посл?днее время. Точно кто-то потихоньку развертывалъ передо мной огромный листъ бумаги, на которомъ, сцена за сценой, изображена была моя жизнь…
Угрюмыя и страшныя картины плыли передо мной, какъ кошмаръ… Усиліемъ воли я старался отогнать ихъ отъ себя, но лишь только закрывалъ глаза, он? снова плыли передо мной, мучительно терзая сердце.
Въ камер? не смолкало… Непрерывный гулъ, возня, крики, неслись отовсюду… Въ полутьм? сновали какіе-то люди, жалкіе и противные… Гд? то подъ нарами кто-то п?лъ громкимъ рыдающимъ голосомъ:
Что-то дикое, нел?пое и вм?ст? страшно грустное чувствовалось во всемъ этомъ.
Я заткнулъ уши и лежалъ съ тяжелой, точно съ похм?лья, головой… Въ грудь заползала тихо, настойчиво обвивая сердце своими холодными противными кольцами, мучительная зм?я-тоска…
Я закрылъ глаза и забылся тяжелымъ, безпокойнымъ сномъ…
VIII
Какой-то пронзительный вой, крикъ, хохотъ разбудили меня.
Я вскочилъ, ударившись головой объ нары, и пол?зъ на четверенькахъ изъ-подъ нихъ вонъ узнать, что такое случилось, и кто кричитъ.
Около двери собралась и шум?ла толпа косматыхъ, всклокоченныхъ со сна людей. Среди нихъ по грязному полу, шлепая ладонями по луж?, текущей отъ «парашки», валялся челов?къ, корчась, какъ въ падучей, и вылъ пронзительно громко, какъ поросенокъ, когда его р?жутъ…
— Что такое съ нимъ? — спросилъ я стоявшаго рядомъ со мной и поднимавшагося на ципочки челов?ка.
— А песъ его знаетъ, что съ нимъ! — отв?тилъ онъ, — должно быть, пьяный… Его сейчасъ только привели… Ишь, его чорта, схватываетъ, — добавилъ онъ равнодушно.
— Подлецы! разбойники! кричалъ, между т?мъ, валявшійся на полу челов?къ. — Креста на васъ н?тъ! идолы!… татары!.. О-о-о, подлецы!..
И онъ, растерзанный, оборванный, жалкій, полупьяный, вскочилъ на ноги и, дико вращая ополоум?вшими глазами, началъ сквернословить, грозя кулаками на дверь.
— Поори… поори! — раздался въ дверную дырку голосъ, — поори, сволочь проклятая!..
— Самъ ты сволочь, — завизжалъ челов?къ, — ахъ, вы мошенники!… Подлецы! подлецы! подлецы! — все возвышая голосъ, пронзительно кричалъ онъ и вдругъ не то что заплакалъ, а какъ-то дико затявкалъ и въ безсильной злоб? опять покатился по полу…
— Вотъ такъ чортъ! — раздались голоса, — что его р?жутъ, что-ли?.. Откуда такой взялся?
— Спать не даетъ, дьяволъ! — заворчалъ кто-то.
— Уймите его! — крикнулъ другой.
— Староста! Ой, староста! Твое д?ло! — закричалъ изъ подъ наръ третій, — уйми! Людямъ покой нуженъ… Что не видали, черти?!.
— А вотъ сейчасъ! — раздался спокойный, самоув?ренный голосъ, и староста, средняго роста, черноволосый, скуластый здоровенный мужикъ, отпихнувъ людей, подошелъ къ валявшемуся на полу пьяному, наклонился, взялъ его рукой за шиворотъ и, поставивъ на ноги, внушительно, какимъ-то страшнымъ голосомъ сказалъ:
— Брось орать! рвань паршивая!… ложись… дрыхни, сволочь!..
— Ты самъ сволочь! — закричалъ челов?къ, — кто ты?.. Я… я!..
Но староста не далъ ему договорить… Онъ вдругъ взмахнулъ рукой и со всего размаха ударилъ его по лицу.
