завелось и, между прочимъ, одна сваха, т. е., собственно говоря, и не сваха, а прямо-таки сводня. Познакомился я съ ней, и вотъ тутъ у меня романъ зат?ялся… Пошло все къ чорту, и свихнулся я. Объ этомъ вотъ я вамъ и разскажу сейчасъ… Хотите?.. Д?дъ, хошь, а?..
— Болтай ужъ, коли зат?ялъ! — отозвался старикъ и добавилъ: — ври, Емеля, твоя нед?ля!
— Я. братъ, не вру, а правду говорю. Ну ладно. Слушайте.
Онъ опять с?лъ, прислонившись спиной къ ст?н?, и заговорилъ
XX
— Есть россійская гадкая поговорка: «деньги не Богъ, а милуютъ больше»… Въ большой мод? эта поговорка. Вотъ, соображаясь, такъ сказать, съ этой поговоркой, я и жилъ, т. е. исключительно жилъ для денегъ… выше и лучше ихъ для меня ничего не было… Хорошо-съ. И вотъ, когда у меня такія понятія были, сошелся я съ д?вушкой, впрочемъ, даже и не съ д?вушкой, а съ д?вочкой, ей еще и шестнадцати не было… Сваха-то та, про которую говорилъ, свела меня съ ней… Стоило мн? это удовольствіе рублей… ну, десять, т. е. свах? въ зубы за хлопоты.
…Помню все это д?ло въ праздникъ было, на Рождеств?, на третій, кажется, день. Былъ я у свахи въ гостяхъ съ товарищемъ; ну, пили, много пили и вдругъ, понимаете, приходитъ эта д?вушка… все это сводня раньше подстроила. Просилъ я ее. Робкая такая, вижу, д?вушка… красн?етъ… жмется, говорить боится… А хорошенькая, прелесть! Упросилъ я ее посид?ть съ нами… винца предложилъ… Не хочетъ… приставать сталъ выпить… И сводня говоритъ: «Да выпей, говоритъ, Груня!… Рюмочку-то ужъ авось ничего… Обручъ съ тебя отъ нея не соскочитъ» — «Да я, отв?чаетъ, не пила отъ роду.»- «Ну что-жъ такое, а ты выпей, не хорошо ломаться передъ кавалерами».
Послалъ я кухарку за портвейномъ, за виноградомъ, вообще за лакомствомъ… и, понимаете, ухитрился ей въ рюмку портвейну водки влить на половину. Выпила она, выпила потому, что боялась не выпить. — «Какъ же, молъ, в?дь просятъ». — Есть такія натуры и среди нашего брата мужчинъ, которые отказаться не могутъ… безхарактерность это, что ли?.. Ну-съ, выпила она и того, готова, опьян?ла… Много ли ей, цыпленку, надо. Я еще подлилъ… «Чокнемтесь, говорю, за того, кто любитъ кого». Эдакой в?дь саврасъ былъ!… Она только см?ется и розовенькая такая сд?лалась — чудо! Выпили еще… Сд?лалась она совс?мъ готова. Шепчетъ мн? сваха въ ухо, какъ злой духъ: — «Теперь ваше д?ло, не з?вайте»!… Поднялся я съ дивана и говорю: пойдемъ теперь, Груня, въ манежъ. — «Ахъ, что вы, говоритъ, стыдно». — Над?лъ я на нее безо всякихъ разговоровъ пальтишко ея старенькое, взялъ за руку, вывелъ на улицу, нанялъ извозчика и того… въ номера…
Проснулся по утру, гляжу: сидитъ она на кровати, голову руками обхватила и рыдаетъ, волоса у ней, какъ ленъ, растрепались, а т?ло все такъ ходуномъ и ходитъ. — Объ чемъ ты? — спрашиваю.
Ничего она не отв?тила, только затряслась еще шибче да сквозь всхлипыванья, какъ малый ребенокъ, лепечетъ: «Мамочка, мамочка, ахъ, мамочка». — Лежу я, руки подъ голову подложилъ, поглядываю… жду, что будетъ… И вдругъ, понимаете, мн? захот?лось ее еще больше унизить — «Будетъ теб?, говорю, чего ты ревешь-то? Не первый чай разъ?.. Давай-ка выпьемъ! — Посмотр?ла она на меня… А рожа у меня въ т? поры нахальная была: румяная, гладкая… Посмотр?ла да и говоритъ: — А мн? сказывали, что вы добрый!.. — „А чтожъ, злой, что-ли»? — Не честный… за что вы меня обид?ли? — А ты зач?мъ шла, дура? Вотъ позову сюда кого надо, да желтый билетъ и дамъ.
