– Какие “лебедушки”? – закричала она. – Папа! И ты мне не веришь?! – “оскорбилась” Настя.
Я промолчал. Что делать? Бьется! И другого метода у нее, видно, нет. “Характер бойцовский, отцовский!” – таким девизом я ее наградил. И давить не надо: каждый сам сочиняет свою жизнь! А дед, инженэр, аккуратист, не дает развернуться…школит ее, сказать честно, лучше меня. В ней проблема.
– Ладно! – зловеще усмехнулась. – Разбирайтесь тут…
Надеется, поругаемся?
– …а я пойду прогуляюсь.
Бабка всплеснула руками: “От каково!” Потом уставилась сквозь толстые окуляры на нас: “Ваше воспитание!”
Настя шумно надевала в прихожей пальто. Удержать ее? Перевести все в шутку?
– Что еще за прогулки такие? – всполошилась бабка. – Ночь уже на дворе!
– Полдесятого всего! – произнесла дочь. Заметил в первый раз, как ее губы могут “змеиться”!
– Не пущу! – Бабка встала грудью. Но Настя обошла. Щелкнул открываемый замок, потянуло сквозняком. Хлопнула дверь. Ушла-таки! Да-а. “Выход” вполне уже театральный. Драма! И всем нам роли подготовила – отрицательные, увы!
– Когда я был в этом возрасте, – переведя дыхание, заговорил дед, – и тоже попытался – один только, правда, раз – вести себя подобным вот образом, отец мой… покойный, – как нечто очень существенное добавил он, – разложил меня на скамье и выпорол как сидорову козу! И раз навсегда я поведение такое забыл! Больше уж подобным образом со взрослыми не разговаривал. Правильно считали: учить жизни надо еще тогда, когда дитя помещается поперек скамьи, а когда только вдоль, тогда поздно!
Так поперек скамьи она помещалась как раз у вас! А у нас – уже нет! – хотел сказать я, но осекся. Благодарить надо его.
– Где тетрадки мои, я понял, – дружески заговорил я. – Но нам со своей стороны надо суметь сделать так, чтобы ей не захотелось тетрадки выкидывать. Чтобы “лебедушек” не было в них.
– А я чем занимаюсь?! – воскликнул с горечью дед. – Все вечера с ней сидим!
Как со мною отец мой сидел! С небольшими лишь изменениями: не отец, а дед тут сидит. То есть история повторяется пародией… Да нет! Пародией как раз был бы ты! У деда почерк классический, хоть и не писатель, сформировался под влиянием порки, а у тебя – так себе. Мало пороли. Было бате все недосуг.
– Спасибо вам! – только и мог я сказать, И, пожалуй, это самое правильное.
– Пойдем, Настенька, погуляем!
– Не хочу! – Настя надулась.
– Почему?
– Надо мной все смеются во дворе! Говорят, одета как скобариха! – Настя всхлипнула.
Да… Судя по платью с бантом, пошитому бабкой, и шубке из искусственного каракуля, “схваченной” в универмаге, дело дрянь.
– Какие-то вы странные, Валерий! Бант – это нынче модно! – великосветским тоном вещала теща.
– Покупаем что есть! – развел руками тесть чуть виновато.
Настя сидела, надувшись, толстая, щекастая. Получается что-то не то.
– Обещаю тебе! – Я даже торжественно встал, как на пионерской линейке. – В ближайшее время у тебя будет вещь, которой все будут завидовать!
– Хорошо, отец!
Мы расцеловались.
Бурные аплодисменты.
И я знал, что говорил. Как раз накануне мне позвонил Витя Славкин из Москвы:
– О делах потом! Скажи: ты в Англию хочешь?
– Когда?
– Сейчас!
– А…
– Не трать время! Стоит пятьсот рублей! Это – копейки, “сказка по-советски!” Кореш заболел – местечко освободилось.
– А…
– Визу сделаем здесь!
Московская скорость.
В Англии было весело (см. рассказ “За грибами в Лондон”). Но опять же и тут (прям как в Москве тетрадушки) обнову Насте искал. На пьянство, стриптиз только ночи оставались. Из музея сбежал, потому как из автобуса углядел: “Толкучка”! Какой там Тёрнер может в сравнение идти! Врезался в толпу. Вряд ли тут англичане. Цыгане, скорее. Но нам это без разницы. Главное – новым торгуют, с этикетками. Разбежались глаза. Соображать надо быстро. Автобус уедет! Или деньги украдут. Вот! Ухватил шуршащую, красивую ярко-синюю куртку с оранжевой подкладкой. Чуть торговался… не вышло. Все деньги отдал! Зато упаковали в красивый мешок.
