просто, что он «ведет себя, как животное» — будет означать его отвратительность,
мерзость и непристойность. Мы редко обращаем внимание на ошибочность убеждения,
что животные, которые тоже убивают, совершают это по тем же причинам, что и
человек. Мы считаем львов и волков дикими и кровожадными, потому что они
убивают, но они должны убивать или их ожидает смерть от голода. Люди же убивают
других животных ради спорта, удовлетворения своих прихотей, из-за красивых тел
животных и для своих вкусовых ощущений. Не будем забывать, что люди массово
убивают даже представителей своего собственного вида, делая это из жадности или по
«праву сильного». Кроме того, люди не довольствуются размерами убийства.
Исторический экскурс показывает, что людям присуща тенденция мучить и истязать
как своих ближних, так и своих «братьев меньших», перед тем, как предать их смерти.
Ни одно другое животное не позволяет себе этого.
Таким образом, не замечая своего собственного дикарства и зверства, мы старательно
преувеличиваем его у других животных. Например, дурная слава о волках как о
негодяях и виновниках всех бед, основная тема народных сказок, может
продемонстрировать вклад зоологов в формирование психологического негатива путем
переброски элементов природных связей в социальную сферу. Волки же никогда
никого не убивают, исключая предмет собственного пропитания. Если же самцы
вступают в схватку между собой, то бой не оканчивается смертью, а проигрывающий
сигнализирует определенным движением о своей капитуляции, освобождая перед
своим конкурентом нижнюю часть шеи — самое уязвимое место своего тела. С
волчьими клыками всего один дюйм отделяет победителя от яремной вены его врага.
Однако для победителя будет достаточно повиновения побежденного и, в отличие от
подобной ситуации в человеческом обществе, он не убьет своего проигравшего
оппонента. В соответствии с нашими представлениями об отношениях в мире
животных, где якобы то и дело разыгрываются кровавые сцены боев, мы также
игнорируем факт, что другие виды обладают определенными комплексами социальной
жизни, и нельзя воспринимать отношения в мире животных только как связи на почве
примитивных инстинктов и потребностей. Когда человеческие существа заключают
брачный союз, мы привычно считаем это логическим венцом любви между ними и мы
очень остро воспринимаем ситуацию, когда пара человеческих существ теряет друг
друга вследствие смерти одного из супругов. Когда же другие животные объединяются
в пару для совместной жизни, мы говорим, что это просто проявление инстинкта,
заставляющего делать это. И если охотник или траппер с капканами убьет или захватит
животное для исследований или для продажи в зоопарк, мы не рассматриваем такой
факт, что это может быть один из супругов и они будут страдать из-за внезапного
исчезновения одного из них. Совершенно подобно этому мы твердо знаем, что в
человеческом обществе забрать у матери ребенка — трагедия для обоих. Но ни фермер,
ни владелец питомника по выращиванию комнатных и подопытных животных не
проявляет ни малейшего сочувствия ни к матери, ни к детям ее (если они не люди),
когда запросто разделяют их в соответствии с потребностями своего бизнеса.
Странно наблюдать, как люди часто и охотно объясняют сложные формы поведения
животных как «просто следствие инстинкта», и тем не менее в незаслуживающей
сравнения подобной ситуации в человеческой среде те же самые люди будут всегда
игнорировать или не замечать простых инстиктивных действий в поведении человека,
совершавшего те или иные поступки. Это, в частности, часто говорят о несущихся
курах, забойных телятах и собаках, содержащихся в клетках для научных целей,
мотивируя тем, что они не испытывают страданий, т.к. никогда не знали иных условий.
Животные, однако, ощущают настоятельную потребность в движении, чтобы
