В общем, на поиск машины ушёл целый день, и ехали уже в сумерках, а приехали — совсем ночью. Под дождём. Водитель ткнул пальцем в темноту, что вон там течет Чёрная, усомнился, что выше по ней можно проплыть, и отбыл, оставив нас одних.
Мы полночи ползали по лесу на коленях, собирая в свете фонарей морошку и периодически подползая к костру попить чаю. Дождь лил, лил, лил… Хотелось дождаться окошка, чтобы распаковать рюкзаки и не намочить всё на свете, ставя палатки. Наивные… Это были последние наши сухие минуты на ближайшую пару недель.
Выспавшись, начали разведку. Сева с Антоном упилили вперёд по просеке, которая, похоже, вела в нужном направлении посуху, мы с Ленкой — рванули на Чёрную. Чёрная была совсем непроходима. Но хоть грибов набрали. А Сева с Антоном, похоже, прошли полпути до Светлой, километров пятнадцать, и просека шла дальше в её сторону. Груза было много. Шли сначала в три ходки, потом, когда количество еды стало значимо уменьшаться, — в две. Каждые полчаса начинался очередной ливень. Но даже когда не лило, шли преимущественно сквозь кусты. И вся вода, вылитая дождём, — висела на их ветвях. Вода была со всех сторон. Вода чавкала под ногами, вода водопадами валилась с ветвей, сыпалась с неба, смешанная с потом пропитывала одежду… День, другой, третий… Три километра туда, скрип ремней рюкзака, три километра обратно, усталая руготня на дождь и комаров… А когда добрели до перевала — погода стала настолько отвратной, что даже днёвку устроить пришлось.
И вот на этой-то днёвке и обнаружилось, что у нас проблемы. Началось с мелочей. Подивившись в очередной раз, с чего бы это из сепульки с остатками хлеба и плюшек пахло откровенной тухлятиной, разобрали её до дна. Ко всеобщему удовлетворению и прочему хохоту, на дне обнаружили раздавленное тухлое яйцо. Взятое в поезд, да не съеденное. Начав разбирать продукты — не остановились, перебрали все. Продуктов было мало. Планируясь, мы имели в виду, что подъём будет по рекам, а в реках есть рыба. А поднимались посуху. По расчётам, к моменту выхода на Светлую еды у нас останется всего на пару дней. Ружья нет. Грибов и ягод, конечно, прорва, но ими не проживёшь. Рыба — хорошо, но когда она ещё будет? Возвращаться же — ещё глупее, назад дальше. С этого конца мы машины не найдём за полным отсутствием людей, а по воде оно полтысячи километров. То есть — только вперёд. Со временем — тоже напряг: Антону на учёбу, Ленке на работу надо. Торопиться придётся. Грустно. А чуть позже Ленка отвела меня в сторону и, смущаясь, сообщила, что идти ей стало тяжело. У неё не закрылись месячные, кровотечение продолжается, что делать – непонятно.
Ленку разгрузили до предела. И всё равно — она еле шла, закусив губу. Повторялась ситуация с Оршей. Я бегал взад-вперёд, таская то свой рюкзак, то Ленкин, то ведя её саму. Антон с Севой пахали как два трактора, перетаскивая всё остальное. Нам опять повезло. Светлая оказалась ближе, чем выходило по расчётам, вышли мы на неё всего за день. Причём вышли метр в метр в той самой первой точке, от которой был возможен сплав. И вторично повезло. Комары вдруг пропали. Больше мы их не видели до самого конца поездки. Смешно — но и в третьем нам повезло. Погода резко улучшилась. Дождей стало всего два-три в день, причём коротких. Только вот рыбы в реке — увы, но не было совсем. Да ладно, Светлая — она короткая, может, в Пижме рыбы больше.
