— В этом — сущность испанского характера, chica. Однако не забывайте, что я еще и сын этой таинственной страны.
Солнце серебрило завитки золотистых волос на висках девушки, ласкало нежный изгиб шеи, придавая всему ее облику еще большую юность и невинность. Жанна рассеянно подставила руку под струю фонтана, не сознавая, как необычно она смотрится в этом саду, где много лет назад гуляли возлюбленные какого- нибудь мавританского принца. Медлительная черепашка, дремавшая под деревом, вполне могла быть любимицей одной из тех волооких красавиц в шелковых одеяниях, с браслетами на ногах.
— Одного взгляда, дон Рауль, сейчас достаточно, чтобы понять это. Вы напоминаете мне ястреба пустыни.
— Вас это пугает? — Дон Рауль взял ее холодную мокрую руку. Белая кожа девушки резко контрастировала с его бронзово-смуглым загаром. — Снег и солнце… их невозможно соединить. Одно непременно растворится в другом.
Жанне пришлось поднять на него глаза:
— Хотите сказать, дон Рауль, что я должна стать снисходительнее ко всем вашим желаниям? Но ведь я согласилась приехать сюда только на том условии, что вы не будете посягать на мою независимость. Надеюсь, теперь, когда мы уже здесь, вы не собираетесь нарушать свое слово?
— А что, собственно, вы подразумеваете под независимостью? — спросил он. — Первый шаг уже сделан, и отступать поздно. Вы находитесь здесь в качестве бабушкиной подопечной и моей возможной невесты. И нечего сверлить меня злым взглядом. Истинное положение вещей известно только нам одним. Кстати, не забудьте надеть легкую чадру, когда мы поедем на souk.
— Вы это серьезно?
Дон Рауль невозмутимо кивнул.
— Ну, знаете! Если по вашему замыслу я должна изображать рабыню, то я выхожу из игры! — И Жанна попыталась было вырвать руку, но его пальцы, словно клещи, сжали ее запястье. Она пристально посмотрела на него и прочла в его глазах решимость настоять на своем.
— Вы будете делать все, как я скажу, и не вздумайте ребячиться! — Дон Рауль внимательным взглядом окинул освещенные солнцем, мягкие светлые завитки обрамлявшие ее головку, пристально рассматривая каждую черточку лица и особенно — изящно изогнутые, чувственные губы. — Здешние мужчины, привыкшие видеть черноволосых девушек с оливковой кожей, найдут вас очень необычной, и мне вовсе не улыбается, чтобы по всей medina [15], вас сопровождали зеваки, желающие поглазеть на воспитанницу принцессы Ямилы, которая гуляет по городу как обычная туристка.
— Вы говорите так, словно я и в самом деле — воспитанница вашей бабушки. Хотя на самом деле это — всего лишь роль, и к тому же не очень приятная.
— Тем не менее, не успели вы перешагнуть порог этого дома, как по всему городу, словно на крыльях, пронесся слух, что я привез с собой ту девушку, о которой, по всеобщему мнению, давно мечтал. Большинство мужчин в наших краях женятся очень рано, и теперь здесь ждут моей свадьбы. Игра уже началась, chica, и вам следует вести ее по моим правилам.
— Носить чадру, должно быть, ужасно неприятно!
— Это всего лишь маска из шифона, с жемчужинками по краям, — губы дона Рауля тронула слабая улыбка. — Она помогает сохранить таинственность и загадочность, манит и завлекает, так что многие женщины Востока носят ее даже с удовольствием.
— Но я буду чувствовать себя рабыней!
— Страшнее этого, конечно, ничего быть не может, — съязвил он. — А вот и Хуссейн, он несет нам еду. Уверен, вы проголодались.
Столик, который Хуссейн накрыл для них, стоял в тени стены. Здесь росли ароматные мальвы. Жанна узнала их распускавшиеся утром венчики, но даже знакомые цветы выглядели странно в этом экзотическом месте и не придали ей бодрости. Девушку не оставляли опасения, что дон Рауль заставит ее подчиняться своим желаниям и теперь, согласившись играть роль воспитанницы принцессы, она больше не будет принадлежать себе.
