвязаться.
— Плохо подаютъ-то ноне, не стоитъ овчинка выд?лки, да и полиція сл?дитъ строго… Какъ чуть заз?вался — готовъ… какъ сомъ въ вершу! Вотъ моду взяли: нищимъ просить не велятъ… гд? это видано?..
— Стало быть, такъ надо, — сказалъ я.
— Видно, что надо. Имъ что, имъ хорошо! Съ деньгами-то и дуракъ проживетъ… Сов?стно имъ нашего брата, вотъ и не знаютъ, какъ отвязаться. И въ тюрьму сажаютъ, и на родину шлютъ, въ дома рабочіе… туда, сюда… чтобъ глаза не мозолили. Да н?тъ, шалишь, много насъ! — точно радуясь, воскликнулъ онъ, — охъ, много насъ!… Сила!… Кто кого одол?етъ — неизв?стно… Тебя, что же, на родину, что ли? — перем?нилъ онъ, помолчавъ, р?чь.
— На родину! — отв?тилъ я и разсказалъ, какъ это случилось. Когда я сказалъ, что иду «вольнымъ этапомъ», онъ сд?лалъ большіе, удивленные глаза и, покатившись со см?ху, воскликнулъ:
— Вотъ, дуракъ-то!… Царица небесная!… Вотъ!… Ахъ ты, чудородъ… Что-жъ теб? на вол?-то надо?ло, знать?.. Ахъ ты, дуракъ, дуракъ!… Ну-у ты небось думалъ: такъ тебя сейчасъ и отправятъ… Пожалуйте, ваше благородіе… Н?тъ, братъ, врешь, не скоро ты попадешь домой… Вша-то тебя, знать, не ?ла, такъ по?стъ всласть… Зд?сь вотъ посидишь денъ шесть, да въ тюрьм?, пока партію на Москву наберутъ, нед?лю, а то и дв?… да, гляди, въ Москв? столько же. Аль тебя не до Москвы?.. Ну, все одно — въ Клину застрянешь… Да что толковать, погуляешь; попьютъ изъ тебя крови!… Мн?,- продолжалъ онъ, торопливо свернувъ и закуривъ папироску, — все это, пріятель, вотъ какъ изв?стно!… Погоняли меня, знаю, обтерп?лся я… Всего видалъ… Ну, а только скажу по сов?сти: не приведи, Царица небесная, этапомъ ходить!… И какъ это тебя догадало… Чудное д?ло!… Да ты п?шкомъ-то бы махнулъ… А у тебя пальтишко-то важное, — перем?нилъ
