Гаривас встал перед Шевелевым, опустив руки.
— Давай, — сказал он и зажмурился. — Можешь мне обраточку прислать.
— Иди ты на хер… — У Шевелева от бешенства дрожали губы, алая струйка текла из левой ноздри на подбородок, капли прочертили тонкие дорожки по оранжевой куртке BASK. — Ты что вообще себе позволяешь?!
— Прости, — сказал Гаривас. — Спиши на горняшку.
— Вова! — Шевелев перчаткой размазал по лицу кровь. — Вова, ты меня пугаешь! Вова, тебе в дурку пора! Ты после Караташа вовсе поплохел! Ты спасибо скажи… Я бы, блядь, любому другому…
— Ладно, пошли. Спустимся под опорами, — сказал Дудкин, вдвинувшись между Шевелевым и Гаривасом. — Поехали, внизу разберетесь.
Фридман опасливо посмотрел на Гариваса и подал Шевелеву палки.
— На следующий день я накрыл поляну. Жарили форель на решетке, шашлыки… У меня был день рождения, сорок пять лет. Пришли все наши — Лизка Паль, Рустам, Дудкин, Фридман, Ксюха, ребята из «White Guide». Даже Каня Давыдов заехал, бурку мне подарил. Это начальник ихней МЧС, очень авторитетный мужик, «снежный барс». Вова крепко нажрался в тот вечер. Я его редко таким видел. Подсел ко мне, лицо в пятнах, и опять сказал: прости ради бога, спиши на горняшку.
— А о чем он тебя уговаривал? Он сказал, что уговаривал тебя четыре раза.
— Ничего такого не было. Не помню я, чтоб он меня про что-то уговаривал.
— Вот такая история, — сказал Бравик.
— Я бы десять раз подумал, прежде чем бить Шевелева, — сказал Гена. — Я прямо сейчас готов назвать пятьдесят действий, более безопасных, чем ударить Шевелева.
Он пропустил «корсу» и перестроился в левый ряд.
— Дай сигарету, — сказал Бравик.
— Ты или кури, или не кури. А то ты официально вроде как не куришь, а все время стреляешь, — сердито сказал Гена.
— Сигарету жалко?
— Ты чего курить опять начал?
— А ты как думаешь? — огрызнулся Бравик. — Заснуть не могу ни черта… Знать не знал, что такое бессонница, а третий день засыпаю только под утро.
— Бывает. Сто грамм коньяка и таблетка феназепама. Мне лично помогает.
Гена протянул Бравику пачку. Тот взял с полочки под проигрывателем зажигалку «Крикет», прикурил.
— Это все нервы. — Гена обогнал микроавтобус. — Мы еще долго не привыкнем. Знаешь, я фотографию снял со стены, ага. Ту, где мы с Вовкой в Ялте, на пирсе.
— Я заметил.
— Потом когда-нибудь опять повешу, а сейчас не могу смотреть. Знаешь, что Маринка сказала?
— Что?
— Она два вечера проплакала. Закроется в ванной, включит воду и плачет. Вчера сидели на кухне, фотки смотрели. Маринка молчала, молчала, а потом говорит: Гаривас — это целая эпоха. — Гена пристроился за «майбахом» и сказал: — Да, вот еще. Я тут Санюху Тищенко встретил.
— Как он?
— Нормально. Заведует травмой в пятьдесят третьей.
— Там Шнапер работал.
— Умер Шнапер.
— Грустно. Яркий был мужик. Прекрасный доктор, оператор замечательный. Так что Тищенко?
— Вообрази такую штуку. Он читал «Время и мир» и вдруг обнаружил, что Вовка — главный редактор. Он обрадовался, послал Вовке письмо. Потом уехал в Ригу. А когда вернулся, то открыл почту и увидел, что пришел ответ.
— Вовка, наверное, тоже был рад, что Санюха ему написал.
— Санюха получил ответ от Вовки через два дня после похорон.
— Как это «после похорон»?
— Так. Письмо от Вовки пришло на Санюхину почту через два дня после похорон.
— Он ничего не напутал?
— Мы с ним очень торопливо договорили, у нас обоих трезвонили телефоны. Но я переспросил: в
— Заглючило на сервере, — сказал Бравик. — Или Санюха перепутал.
— Привет, — сказал Гена, шагнул в прихожую и поцеловал Ольгу в щеку.
— Здравствуй, Генка, — сказала Ольга. — Какие вы молодцы, что заехали.
— Привет, Оль, — сказал Бравик.
— Бравик, мне так неловко… Мне надо было самой к тебе съездить.
— Ерунда, — сказал Бравик. — Считай, что это повод тебя повидать.
Он протянул Ольге справку.
— Спасибо. Ребята, раздевайтесь, проходите. Я вас сейчас покормлю.
— Ну что ты, не хлопочи, — сказал Бравик.
— Я бы поел, — признался Гена и стал снимать ботинки. — А что на обед?
— Мясо с черносливом, — сказала Ольга. — Ты за рулем?
— Увы.
Они прошли на кухню.
— Где Витька? — спросил Гена, садясь.
— У моих, — сказала Ольга. — Бравик, коньяку?
— Нет, спасибо, — поспешно ответил Бравик.
Ему хотелось выпить, и это ему не нравилось. За последние дни он выпил столько, сколько прежде не выпивал за год.
Ольга разложила по тарелкам тушеную говядину. Бравик с аппетитом поел. Гена быстро махнул свою порцию и попросил добавки.
— Очень вкусно, — сказал он, отставив пустую тарелку. — Спасибо.
Ольга включила чайник и поставила на стол яблочный пирог.
— Apple pie, — сказал Гена. — Знаете анекдот про apple pie?
Он рассказал старый анекдот про командировочного в Нью-Йорке и яблочный пирог. Ольга засмеялась, а Бравик вяло улыбнулся. Он этот анекдот слышал от Гены раза три. Впрочем, Бравик понимал, что Гена развлекает не его, а Ольгу. Они поговорили о погоде, о разбитом рулевом наконечнике, о школе, где будет учиться Витюшка.
— Сейчас в школах совершенно вегетарианские нравы, — пренебрежительно сказал Гена. — Я учился в Кузьминках. Только последние два класса — на Куусинена, в немецкой спецшколе. У нас в Кузьминках была совершенная махновщина, веселее было только в Люберцах. Вот, смотрите. — Гена показал тыльную сторону ладони. Там белел короткий выпуклый рубец. — Это меня ножичком пописали в шестом классе.
— А как это тебя взяли в немецкую спецшколу в девятом классе? — недоверчиво спросила Ольга.
Она последние полгода тщательно и капризно выбирала школу для Витюшки и знала про школы все.
— Здраасьте… — укоризненно протянул Гена и отчеканил на безукоризненном хохдойче: — Gestatten Sie, dass ich mich vorstelle. Mein Name ist Gena. Ich freue mich sehr, Sie zu sehen!
— Ах, да, — сказала Ольга. — Entschuldigen Sie bitte. Извини, я забыла, кто у нас тут главный германист.
В школьные годы Гена все каникулы проводил у двоюродной тетки в Дрездене. Когда Гену перевели в немецкую спецшколу на Куусинена, его произношению завидовала «классная» с кандидатской
