нам, что мы не нуждаемся в управлении нашим образом действия относительно
животных, посредством тех же нравственных правил, которые определяют наше
поведение относительно людей. По этой причине он превратил дьяволов в свиней
вместо того, чтобы уничтожить их, что он мог бы легко сделать.
На основании только что изложенного нетрудно догадаться о линиях общего подхода и
взаимодействия между казалось бы непримиримыми противниками — Римом и
христианством. Некая удивительная преемственность между ними видна при
рассмотрении того, что случилось с римскими играми после конверсии империи в
христианский мир. Действительно, христанское учение оказалось непреклонным
оппонентом гладиаторских боев. Гладиатор, оканчивающий схватку умерщвлением
своего противника, рассматривался как убийца. Множество посетителей таких схваток
привлекались при христианстве к ответственности вплоть до отлучения от церкви, и к
концу четвертого столетия бои между человеческими существами были, в общем,
полностью пресечены и прекращены. Но с другой стороны, нравственный статус
убийства или мучений существ иной, нечеловеческой природы, остался без изменения.
Схватки между дикими животными продолжались и с наступлением христианской эры
и, очевидно, начали приходить в упадок в связи с общим падением благосостояния и
возникновения для правителей трудностей в элементарном добывании диких
животных. Отголоски тех былых ристалищ мы еще можем видеть и сегодня в виде боя
быков на испанской корриде и в странах Латинской Америки.
Нет сомнения в том, что христианство так же, как и в римские времена, оставило
существа нечеловеческой природы, так сказать, вне сферы сострадания и сочувствия.
Следствием этого явилось то, что отношение к человеческим существам было смягчено
и улучшено, отношение же к другим животным осталось таким же грубым и зверским,
каким оно было во времена Римской империи. Более того, оказалось, что не одно
только христианство переняло все худшее, что было в Риме в отношении к другим
животным; такое отношение, к сожалению, не было погашено и продолжалось и далее,
и долгое время лишь отдельные вспышки сострадания и жалости в крошечных
размерах имели место со стороны небольшого количество благородных людей.
Следует также отметить, что среди римлян все же нашлось некоторое количество
людей, проявивших сочувствие к страданиям, кому бы эти страдания не причинялись, и
отвращение к использованию творений, обладающих высшей нервной системой, для
удовольствия человека — будь то стол гурмана или арена цирка. На эту тему много
писали Овидий, Сенека, Порфирий, Плутарх. По данным историка Лики, Плутарху
первому принадлежит слава как резко выступившему в защиту доброго отношения к
животным, причем на основании всеобщей благожелательности, а не потому, что кто-
то верит в переселение душ в животных. Однако в целом нам пришлось ждать почти
шесть столетий, прежде чем христианские писатели выступили против жестокости к
животным, приводя в качестве оснований мнение, что такая жестокость может
стимулировать и жестокость по отношению к человеку.
Вместо того, чтобы отслеживать процесс развития взглядов христианства на животных,
основываясь на трудах ранних Отцов Церкви и средневековых схоластов (что весьма
скучное занятие, т.к. это, по сути, бесконечное повторение и никакого развития), будет
намного лучше рассмотреть более детально, чем это бывает возможно, позицию в этом
вопросе Святого Фомы Аквинского.
Если существует один единственный писатель, которого можно считать первым и
ведущим представителем христианской философии периода реформации Римской
католической церкви до наших дней — то это Фома Аквинский. Мы можем начать с
вопроса, имело ли место в соответствии с Фомой Аквинским запрещение
христианством убийства божьих творений, иных, чем человек, и если нет, то почему?
