брошенным в стоячий пруд.
— Нннн… — он даже не понимал смысл этого простого и естественного вопроса. — А! Нет. Нет. Спасибо! — такого никогда прежде не случалось… — Спасибо! — Анна Ивановна уже стояла на пороге в открытой двери.
— Ты знаешь, Давыд, я тебе говорить не хотела… но ты такой расстроенный… — он пытался отрицательно мотнуть головой, но… — Я тебе говорить не хотела, а теперь думаю, надо сказать… не знаю, но чувствую, что надо. — Додик не предлагал ей войти. Он поднялся со своей лежанки и стоял с опущенными руками, ожидая конца визита. «Какого чёрта она притащилась!?»
— Что сказать? — спросил он без всякого интереса. «Может, скажет всё и скорее уйдёт».
— К тебе тут неделю назад дама приходила.
— Кто??? — перебил Додик.
— Солидная. — Анна Ивановна выразительно обвела свои формы, демонстрируя, что они были значительно больше, — солидная.
— Солидная??? — Додик уже включился. Его разрывало бешенство оттого, что у этой, этой… есть возможность вторгнуться в его жизнь, да ещё как бы облагодетельствовать его… защищать, спасать что ли…
— Позвонила сперва накануне… я ответила, что тебя нет дома… а она адресом поинтересовалась.
— Зачем? — уже почти заорал Додик.
— Говорит, надо по почте прислать что-то.
— И вы…
— Ну сам подумай, Давыд, — а может, деньги, может из редакции…
— Какой редакции?! — кипел Додик, — что вы…
— Погоди! Не шуми… Давыд, успокойся… очень солидная дама… пришла… спросила… в калидор зашла…
— Зачем?!
— Я ж не стала спрашивать… мне неудобно… сам понимаешь…
— А пускать удобно? Зачем? Кто?
— Это моя ошибка! — призналась Анна Ивановна — Посетителей надо знать — прав на все сто. Надо! Кто? Что? Зачем? Это правильно!..
Додик смотрел на неё с ужасом… он вдруг представил себе тюрьму… представил, как мог, потому что в ней не был… какую-то решетку… будто там не Катюша Маслова, а он там сидит, и к нему приходит солидная дама вместо Нехлюдова… а эта Надзирательница в вохровской форме, и он сипит, как сейчас, ей в лицо: Кто? Откуда? Зачем? Свидание десять минут!
— Что она сказала? — пролепетал Додик.
— В том-то и дело, что ничего… я бы передала, Давыд! Ты что сомневаешься? Я бы передала! А она только «Хм…» — и всё… спросила, какая твоя комната… мол «Можно заглянуть?» я, конечно, дверь приоткрыла… но она не вошла… я бы не пустила.
— Боже! — простонал Додик… — Зачем? — он совсем растерялся и не мог даже представить себе, кто это мог его разыскивать… «Издательство? Какое издательство? Зачем?».. Серая тревога заполняла пространство вокруг и сочилась внутрь. Ему казалось, он глотает её… «Наташа? Ну, какая она дама? Солидная!..» — Она сказала, что зайдёт?
Не обещала. Но я так думаю, ей очень было надо.
— Какого чёрта! — взорвался Додик.
— И духи у неё замечательные, — вдруг ошеломляюще нежно и мечтательно протянула соседка, — такие за пятёрку не купишь!..
Это сразило Додика.
— Что? — не понял он. Анна Ивановна молча посмотрела на него, медленно повернулась и уже через плечо, обернувшись, добавила: «Такие сама себе не купишь… если чего надо, скажи. Не стесняйся», — она затворила дверь. Додик так и стоял возле своего дивана несколько минут без всякого движения с повисшими руками.
