От водки наших главных информаторов — Соню и Франческо — развезло неимоверно. Впрочем, им позволительно. Мы погрузили в авто любовную пару, павшую друг другу в объятья и кропившую сиденье обильными слезами жалости и взаимного умиления, после чего поехали домой. Кавальери я отвел к Соне, как и саму Соню, поминутно интересовавшуюся: 'А куда мы? А где мы? А кто это? А зачем это?' Приступы пьяной любознательности глупой девчонки сопровождали нас до самого дома. У меня Данька рухнул на диван, закинул руки за голову и вздохнул:
— Ты смотри, как все лихо закручено!
— Слушай, а ведь дяденьку кокнули уже после Вериной смерти, — пробормотал я, не зная, с чего начать.
— Ну да, — глубокомысленно подтвердил Данила, — после. А что?
— Может, он что подозрительное видал?
— Да вряд ли! — не согласился Даня, — Он, когда в галерее был, чуть от инфаркта не помер, где ему было обстановку разглядывать! Но убийца не Кавальери-отец — теперь-то уж точно.
— А кто? Кавальери-сын? Адвокат? Или, может, Брилла?
— Ну почему сразу эти трое? А если посторонний кто? Даже наверняка — это посторонний. Итальянец он или русский — другой вопрос. Он и обнаружился раньше приезда Кавальери с их гоп-компанией, и соседку твою шмонал еще два месяца назад, и тетку ее…
— Стоп! — заорал я, подпрыгнув на месте, — Тетка! Про тетку-то мы и забыли!
— Почему забыли? — удивился Данила, — Мы же ей все распечатали, папки я отвез, даже степплер ей купил за свои за кровные…
— Да не в скрепках-папочках дело! — досадливо отмахнулся я, — Вы же с Софьей в бумажках рылись, домой мотались, а я с бабусей вплотную пообщался, плотнее некуда.
— Да ну? — с двусмысленным изумлением поднял бровь Данька, — Так-таки и некуда?
— Да иди ты со своими шутками юмора знаешь куда? — рассвирепел я, — Лучше слушай, что говорю! Тетенька упоминала таинственного Феденьку — родственника из Европы, который приходил, интересовался тем самым семейным древом, в архив нос совал, деньги сулил немалые за полную опись. Понимаешь, что это значит!
— Это значит, что ты, Оська, явный идиот! — неожиданно рявкнул Данила, — Ты почему молчал, дубинушка стоеросовая, слова народные?
— А ты поговори с сумасшедшей бабой часов пять-шесть кряду, а потом перечисли, какую хренотень довелось услыхать — по порядку и в подробностях!
— Ладно! — смягчился Даня, — Вспомни все, что эта Жо… п-п-п… прости Господи, сказала про европейского Федю.
— Да больше ничего: заходил, мол, интересовался, обещал издать историю Хряпуновых за хороший гонорар.
— Надо завтра же ехать к тетушке, узнать, как выглядел, как был одет, с акцентом говорил или без — все, что вспомнит! — голосом Фокса Малдера стал излагать Данила.
Вряд ли это поможет. У бабуськи в голове и вчерашний-то день не задерживается, где уж вспомнить события двухмесячной давности! Но что поделать: следствие переместилось в прошлую жизнь — баловство дедушек, глупости бабушек, недомыслие тетушек и корыстолюбие дядюшек. Подозреваемых было, как женихов у Агафьи Тихоновны: слишком много, чтобы взять первого попавшегося, и слишком мало, чтобы найти подходящего. С одной стороны — родственник, невесть откуда взявшийся, с другой — арестованный Чингьяле, умирающая от беспокойства Брилла, скорбящий Франческо (разве не бывает на свете скверных мальчиков, замышляющих дурное против папочек и мамочек?), с третьей — может, какой сослуживец гадит… И ни у кого нет надежного алиби! Мотива, впрочем, тоже. Или у всех один — выдоить из Кавальери сумму посолидней.
Да, еще Софья говорила про итальянского малого по имени Кавалла, который унаследовал от своего недалекого предка по имени Антонио жадность, мстительность и темперамент истинного халявщика. Что ж, кандидат не хуже и не лучше остальных. Но если он крутится где-то рядом, то вряд ли под своим именем. Им может оказаться кто угодно, хоть уборщица дурацкого Сонькиного заведения — как ее там, тетя Мотя, что ли? Надо с Данилой посоветоваться, он в логике посильнее моего.