Посмотр?ла она на меня, помолчала да и говоритъ — ни дать, ни взять, какъ тотъ челов?къ на бульвар?, которому я трешницу далъ: — «Подлецъ ты! Рыжая твоя морда безстыжая»!.. — А, такъ ты вотъ какъ, говорю, хорошо же! Вотъ я сейчасъ позвоню. Скажу лакею, чтобы призвалъ кого надо.
Взялъ да и позвонилъ. Она какъ заплачетъ! Такъ и упала на подушки… Вошелъ лакей. — «Принеси говорю, водки».
Ушелъ онъ. Подняла она голову, глядитъ на меня. — Зач?мъ вы, говоритъ, за водкой послали?..
— А теб? какое д?ло?
— акъ я.
— Молчать! — говорю. Заставлю тебя пить и будешь пить!. А ты, небось, струсила… Думала насчетъ билета.
— Ничего я, отв?чаетъ, не струсила, а сов?стно мн?, что съ такимъ челов?комъ сошлась.
— Съ какимъ это челов?комъ?
— Съ нехорошимъ… У меня мамочка есть… Господи, кабы узнала!..
— Дура, говорю, мы вм?ст? теперь жить станемъ… Я челов?къ умный, со мной не пропадешь. Ч?мъ занимаешься?
— Портниха.
— У хозяйки живешь?
— Да.
— Сколько получаешь?
— Пять.
— А сейчасъ при теб? деньги есть?
— Есть.
— Сколько?
— Полтора рубля.
— Давай!
— Зач?мъ?
— Давай!… надо… Жалко?
— Это у меня на платокъ.
— Давай!… Надо же за номеръ отдать… Не стану я одинъ платить… За всякую шкуру да плати… Я деньги-то трудомъ добываю, не такъ, какъ ты… затылкомъ наволочки стираешь…
Заплакала она опять. Кошелекъ, однако, достала, вынула изъ него деньги…
— «На, говоритъ, только отпусти меня, Христа ради»!
Онъ замолчалъ и потупился. Лицо его какъ-то потемн?ло. Онъ сжалъ кулакъ и стукнулъ имъ по койк? такъ, что задрожали доски.
— Давно все это было, — заговорилъ онъ, — но какъ вспомню — гадко мн? станетъ, точно кто-то по голому т?лу щеткой проведетъ… б-ррры!… Ну, ладно… Просится она… Что-жъ, спрашиваю, противенъ я теб??
Молчитъ. Я опять: «противенъ»? Молчитъ. Тутъ лакей вошелъ, принесъ водку. Всталъ я, од?лся… налилъ рюмки.
— «Пей! — говорю.
— Не могу!
— Пей, шкура, убью!
— Оставьте меня, говоритъ, Христа ради! Я б?дная… за что обижаете? Господи, Господи! Ахъ я, дура, несчастная!..
— Пей, сволочь, а то на голову вылью! Плачетъ она.
Христа ради проситъ, чтобы отпустилъ ее. Взялъ я рюмку и, понимаете, какъ плесну ей въ лицо водкой.
— Врешь — не пьешь, махонькую пропустишь!
Закрыла она лицо руками. Стою я, гляжу на нее и вдругъ, понимаете, захот?лось мн? по другому надъ ней помытариться. Думаю: что будетъ?.. Опустился я передъ ней на кол?ни:
— Груня, прости… не по злоб? я… прости!
Ноги у ней съ пьяныхъ-то глазъ ц?лую. С?ла она… глядитъ на меня, какъ безумная… Гляд?ла, гляд?ла, потомъ, знаете, положила руку свою ко мн? на голову, гладитъ, какъ ребенка, а сама говоритъ:
— Что вы? что вы? Мн? стыдно!
А я, вотъ истинный Господь, не вру, какъ заплачу вдругъ… понимаете, словно оборвалось у меня