«Кто? Кто? Кто?» Теперь мысль работала, как грохот, сотрясая все клетки его существа и, казалось, производя страшный оглушающий шум, мешающий думать и слышать разумные доводы… «Кто-то выслеживает? Ну, Наталья, конечно, могла заявиться… ревнует без всякого права… ему стало как-то неловко на секунду и жаль её…» но он вспомнил, как она сияла рядом с тем мужчиной, который был с ней… и всё прошло мгновенно… «Кто? Кто? Кто?» Он перебирал теперь всех знакомых женщин обозримого прошлого… от почтальонши Марии, которая была на две головы выше его до всех продавщиц… «Милка с почты!» — осенило его, и он даже обрадовался. Не тому что Милка, а разгадке. Стало легче. «С чего бы ей разыскивать меня? Нет, ясно — не она!»
И вдруг словно опять прозвучала последняя фраза соседки: «Такие сама себе не купишь!» Он стал отталкиваться от неё, пятиться, пятиться во времени и уже был уверен, сам не зная почему, что его догадка точная: Варвара Петровна!
Кто говорит, что жизнь полосатая, как тельняшка, правда, некоторые считают, что тёмные полосы в ней всегда шире, кто говорит — зебра… по той же причине… Додик считал, что жизнь течёт не поперёк полос, но по синусоиде, и амплитуды загадочно зависимы от таких мелочей, какие трудно предположить заранее, да и частота их бурно неодинакова. Вот взлетел на вершину. Завис на ней, но не забывай, что это точка неустойчивого равновесия, что обязательно заскользишь вниз и только стремись набрать такую скорость, чтобы не расшибиться, но хватило сил и инерции взлететь на новую вершину… или чем ближе по склону подобраться к ней… может, Уральские холмы… эти заросшие глухие сопки наводили теперь на такой образ, как ему показалось вполне точно передающий течение его собственной жизни.
Серый позвонил и огорошил по телефону:
— Додик, я вырвался!
— Что? — не понял Давид.
— Италия! Два месяца! Командировка! А если подпишем удачный контракт… — он зацокал языком… — Давай встретимся.
Они сидели в полумраке буфета в писательском клубе за круглым столом. В крепко накуренной атмосфере особенно резко звучали щелчки бильярдных шаров. Серый рассказывал, как долго и трудно шли они к этой работе… Новый автозавод… новые машины… станции обслуживания по всей стране… и никакого дефицита запчастей… ты всегда на ходу… Европа! Запад!.. А им перепадает строительная часть… от проектирования до…
— Не помешаю? — раздался над ними вопрос, как из облачной выси. Лысый стоял с традиционной чашечкой кофе и бутербродами…
«Прихотливы изгибы жизни. Можно считать, что всё случайно, не связано чьим-то замыслом в сюжет, а можно…» — Додик начал выстраивать события и по привычке домысливать и досочинять: — Я удалился из поля зрения Лысого, тем более Варвары Петровны. Что им дочь наговорила — не знаю. А может, ничего не наговорила, а неизвестность ещё более пугающа… ни звонка, ни… а если она с кем-то пропадает по вечерам… ну, маловероятно. Очевидно, готовится, играет, торчит допоздна в своей консе или дома у Израилича… но они не верят, и… Варвара Петровна разузнаёт мой телефон, что проще простого, даже если не хочет, чтобы муж знал, через секретаршу… Звонит, нарывается на Анну Иванну… а дальше уже совсем понятно — хочет убедиться, что я не затаскиваю её дочь в свою трущобу… и вот подтверждение: эта встреча с Лысым, и его приглашение зайти поговорить. Не похоже, что он просто из вежливости так настойчиво зазывал и опять вспомнил про мою повесть… Может, зацепила? Хотя ориентироваться на его то вкус! Боже мой! Но не для снобов и избранных я пишу… он уж не хуже миллионов! Что, у меня есть миллион читателей? А что такое «твой» читатель? Если у журнала тираж миллион, а там твоя работа опубликована — это твой миллион? Миллионщик! Нет, нет, нет. Правильно, что не отказался. Чёрт с ним, что подумает Вера! Стоит ли так выдерживать характер? И если Варвара Петровна действительно приходила, если это была она, обязательно пойму! Почувствую. Почую… А что, если в самом деле, дать Лысому повесть! У-а! Первый читатель! Он меня возненавидит потом. Напечатать это
