Стали, брякая и стуча, собираться.
Настя, опираясь на палку, поднялась. Стояла, высчитывала. Лицо ее покраснело. Решилась. Время! Пошла, пришлепывая, как галошей, ступней. Решилась на очередное сверхусилие. Уж лучше б она не делала их!
Картинно опираясь на палку, встала на скрещении тропок в снегу. Разъяренный Тимка наткнулся на нее, как на дополнительное, к его досаде, препятствие.
– А, – поднял очи. – Привет… Это ты?
– Не узнаешь? Привет, Тимчик! Не навестишь старую подругу? Есть деловое предложение! – добавила игриво, кивнув в сторону террасы. – Посидим, покурим.
– Я не курю.
– Ну, я жду.
Настя, тучная, расплывшаяся, опираясь на палку, пришлепывая “галошей” и вовсе не смущаясь этого (не соображает, что ли, совсем?), тяжело, со скрипом досок поднялась на крыльцо и, кокетливо оглянувшись, вошла.
– Чего тут? – К Тиму подошли стильные друзья в модных отрепьях.
– Тс-с! – Он приложил палец к губам. – Соседка! Всё… Считайте меня коммунистом!
…Недолго им был. Через минуту выскочил как ошпаренный:
– Быстро отсюда!
Чем она его так? Собравшись с духом, вошел. Теперь все приходится делать собравшись с духом.
– Все, Настенька! Хватит тут время терять, поехали! Много дел! – быстро ее затолкать, затыркать, отвлечь.
Лицо ее морщилось беззвучным плачем.
– Оставьте меня все! – закричала Настя. – Мне не нужен никто!
Дав ей время успокоиться, обошел дом. Но и друзья наши оказались расстроены. Успокаивать еще и их? Заглаживать еще и это? Заглаживатель!
– В Малагу к себе даже не позвал! – жалилась Алла.
– Ты успокаиваешь меня?!
– Нет. Расстраиваю себя. Испортили ради них свою жизнь! И абсолютно напрасно!
Тоже соскочила с нервов! Лучше бы не говорила этого у тонкой стены, еще Настька услышит, из-за кого мы испортили свою жизнь. Приложил палец к губам. И сразу метнулся – проверить.
Настька вроде немного успокоилась. Наверно, не слышала. Но слезы извилисто текли по ее щекам. Шмыгая носом, стала собирать вещи: свитер, рубаху. Мы ведь здесь долго хотели прожить!
Зашел проститься с хозяевами. Настька плакала – не пошла.
– Извините, коли что не так! – поклонился.
– Что “не так”? – разозлилась Алла. – Этот крест (кивнула на перегородку) – единственное, что человеком делает тебя!
Настю в таких чувствах в электричке не надо везти. Поэтому прогулялись, чтобы успокоиться, прошлись “по историческим местам”. В последний раз? Дохромали до Щучьего озера. Увидим ли еще? Тут, у озера в лесу, еще ясно более-менее, какое время года на дворе, в центре поселка это уже трудно понять. А тут снег, глубоко проткнутый каплями. Зима. И где-то даже уже весна. На самом берегу стояли сани-розвальни, раскинув оглобли. Сено чуть сгнившее, но уже разогретое. С отчаянием кинулись в него, долго лежали, грели на солнце лица, дышали. Где оно еще, счастье, как не тут?
– Ну все, папа! Пойдем!
И из света сразу шагнули в тьму.
Глава 10
– Настька! Ты что? Опять?
Это я теперь чую! Сама звонит и молчит. В трезвом виде она себе не позволяет так страшно молчать.
– В чем дело, Настя?
“В ком” дело, я, конечно, понимаю. Вопрос риторический. Все дело в этом Тиме, который так жестко с ней обошелся. Ну и что? Жизнь на нем не замкнулась. Но ей этого достаточно, чтобы…
– Б-бабулька умерла!
– Откуда ты знаешь?!
– Позвонили.
– Надо ехать?
– Похоронили уже ее! – заорала, будто я виноват!
Да. Бабка сажала ее на колено, подкидывала: “Зо-ля-той ты мой!” Повод, как говорится, святой! Да у нее все поводы святые, других просто нет. Мчаться по очередной тревоге? Но у меня, как мне кажется, рукопись на столе? “Жизнь удалась-2”! И если я ее не “выпишу”, значит, не удалась!
