пом?щеніе это показалось раемъ.
Въ корридор? постоянно находился надзиратель: онъ то и д?ло подходилъ къ дверямъ и заглядывалъ въ камеры, сл?дя за нами, какъ ястребъ за курами.
Въ камер? было тихо: ни крика, ни ругани… Люди погуливали по асфальтовому полу вдоль камеры, од?тые въ новые костюмы, точно гд?-нибудь по бульвару, а не въ тюрьм?.
Погулявъ, я подошелъ къ двери и сталъ гляд?ть, что д?лается въ корридор? и въ другой противоположной, угловой, маленькой по разм?ру камер?, сквозь двери которой намъ все было видно…
То, что я увидалъ, поразило меня удивленіемъ. Тамъ были д?ти, — н?сколько челов?къ мальчиковъ, — по зд?шнему, на язык? босяковъ, «плашкетовъ»… Эти «плашкеты» висли на двери, таращились въ корридоръ, шум?ли, кричали, сквернословили… Надзиратель то и д?ло подходилъ къ ихъ двери и, покрасн?въ отъ злости, кричалъ на нихъ… Но это мало помогало: на минуту они смолкали, пока онъ стоялъ около двери, а потомъ снова принимались за свое.
Увидя, что мы н?сколько челов?къ, глядимъ на нихъ, они, какъ только отвертывался надзиратель, принимались д?лать намъ непристойные знаки… Стоявшіе со мной арестанты, видя это, засм?ялись, а одинъ, толстый, съ красными пятнами по лицу, съ выкатившимися и широко разставленными калмыцкими глазами, челов?къ передернулъ какъ-то особенно плечами и крикнулъ:
— Гляди, гляди, и Катька тамъ!… Попала стерва! Ха, ха, ха!… Ахъ, сволочь!… Катька! — крикнулъ онъ, когда надзиратель отошелъ подальшпе, и сд?лалъ руками какой-то знакъ. — Гляди сюда, подлая!… хошь этого?!.
На этотъ крикъ и жестъ одинъ изъ «плашкетовъ», очевидно, прозванный Катькой, съ своей стороны, сд?лалъ что-то такое непристойное, что заставило вс?хъ смотр?вшихъ разразиться хохотомъ
— Ахъ, сволочь! что д?лаетъ!.. — съ какимъ-то наслажденіемъ проговорилъ толстый, къ которому, в?роятно, и относился этотъ знакъ… См?ясь, онъ навалился вс?мъ своимъ короткимъ т?ломъ на дверь и, припавъ лицомъ къ р?шетк?, крикнулъ то неприличное слово, какимъ въ народ? обзываютъ публичныхъ женщинъ.
— Прочь отъ двери! — закричалъ, услышавъ это и подб?жавъ къ намъ, надзиратель — Ахъ ты, подлецъ! въ карцеръ захот?лъ?!.
— Что все это значитъ? — спросилъ я, отойдя отъ двери, у какого-то молодого длинноволосаго челов?ка, повидимому, изъ кутейниковъ.
— А ты, небось, не знаешь? — отв?тилъ онъ, отходя отъ меня, — сволочь! — презрительно добавилъ онъ, оглянувшись:- у меня, братъ, не покуришь!..
Я обратился къ с?дому, добродушному съ виду старичку. Пожевавъ губами, онъ улыбнулся и, дотронувшись до пуговицы моего пиджака, сказалъ:
— Д?ло, другъ, житейское. Мало ли что на міру-то д?ется… Народъ до всего дошелъ… Бога забыли, стыда н?тъ… ну и того… понялъ?..
И онъ разсказалъ мн? такое, что не дай Богъ и слышать!.
XIV
Въ тюрьму пригнали насъ какъ разъ наканун? Николина дня.
Въ шестомъ часу вечера въ камеру заглянулъ надзиратель и крикнулъ:
— Въ церковь!
Мы построились попарно другъ за другомъ, и надзиратель повелъ насъ внизъ по л?стниц?… Изъ другихъ камеръ тоже выходили люди и шли внизъ за нами.
Вся широкая л?стница заполнилась этимъ шествіемъ… Слышался кашель, сморканье, шепотъ, шарканье объ полъ множества ногъ, сдержанный см?хъ.