Услышав с дивана мирное сопение, я понял, что остался без собеседника. Припомнив, как в былые времена сиживал перед схемкой, выводил плюсы-минусы, за и против, я пошел на кухню и поставил чайник. Я, конечно, не Бэтмен — без конца мир спасать, но покушений в последнее время многовато. Если папашу Кавальери кокнул Чингьяле, безобразия прекратятся, спокойная жизнь вернется — но верится в это с трудом. Адвокаты, если верить западным фильмам, поголовно люди беспринципные, неискренние, за копейку удавятся. А Микеле был такой славный, симпатичный, влюбленный — неужто, кохая свою любушку Лео, он себе только алиби обеспечивал, и все? Конечно, никаких объективных данных нет, что наш итальянский друг невинен, как молочный поросенок, но психологически… Или, например, его любовница — могла она Чингьяле подставить? Теоретически — могла. А трехчасовой оперный концерт без заявок слушателей мог быть исполнен из расчета на легковерие всех подряд: нас, российской милиции в лице добрейшего Кубытьки, самого посаженного в кутузку Микеле. Вот, однако, в чем загвоздка: женщины охотно пользуются ядом, пистолетом, даже по башке могут треснуть, как мы с Данькой однажды имели случай убедиться, но перерезать глотку другой бабе одним идеально точным ударом, а потом любоваться, как жертва фонтанирует, заливая все вокруг кровью — для прекрасного пола поведение, мягко говоря, нетипичное. Нож — прерогатива мужчин. Хотя и тут бывают исключения…
В общем, роздал всем сестрам по серьгам, и никакой дедуктивный метод не помог. Под утро я со скрипом разогнул затекшую спину и пошел спать.
Основательно Оська вчера посидел — десяток окурков, куча бумажек — и ни одной с конечным выводом. Всегда ему эмоции мешают. И энтузиазм. Если уж Гершанок вобьет себе в голову, что обязан помочь ближнему, он будет ночей не спать — все добрыми делами заниматься. А вот я — другое дело. Я по натуре отчаянный эгоист, лишних усилий тратить не люблю — и вчера тоже: понял, что надо потолковать с тетей Жози, да и задрых себе, как ни в чем не бывало. Хоть выспался. Надо приготовить завтрак, добудиться остальных — и ехать к тете.
Помявшись от неловкости, я решил проявить бездну такта: позвонить нашей комиссарше Жюли Леско и пригласить ее вместе с поклонником на завтрак в приятной компании. Соня, как ни странно, была уже на ногах, бодро пропищала в трубку: 'Привет!' и поклялась вскорости прибыть в сопровождении своего 'кавальера'. А я тем временем реанимировал моего сонного друга — тряс за плечи, хлопал по щекам, поливал водой, поил кофе, но эффекта добился минимального. Если Иосиф Прекрасный и к тетеньке Хряпуновой приплывет такой снулой рыбкой, бабуся может всерьез обидеться на его заторможенность. А нам это совсем ни к чему. Нужно парня взбодрить — хоть скипидаром.
— Я тут пересмотрел твои заметки, — осторожно завел я разговор про наболевшее.
— Уах-ха… — зевнул Оська.
— Много дельных, — продолжил я.
— Ах-ха…
— А почему ты не веришь в виновность Чингьяле?
— Ха-а-ах…
Так, этот план провалился. Приступим к плану бэ.
— Мне кажется, что убийца все-таки человек со стороны. А ты рассматриваешь только знакомых. Глупо донельзя. А также недальновидно и непредусмотрительно. И вообще, не ожидал от тебя.
— М-да-а? — глаза у Гершанка раскрылись и полыхнули недобрым огнем, — А у тебя что, есть умные предложения для меня, дурака? Давай-давай, а я послушаю!
Сработало! Просыпайся, друг ситный, просыпайся, ты мне нужен злой, энергичный, догадливый и обаятельный — то есть не лично мне, а нашему общему делу!
Затренькал дверной звонок — пришли Софья и Франческо. Оба хмурые, но не от похмелья, а, скорее всего, от переживаний. Мы провели их на кухню и усадили за стол, и Оська тут же проникся сочувствием к бедным влюбленным, заговорил о непременном удачном окончании расследования, поимке убийцы, вот-вот ляпнет: 'Честным пирком да за свадебку!' Надо его окоротить, пока не поздно. Впрочем, Кавальери-