Однако, при всех тревогах, она не могла не отдать должное чудесной еде. Крупные ломти янтарно- желтой дыни, с тающей во рту сладостно-прохладной мякотью. Свежевыпеченные кукурузные лепешки, на которых плавились кусочки сливочного масла. Рассыпчатый плов с нежнейшим цыпленком, приготовленный особым образом, с изюмом, луком и мелкорублеными баклажанами. И на десерт — пышно взбитый крем, окончательно покоривший Жанну. Просто нельзя было не улыбнуться человеку, устроившему этот пир, привыкшему, что такое великолепие окружает его с детства.
— Интересно, что же скрывается за вашей улыбкой? — дон Рауль с наслаждением надкусил брызнувшую соком ягоду инжира.
Однако на сей раз Жанна не собиралась открывать свои мысли. Ими, по крайней мере, он не мог командовать.
— Я представила, как упивалась бы Милдред живописностью вашего мавританского сада, сеньор. И какой сюжет для очередного романа сразу созрел бы в ее голове.
— Держу пари, это была бы романтическая любовная история.
Она ответила холодным взглядом, не давая втянуть себя в разговор, полный опасных подводных камней. Не в первый уже раз Жанна замечала в черных глазах испанца какой-то беспокойный блеск, словно, заинтригованный этой девушкой, у которой ни разу в жизни не было любовного приключения, он решил проверить, как она отреагирует, если совершить прямую атаку на ее чувства.
— Еда была великолепна, дон Рауль.
— Я заметил, она доставила вам удовольствие, мисс Смит, — он искоса взглянул на Жанну. — Вообще-то, глядя на вас, можно подумать, что всю жизнь вы питались только диким медом. Хорошо ли вас кормили в приюте?
У Жанны вырвался слабый смешок.
— Должно быть, вам, сеньор, я кажусь ужасно костлявой. Судя по рассказам испанцы предпочитают пышнотелых черноволосых женщин.
— У любого правила есть исключения, — парировал он. — Что касается Хойосы, то кто-то из моих друзей-мавров предложил откармливать ее сластями и пирожными с кремом, как они делают у себя в гаремах с недостаточно аппетитными наложницами, — хитро блеснув глазами испанец подтолкнул к Жанне блюдо с орехами и финиками, которое им принесли вместе с кофе. — Не хотите ли сладкого, chica?
— Разве вы больше араб, чем европеец? — она взяла финик и надкусила. — Я начинаю думать именно так.
— А разве вы больше женщина, чем святая? Я начинаю бояться.
— Вам трудно понять, что я играю несвойственную мне роль. Тут все такое чужое. Вот вы смеетесь надо мной, а мне, действительно, стоит больших усилий держаться так, словно меня всю жизнь баловали и исполняли каждую мою прихоть. — Губы Жанны дрогнули, она поспешила перевести взгляд на бабочку, трепещущую над цветами дыни. Напуганная юная девушка, не знающая, как себя вести с опытным темпераментным мужчиной, она робела и терялась, такая же уязвимая, как бабочка, зацепившаяся крылышком за лепесток.
— Неужели вам нисколько не забавно играть роль чьей-то возлюбленной? — последовал насмешливый вопрос. — Но тогда вас должны страшить всякие перемены к лучшему в вашей судьбе.
— От хорошего потом очень трудно отвыкать, дон Рауль.
— Что ж, тогда придется вплотную заняться поисками для вас богатого и снисходительного мужа, чтобы, когда мы расстанемся, вы снова не попались в силки очередной Милдред.
— В самом деле? — Жанна рассмеялась, но почему-то ей стало обидно и больно. — Думаете, для брака главное — богатство? И вообще, может, мне хочется чего-нибудь совсем другого.
— Чего же, если не секрет?
Он явно подталкивал ее к ответу, лежащему на поверхности, но она не попалась в ловушку.
— Может, я собираюсь открыть чайную или выучиться на косметолога. Вчера в салоне я словно оказалась в другом мире.
Дон Рауль улыбнулся такому ответу и откинулся на спинку плетеного кресла; Жанна исподтишка