Сойдя внизъ, мы увидали отворенныя двери пустой, тускло осв?щенной церкви и, молча крестясь и кланяясь, вошли туда.
Намъ приказали идти на хоры, направо. Т?снясь и толкаясь, мы начали устававливаться…
Съ хоръ хорошо было видно все внизу. Волна людей, молодыхъ и старыхъ, худыхъ и толстыхъ, бритыхъ и не бритыхъ безостановочно текла въ дверь… Надзиратели торопливо устанавливали ихъ по н?сколько челов?къ въ рядъ, другъ за другомъ.
Посл? вс?хъ вошли съ полуобритыми головами каторжные. Впереди ихъ шелъ, какъ сейчасъ гляжу, высокій, съ горбатымъ носомъ, худощавый, съ какой-то точно заостренной кверху головой, молодой арестантъ… Онъ шелъ точно на гулянье, свободно помахивая правой рукой, высоко держа голову, посматривая по сторонамъ съ такимъ видомъ, какъ будто хот?лъ сказать: глядите на меня, каковъ я молодецъ!..
Звяканье ц?пей вдругъ наполнило тишину церкви…
Жутко и тяжело было слушать это звяканье…
Н?которое время въ церкви было тихо и полутемно. Ждали священника… Онъ скоро пришелъ и торопливо, почти б?гомъ, наклонивъ голову. направился въ алтарь. Церковь осв?тили. Началась служба…
При первыхъ же словахъ священника, я почувствовалъ мучительное чувство тоски и одиночества… Передо мной встала другая, далекая церковь… Тамъ тоже праздникъ… тоже служба… весело горятъ св?чи… церковь полна народомъ… на лицахъ праздничное, веселое выраженіе… съ клироса несутся и наполняютъ всю церковь голоса п?вчихъ… Священникъ въ б?лой нарядной риз? ходитъ по церкви и кадитъ, не жал?я ладану, у м?стныхъ иконъ…
Съ колокольни раздаются торопливые, частые, веселые звуки колоколовъ… Б?логоловые мальчишки снуютъ между большихъ, то вб?гая въ церковь, то выб?гая на паперть… Словомъ, — все весело, празднично, прекрасно и мирно…
А зд?сь…
Сурово и молча стоятъ арестанты… Изр?дка кто-нибудь перекрестится… тяжело вздохнетъ… наклонитъ голову и думаетъ. О чемъ?
— «Правило в?ры, образъ кротости», — торопясь, скороговоркой выкрикиваетъ дьячекъ…
Слышатся вздохи… звякаютъ ц?пи… Н?которые падаютъ на кол?на…
— «Отче, священноначальниче, Николае, моли Христа Бога, спастися душамъ нашимъ!..»
— «Спастися душамъ нашимъ!» — громко шепчетъ стоящій рядомъ со мной старикъ и кланяется въ землю, стукалсь лбомъ объ полъ.
Я стою, слушаю и чувствую, какъ подступаютъ къ горлу слезы… что-то непонятное, мучительно- скорбное охватываетъ все моё существо… Я боюсь разрыдаться… какой-то холодный ужасъ и нестерпимая тоска заполоняютъ душу…
XV
Печально и тоскливо началось на другой день, въ нашей камер?, праздничное утро…
Разбудили рано… сд?лали пов?рку… проп?ли молитву, убрали камеру, и каждый могъ заняться ч?мъ хот?лъ и какъ хот?лъ…
Тусклый св?тъ утра медленно, точно нехотя, мало по малу разгоняя тьму, наполнялъ камеру.
По камер? взадъ и впередъ, по одиночк? и попарно, скользя чюнями по гладкому полу, сновали арестанты…
Я подошелъ къ окну и сталъ гляд?ть на улицу. Въ огромное окно видна была часть тюремнаго двора, высокая, красная кирпичная ст?на, а за ст?ной Обводный каналъ и садъ Александро-Невской лавры. Надъ вс?мъ этимъ вис?ли и тихо плыли клочковатыя, темно-свинцовыя облака. Изъ нихъ, тихо порхая, падали на землю крупные и р?дкіе хлопья сн?гу… гд?-то вдали поднимался столбомъ густой, черный дымъ и стлался
