«Приду не с пустыми руками, с подарком, — подумал егерь, — хотя, наверно, больше подошли бы цветы».
Но тут приблизились еще два гуся. В ружье, к сожалению, оставался только один патрон, но и он сделал свое дело. Второй гусь упал рядом с первым.
«Два жирных гуся! А садовник пусть несет своей невесте цветы».
Туман стал подниматься.
Связав гусей за лапы, Миклош повернул к мельнице, как вдруг из завесы тумана выбежали две знакомые собаки.
—Вы что?
Они тотчас сели. Пират поднял переднюю лапу, показывая свою боевую рану, и, виляя хвостом, пояснил, что примчались они сюда, услышав выстрелы: а вдруг понадобится их помощь.
—Мне не нравится, что вы тут слоняетесь, но если уж забрели так далеко, пойдемте вместе домой.
Пират вопрошающе посмотрел на Миклоша:
—Можно понюхать гусей?
И собаки поплелись следом за егерем. Они ни разу не залаяли, предупреждая хозяев, что идет гость, и поэтому те и не подозревали об этом.
«Видать, я слишком рано пришел», — засомневался Миклош и, увидев, что в двери мельницы торчит ключ, зашел в комнатку, где, как он знает, в это время можно обычно застать мельника.
—Я слышал выстрелы и подумал, ты, верно, скоро придешь. Два выстрела — два гуся. Садись-ка, сынок. Потолкуем, пока варится суп.
Мельник достал из буфета стаканы. Наполнил их и чокнулся с Миклошем.
—Пей!
Егерь, не ожидавший, что палинка окажется такой крепкой, с трудом перевел дух.
— Точно огонь! — кряхтит он.
— Ничего, третья чарка пойдет как по маслу, — говорит
довольный мельник.
Мельник широкоплечий, в воскресном сером костюме, — сама любезность.
—Так-то, сынок, — твердит он, и Миклош, впервые услышав от него такое обращение, ощущает, как его окутывает тепло семьи.
Он понимает, что сейчас самое время объясниться с отцом Эсти, и если он поговорит с ним, потом легче будет говорить с ее матерью.
—Дядюшка Калман, — Миклош встает, — я, верно, и сегодня не решился бы сказать, прислал бы другого вместо себя, как положено, но…
Лицо у мельника сразу становится серьезным. Он слушает парня, который хочет увести из дома его единственную дочку. Молчит мельница, шумит река, рассеивается туман, и егерь по всем правилам просит руки девушки.
Калман Чёндеш отвечает не сразу. Он смотрит в окно, словно хочет получше запомнить эту минуту, потом, встав, неловко обнимает егеря.
Они садятся и опять замолкают, будто устали оба, приняв нелегкое важное решение.
— Миклош, сынок, — и точно от сверкающего на реке солнца, от душевной безмятежности сияет его лицо, — Миклош, сынок, я по себе знаю, как трудно выговариваются слова, когда сватаешься к девушке, однако когда пойдешь к нашим, повтори их, а я сделаю вид, будто ни о чем понятия не имею. Ладно? Тетушка Луиза тебе бы не простила, что сначала ты сказал все мне одному.
— Понятно дело.
И двое мужчин переглядываются, как сообщники, сознавая всю серьезность данного момента и желая в угоду женщинам соблюсти приличия.
—Так и сделаю, дядюшка Калман, — весело отвечает
егерь, ощущая надежную поддержку спокойного мельника, таскающего на своих плечах тяжелые мешки, а в себе после трех стаканов палинки — смелость на слова.
— Я тут не один, а с егерем, — объявил мельник, входя на кухню, — а он с двумя гусями, потому что в следующее воскресенье хочет у нас пообедать.
— Заходите же, заходите, — приглашает мельничиха, вытирая руки о фартук, и ведет Миклоша в комнату, откуда доносилось призывное позвякивание посуды.
— Я этого не говорил, дядюшка Калман, — смущается егерь и долго жмет руку Эсти, только что кончившей накрывать стол.
— Ради гостя присяду ненадолго. А ты погляди, дочка, что делается на кухне, и налей вина в кувшин.
Не догадываясь о предыдущем возлиянии, мельничиха предложила выпить для аппетита немного палинки, выпила и сама, а Миклош посмотрел на своего будущего тестя, который украдкой заговорщицки подмигнул ему.
—Дорогие тетушка Луиза и дядюшка Калман,— встал с места Миклош, — поскольку мне некому поручить красиво сказать то, что я хочу, позвольте это сделать мне самому.
