Солнечный свет постепенно мерк. Тумана не было, но солнце подернулось опаловой дымкой. Ветер стих. Замерзшие лесорубы били в ладоши, дули на руки, а потом разожгли на берегу костер. К огню присел и возвращающийся домой Миклош, ведь одет он был легко, а тут внезапно похолодало.
— Вот выпадет снег, тогда тебе легче будет выследить эту необыкновенную выдру, — сказал ему Янчи. — У дядюшки Габора поясница болит, значит скоро мороз наступит.
— Я как раз думаю, куда скрылись выдры, их же пара.
— Выпадет снег, увидишь следы.
— Надеюсь. Я даже пообещал Эсти выдровую шкуру.
— Ну, раз жених обещает… — улыбнулся Янчи.
— Я сдержу обещание. Если, конечно, пристрелю выдру или она попадает в капкан. Но у меня есть и другой план. Эту нору, Янчи, закрой толстым слоем веток. А сверху насыпь немного земли.
— Будет сделано. Но тогда я первый измерю ее шкуру.
— Договорились.
Потрескивал огонь костра, но дым, не поднимаясь кверху, стлался над землёй и таял. Его горьковатый запах пополз вдоль реки, и когда Лутра его почуял, ему даже не могло прийти в голову, что рыбак Янчи Петраш собирается измерить его шкуру.
Нет, Лутра думал совсем о другом: он тяжело страдал, лишившись норы. Ложе между корнями ивы было тесное, а он не привык терпеть неудобства или делить с кем-нибудь кров. Оно было для него лишь временным пристанищем, где он изредка спал застигнутый поблизости рассветом н где чувствовал себя неплохо, пока у него была нора под старым тополем; а теперь они теснились под ивой вдвоем, и нельзя было и думать о том, чтобы прожить здесь зиму.
Это была та нора, которую спасавшийся бегством хорек обдал своими зловонными выделениями, но запах уже выветрился. О немногих гниющих объедках позаботились муравьи и маленькая выдра, которая, переселившись сюда, тут же принялась за уборку. Она перегрызла свисавшие корни и устроила неплохую постель, но нора оставалась тесной, и расширить ее было трудно.
Больше всего выдр смущало, что в дупло старой, почти пустой внутри ивы вело круглое отверстие, выдолбленное на двухметровой высоте каким-то усердным дятлом. Они не знали покоя. Любопытная синица, заглянув в дупло, спросила:
— Цир-цир, цин-чере, чере-чере, есть тут кто-нибудь? Никто в полумраке не отвечал, и тогда она пропищав:
— Никого нет, никого, — улетела.
Потом появился дятел, в красной шапочке, со всеми своими инструментами.
—Ри-ти-ти-ти-ти, — закричал он еще издалека. — Достаю долото, молоток. Где у тебя болит, старая ива? Спокойно, спокойно, сейчас найдем… Тук-тук-тук.
А внизу маленькая выдра принялась раздирать зубами корень, видя, что глаза Лутры бегают от ярости. Будь она человеком, она бы сказала:
—Не волнуйся, голубчик, не волнуйся, пожалуйста. Я все улажу.
Но поскольку это была выдра, она продолжала раздирать корень. Щелкнув, он разорвался, и доктор дятел вне
себя от страха, прихватив свои инструменты, спасся бегством.
—Ти-ти-ти-ти, — затараторил он. — Ух, как я напугался! Кто-то сидит в дупле, кто-то там шевелится.
Стало быть, от дятла можно было отделаться, но от ветра нет.
Налетал в_гер и, пользуясь любым случаем, щеголял своими музыкальными способностями. Отверстие дупла, аккуратная круглая дыра, удивительно подходило, чтобы играть на нем, как на флейте или гобое, смотря по тому, откуда подуешь: сбоку или сверху, изо всей силы или потихоньку, проверяя акустику и резонанс.
Выдры не знали ни минуты покоя, ведь из-за завывания ветра они ничего не слышали, а когда наконец наступил вечер, закричала маленькая болотная совушка, сообщая полуночникам, что умер старый тополь, на лесной опушке валяются перья Ра и молодая госпожа Зима грозит смертью лесами и полям, всему. Да, грозит смертью.
—И тебе? — спросил совушку Карак, весело помахивая пушистым хвостом. — И тебе тоже?
Лис держал путь к деревне — у него было там важное дело, — и его зеленые глаза злорадно поблескивали в темноте.
Для пущей важности совушка надулась и, как все вещуньи, уклонилась от прямого ствета.
— Ветер так сказал, да и всем известно.
— А раз всем известно, кому ты кричишь?
— Всем. Чтобы напомнить. И тебе, Карак, нельзя забывать об этом. Вот полечу за тобой и все твердить буду, что идет зима.
Лис во весь дух помчался к лугу, заросшему камышами, и залег там с краю под кочкой.
—И чего я всех задираю? Пора уж образумиться. Она еще увяжется за мной.
Но Ух по-прежнему сидела на дереве; как и все вещуньи, она не любила неприятных вопросов и хотела лишь попугать Карака.
Пришел уже час охоты, и маленькая выдра посмотрела сначала на мужа, потом на выход из норы, но Лутра не трогался с места, точно говоря:
