позже выяснилось, также порушила. По иронии судьбы — книгу её заставила прочитать матушка, которой суждено сыграть в нашей истории самую зловещую и самую неприглядную роль. Талантливая музыкантша и певица, Лена заболела путешествиями и художественной фотографией. Больше года искала себе кого- либо вроде меня. Поняла, что вроде — не бывает. Весь следующий год искала меня уже прицельно. Сложно было. За эти три года я разменялся с бывшей женой, тем самым — поменял телефоны и адреса. Но не успел заменить их на новые на своих сайтах в Интернете. Поменял круг общения. Поменял ящики электронной почты. И тоже забыл на сайтах новые указать. Она мне писала — я не получал. Она опять писала — я опять не получал. Она пыталась найти меня через знакомых спелеологов — но никто не знал, где я и что я. При всем том — ей удивительно везло. Сперва она услышала в поезде метро разговор с соседнего дивана, где две моих модели обсуждали, не поехать ли ко мне чай пить. Попробовала сесть им на хвост — те её послали. В другой раз — гуляя со второй Леной, они вместе зашли на работу к бойфренду второй Лены (опять американизм, но вот ведь до чего вышли из обращения русские аналоги, и не скажешь теперь иначе). Пошли в курилку. Завязался разговор о всяком о разном. Упомянулись пещеры. Услышав это волшебное слово, к разговору подключился владелец фирмы, отец того бойфренда. И вот тогда и всплыло моё имя, а ещё через пять минут — последовал тот телефонный звонок.
Сошлись мы не сразу. Месяца три взаимно приглядывались. Странная она была. В первые визиты я даже грешным делом подумал, не наркоманка ли. Сидит на полу у батареи, ест яблоки, огромного размера апорты, которые я специально для неё из Алма-Аты привёз, думает о чем-то своём… Как будто в другом месте находится. В разговорах участвует практически только вторая Лена… Но приходит — опять и опять. Впрочем, я и сам не хотел ничего форсировать. Даже не то что не хотел форсировать, просто не задумывался. По причине, смешной до полного неприличия. Незадолго до их первого визита заглянули ко мне в гости три девушки — одна у меня снимается, выдающаяся натурщица, и две её подружки. До сих пор думаю, не в тот ли раз часом это было, когда Ленка пыталась им в метро на хвост сесть? В общем, так уж получилось, что одна из девушек напилась до непотребного и нетранспортабельного состояния. Пришлось всех трёх замариновать ночевать на диване, а самому на полу пристроиться. Вот тут-то одна из трёх, так и не знаю которая, и напустила мне в диван мандавошек. Война с которыми как раз и отбивала возможности к форсированию событий, да и самую мысль о том. Впервые за много лет я в течение двух с половиной месяцев даже не попытался поухаживать за приглянувшейся мне девушкой. Само её существование в природе вселяло комфорт и умиротворение.
Удивительно, что тот первый визит был очищен от любых провоцирующих факторов. Мало того, что в квартире был разгром. В течение последних нескольких лет главным способом охмурёжа для девушек были фотографии. Искусство — вообще штука своеобразная. Индусы, помнится, в своей мифологии делали большой акцент на то, что главным воздаянием художникам было то, что с неба периодически спускались апсары и отдавались им. Одновременно принося награду за уже сотворённое и вдохновение на дальнейшее. Так что для того, чтобы охмурить девушку, следовало угадать её характер и подвести к пяти- шести работам, отвечающим ему (если такие найдутся, конечно). Здесь же — карточек не было. За неделю до того, как Георг притащил двух Лен, у меня открылась большая персональная выставка, и вот туда я всё и увёз. Аж в Дубну. Так что исключалась даже идея пригласить на выставку и посмотреть там. Далековато. А вообще, символично. Всерьёз я взялся за фотоаппарат спустя месяц после «незнакомства» с Ленкой на Красной площади, а первую выставку открыл одновременно со звонком Георга. Вот к чему бы это?
