осознал, что опять на той же почте, на переговорном пункте… здесь было тихо и, как всегда, мало людей… может быть, потому что последнее слово техники — автоматы междугородней связи — ещё не прописали в этой небольшой комнате… всё так и оставалось по-прежнему — старые аппараты, телефонистка за стеклом и даже двери и ручки на кабинках полувековой давности…
— Здравствуйте! — тихо сказала она и даже не улыбнулась. Опустила глаза в свои бумажки…
— Вы каждый день дежурите? — удивился Додик.
— Нет. Не каждый, — разговор не получался, да он и не предполагал этого.
— Звонить будете? — снова спросила телефонистка.
— Нет. — Додик опустился на стул у окна.
— Хм. А чего пришли? — Детские вопросы самые каверзные.
— Не знаю, — пожал плечами Додик.
— Если не звонить, значит, ко мне, — констатировала телефонистка.
— Выходит так! — удивлённо подтвердил Додик.
— Ой, а вы не знали, — скривив губы, проскрипела телефонистка, но Додик не был расположен к колкостям.
— Не знал… правда… даже не помню, как шёл сюда… сидел писал, потом встал пройтись, чтобы улеглось внутри, и вот… — он даже развёл руками…
— Что писали? — не поняла телефонистка, — на работе?
— Я дома работаю.
— Как? — удивилась она, — инвалид что ли, не дай Бог… не похоже!
— В некотором роде! — согласился Додик и улыбнулся. — У нас в стране полно инвалидов. Телефонистка недоверчиво рассматривала его и не понимала, шутит он или… — Я дома работаю, потому что пишу… работа такая тоже бывает: писать! Просто сидеть и слушать, что услышишь — то и пишешь! «Каждый пишет, как он слышит!»… — пропел он строчку.
— И что ж вам сегодня послышалось? — уже откровенно ехидно спросила телефонистка. И Додик задумался.
— Голос девочки, которую я любил… — он неожиданно для себя увидел происходящее с ним в данный момент: сидит он в стареньком, пахнущем чернилами и пыльным паркетом почтовом телеграфе и непонятно почему откровенно, как на духу, выкладывает незнакомой женщине самое сокровенное… Эффект вагона? Чёрт его знает… может быть, когда наступает удобный момент для освобождения души от тяжёлого груза… можешь скинуть его и уверен, что отсюда он никогда к тебе не вернётся и не напомнит ни видом, ни запахом о том, что существует — удалится в неизвестную сторону и сгинет… эффект вагона — точно! Феномен дороги! Откровенности в купе… флирт в доме отдыха… нет, там другое — там «Дама с собачкой»… а тут…
— О-ой, вы опять где-то далеко! — прервал его голос телефонистки, — опять пишете!.. — Додик улыбнулся.
— Вы необыкновенная девушка!
— А та?
— Та тоже совершенно необыкновенная, — он привстал, чтобы уйти.
— Это вы к ней сейчас пойдёте и расскажете ей всё, что о ней написали! — продекларировала телефонистка. — Додик расхохотался.
— Ну, вы даёте!..
— Нет. — сердито обрезала телефонистка. Додик смутился.
— Если бы я мог к ней пойти, я был бы счастлив.
— Поссорились, — никак не унималась телефонистка. — Додик опять, на сей раз грустно, рассмеялся:
— Нет. Не знаю, где её найти.
— Уехала? — Додик утвердительно кивнул головой. — И адрес не оставила… вот ведь… и давно?
— Да. Давно… двадцать лет прошло… — в это время заскрипела дверь и вошли люди, но телефонистке было не до клиентов.
— Да подождите вы, — зыкнула она из-за стойки на них и нашла промежуток между сгрудившимися у окошка, чтобы взглянуть на Додика и переспросить: — Двадцать?
— Да. — подтвердил он и снова кивнул головой. Он вновь уселся на стул и не понимал, почему не уходит, почему его не раздражает тон этой девушки и её вопросы… просто не хотелось ничего: ни думать, ни идти, ни сидеть здесь — ничего… но раз уж он почему-то здесь оказался, то и двигаться никуда больше не хотелось… время буквально сочилось, его было видно сквозь пыльное окно… машины на перпендикулярной улице, люди, входящие дать телеграмму или сказать несколько слов, чтобы сообщить новость кому-то на другом конце огромной страны, или справиться о здоровье… слова и фразы вылетали из разных кабинок совершенно одинаковые… только разные голоса и интонации отличали их, и эта шарманка была настоящий перпетуум мобиле, заряженный миллионами говорящих и двигающихся тел… иногда возникал внутренний укор: «Что мне тут надо?» Но он испарялся бесследно, без ответа и без осадка в душе…
Додик очнулся, почувствовав на себе взгляд. Телефонистка смотрела на него, привстав со своего стула и вписав лицо в закруглённое окошко. Когда он наконец «вернулся» и посмотрел на неё, она предложила:
— Хотите, можно запрос послать… розыск… есть такая услуга… могу вам помочь.
— Нет, — Додик усмехнулся и покрутил головой.
— Отчего же?
— Слишком хлопотно.
— Ерунда! — перебила телефонистка.
— И КПД — нулевой, — перебил в свою очередь Додик.
— Что? — не поняла она.
— А… в другой раз, — он решительно поднялся.
— Не то подождите меня… — совсем другим тоном попросила она. — Сейчас Надька придёт, сменщица, а вечером у меня сегодня нет занятий.
— Ладно, согласился Додик, я на улице…
Они брели, и Додик опять удивлялся, почему именно по этим улицам? Ему было даже скучно, говорить не хотелось.
— Вам скучно со мной… — словно угадала девушка.
— Вы меня извините, я просто, наверное, устал или слишком углубился.
— Ну так давайте я вас провожу до дома… и всё… ко мне нельзя…
— Ко мне тоже! — рассмеялся Додик, — у меня соседка сразу в милицию побежит! Или настрочит «куда надо».
— Тогда… — девушка покрутилась на каблучке, — в кино!
— Верно! — согласился Додик.
Домой он возвращался «никакой».
С Милкой он всего два раза ходил в кино и даже за руку её не подержал… правда, она его учила целоваться… так, что до сих пор сладко… или он всё напридумывал. Напластовалось за двадцать лет. А может, и всё, что написал, напридумывал — не было такой Милки… была девчонка-соседка… проснулись у мальчишки гены… первыми те, что разделяют человечество на две части, а потом… потом фантазии рождали тоску, а тоска насылала фантазии — вот и накопилось за много лет… а он всё ждёт, что появится Милка и спросит: «Ты не женатый? Молодец, Додик! Завтра идём с тобой жениться! Видишь, я всегда выполняю свои обещания!» Почему-то на ум пришёл анекдот, о том, что говорят мужчины женщинам после первой ночи: немец — «Данке шён!», француз — «Созвонимся!», а русский — «Пошли в ЗАГС!»… русский… Я — русский… и девушки у меня все русские… вот и эта Мила… но какое это имеет значение, в конце концов… и какое отношение имеет к моей женитьбе телеграфистка… и почему мама именно сейчас ко мне приходила… она никогда просто так не появляется… может быть, Милка прислала письмо… он полетел к дому. В ящике валялся денежный перевод на три рубля пятьдесят две копейки из какой-то неведомой республиканской газеты.