Челов?къ, какъ снопъ, упалъ на полъ, что-то рыча и захлебываясь…
— Прибавь! — крикнулъ кто-то и засм?ялся.
Упавшій хот?лъ было приподняться и встать на ноги, но староста, съ покрасн?вшимъ лицомъ, тяжело сопя, ударилъ его опять.
— Караулъ! — не то застоналъ, не то закричалъ челов?къ и какъ-то невыразимо жалко, точно заяцъ, у котораго перешибли ноги, по-ребячьи захлюпалъ, закричалъ и на четверенькахъ торопливо поползъ подъ нары, повертывая на ходу въ сторону, гд? стоялъ староста, свое разбитое, окровавленное лицо съ мутными, одур?вшими отъ водки и страха глазами…
Не помня себя, я поб?жалъ отъ этого зр?лища и забился опять на старое м?сто, подъ нары.
За мной сл?домъ юркнулъ туда же мой сос?дъ старикашка. Ус?вшись, онъ захихикалъ и сказалъ, обращаясь ко мн?:
— Видалъ?.. Ловко!… такъ васъ и надо, сукиныхъ д?тей, хи, хи, хи!..
— Чему ты радуешься, чортъ! — закричалъ я, чувствуя къ противному старику отвращеніе и злость.
Какъ будто мои слова относились не къ нему, — онъ ничего не отв?тилъ, отвернулся; хихикая, забормоталъ что-то, какъ тетеревъ на току, и началъ прод?лывать руками какіе-то чудные и непонятные знаки, точно стараясь схватить что-то.
— Полоумный! — подумалъ я, глядя на него.
Но вдругъ онъ опять обратился ко мн? и сказалъ:
— Ловко, а?.. такъ и надо… а?.. морда-то вся въ крови… будетъ помнить… хи, хи, хи!..
Сказавъ это, онъ отвернулся отъ меня и затрясся вс?мъ своимъ противнымъ т?ломъ отъ душившаго его гадкаго сдавленнаго см?ха.
— «И скажетъ т?мъ, которые по л?вую: изыдите отъ меня проклятіи въ огнь в?чный, уготованный діаволу и аггеломъ его», — громкимъ шепотомъ забормоталъ онъ неожиданно и потихоньку тоненькимъ голоскомъ зап?лъ: — «Егда славній ученицы на умовені? вечери просв?щахуся… То-о-о-огда, — старательно выводилъ онъ, — Іуда злочестивый сребро»…
— Я тебя вотъ просв?щу, стараго пса, по ше?! — раздался вдругъ густой, точно изъ пустой бочки, басъ. — Будешь тогда помнить Іуду… Ишь тебя схватываетъ… расп?лся! нашелъ м?сто… Я-те заткну глотку-то, паршивый чортъ!..
Старикашка быстро, какъ ежъ, свернулся клубочкомъ и притихъ.
IX
Проснувшись утромъ, я не нашелъ своей шапки: пока я спалъ, ее усп?ли украсть… Шапка была хорошая, и мн? стало ее жаль, а главное, досадно было то, что придется щеголять въ казенномъ блинообразномъ, кругломъ арестантскомъ картуз?.
Выбравшись изъ-подъ наръ, я увидалъ, что разсв?таетъ. Въ окна слабо проникалъ св?тъ тусклаго зимняго утра… какой-то с?роватый смрадъ, отъ котораго щекотало въ горл? и трудно было дышать, стоялъ въ камер?… Большинство арестантовъ еще спало, разметавшись по нарамъ во всевозможныхъ позахъ… Н?которые лежали, почти совс?мъ нагіе, въ одн?хъ грязныхъ, худыхъ рубахахъ; изъ-подъ наръ высовывались ноги; отовсюду шелъ храпъ, стонъ, какія-то непонятныя вскрикиванья… Н?которые во сн? неистово драли ногтями обнаженное т?ло, стараясь избавиться отъ нас?комыхъ, кишмя киш?вшихъ на нарахъ…
Дверь въ корридоръ отперли… Застучали чайниками… Счастливцы стали пить «цыку»