Как-то сами собой выкладывались испытания для обоих. То я предлагал двум Ленам сходить на интереснейший слайд-показ в Минералогическом музее, а клевала на эту идею только вторая Лена, усердно делая при том вид, что я именно за ней ухаживаю. Или — разок, когда они в очередной раз сидели у меня, вдруг без предупреждения свалился мой старинный друг Володя, у которого я в своё время безо всякой на то собственной воли в мгновение ока свёл его девушку Милу. Свалился для того, чтобы показать фотографии на моих стенах своей новой пассии. Которая спустя пять минут получила полную отставку, а Володя весь вечер всеми способами пытался охмурить Ленку. То, когда две Лены сидели у меня, вдруг звонила и приезжала студентка из Дубны, насмотревшаяся там фотографий на выставке, и начинала массированную атаку на меня… И ведь никто из нас ни разу не повёлся. И никто ни одним взглядом не показал своей ревности, которая не знаю уж, как у Ленки, а у меня пару раз просыпалась. При том что никаких явных ухаживаний не было ни с одной стороны. Но спустя некоторое время — мне впервые стало стыдно за свою квартиру со стоящими уже более года с момента въезда штабелями ящиков вдоль стен, голыми лампочками, заваленным балконом, висящими на стенах фотографиями, которые приходилось рассматривать с фонарём… Начал ремонт, как бы готовясь к дальнейшему.
Пожалуй, нельзя не остановиться на одной частности. Вот упомянул я, как вторая Лена клюнула на идею сходить в музей на слайд-показ. Мелочь? Мелочь. А вот чорта с два оно мелочь оказалось!
В музее вдруг собралось много старых знакомых, часть из которых я не видел десятилетия. И как выяснилось, многих из них вдруг пробило на интуицию. Вдруг увидели, чем дело пахнет и что примерно должно вскорости произойти. Увидели многое из того, к чему я уже подошёл вплотную, но ещё не сделал решающего шага. Кто-то даже попытался сразу меня остановить. А кто-то смолчал, чтобы высказаться потом. Вот, пожалуй, пара примеров:
– Володя, а сколько лет мы не виделись? Двадцать? Тридцать?
Это Таня, начальница первой в моей жизни настоящей геологической экспедиции.
– Скорее тридцать. Слушай, а ты не изменилась, на улице бы узнал!
– Зато ты изменился. Рассказывай!
– Что рассказывать?
– Рассказывай, почему ты такой замотанный. Прямо-таки ходячий скелет. И глаза у тебя очень усталые.
Вот ведь. А что? Была не была. Почему бы и нет, в конце концов? Оставляю Лену общаться с прочим народом, а сам с Таней в курилку. Выливаю на неё всю фигню последних трёх лет. Вылив — обозреваю обстановку.
Таня сидит на подоконнике, вжавшись в угол. Вид — испуганный предельно.
– Теперь понятно про замотанность? Кстати, что с тобой, почему с лица спала?
– Володя, остановись.
– То есть?
– Володя, у тебя с этими девушками неправильное происходит. Остановись. Быть беде.
– Так и сам знаю. Что я, не огребаю всякий раз полной мерою? Не понимаю, что ещё несколько подобных романов — и изношусь до нуля? Но как-то не привык себя жалеть.
– Себя не жалеешь — их пожалей. Ты не только сам в беду попадёшь. Их — тоже до беды доведёшь.
– Почему?
– Почему — не знаю. Но что доведёшь — знаю точно. Прошу — остановись.
Телефонный разговор чуть более полугода спустя. С присутствовавшим тогда же в музее Витей. Тоже давным-давно потерявшимся из виду. Человеком очень странной и очень неоднозначной судьбы, блестящим учёным, блестящим художником, бывшим наркоманом, бывшим контрабандистом, бывшим сектантом, а теперь — глубоко религиозным человеком, философом и инвалидом.
–
–
–
–
–
–
–
–