Лодки были заклеены и надуты. На борта были наляпаны вырезанные из самоклейки названия: большая посудина теперь называлась «Лапоть», малая — «СтюдибейкерЪ». Короткая процедура крещения, при которой Ленка вмазала по носу каждой лодки бутылью с денатуратовкой (восхитительно сиреневого цвета и странного вкуса водка, за время перехода настоянная одновременно на чернике, голубике, шикше, морошке, бруснике и горькой жимолости), погрузка, и — вперёд. Первый день сплава был приятен. Стремнины, пиление завалов, сумасшедший гряб против обратного течения в ямах, слалом по узким крутым протокам с бешеной струёй… К вечеру в реке даже стал появляться хариус. Начисто отказавшийся брать на любые искусственные наживки. На стоянке всё же смогли взять четырёх рыбин. Двух на муху, за которой я гонялся целый час, а ещё двух всё же уговорили цапнуться на блесну. Но что такое четыре не особо крупных рыбы на четверых? Так, побаловаться…
А вот следующие два дня стали сущим кошмаром. Река замедлила течение и заросла калужницей от берега до берега. Здоровенные лопухи высотой по пояс, со стеблями толщиной в руку, держали лодки вмёртвую. Более того — закрывали видимость. Раз за разом мы втыкались в тупиковые протоки, вылетали в замаскированные этими чортовыми лопухами ямы глубиной по грудь. И рыба опять исчезла. А еда — заканчивалась стремительно. От гордых названий лодок — оставалось по одной-две буквы, все прочие были давно содраны о лопухи. Любимой темой для шуток стал удачный выбор названий. Которые никаким прореживанием букв не допускали варианта с достославной яхтой капитана Врунгеля. На Ленку стало страшно смотреть. По возможности я держал её в лодке и тащил сам, но периодически заросли лопухов настолько густели, что ей тоже приходилось впрягаться. Ленка становилась ходячим привидением. Я потом десятки раз себя спрашивал, почему наша лодка шла первой? Почему нельзя было пропустить вперёд Севу с Антоном, а самим плыть по пробитому ими в лопухах проходу, что было бы гораздо легче? И ответ был один и тот же – для Ленки. Пусть ей это слегка труднее, но пусть именно её поддерживает адреналин первопроходства. По протоптанному она бы, наверное, скисла.
Наконец, лопухи расступились. Дальнейший сплав по Светлой был удивителен. Удивителен тем, что проходил как будто во сне. Восстановить последовательность событий — абсолютно невозможно. Есть одно большое ощущение сна. И плавного течения этого сна, проносящего нас по местам красоты настолько сумасшедшей, что описать её и даже вспомнить в деталях — нельзя. Но в то же время любая деталь, если навести на неё лупу памяти, всплывает в мелочах. Нереальная прозрачность ледяной воды… Гигантские плиты известняка, выстилающие дно и светящиеся сквозь ту воду… Двухсотлетнего возраста курная избушка размером со стандартную собачью будку, сидеть в которой можно было только на плашках десяти сантиметров высотой, упираясь головами в потолок… Кусты смородины вокруг избушки… Вырезанные на брёвнах автографы туристов девяностолетней давности… Заросшие берега, по которым не ходил ни один человек, и наклонённые над водой вековые лиственницы… Стометровые скалы, на вершинах которых лоси осенними ночами трубят свои песни… Висящая над водой жимолость, почему-то горькая как хина… Медведь, к которому мы подплыли метров на двадцать и который от щелчка Ленкиного фотоаппарата подпрыгнул высоко в воздух и в панике бросился бежать… Родник, бьющий фонтаном на полметра… Вид с вершины утёса, уходящая в дождливую и туманную даль тайга, уходящая туда же река с цепочкой островков, похожих на плывущих друг за другом крокодилов… Дайка странного базальта, покрытая коркой ржавчины, которая вполне могла оказаться состоящей из какой-либо алмазоносной породы, но времени на обследование которой не было… Огромные омута со склонившимися над ними неожиданно гигантскими для Севера вётлами… Сёмга, висящая в одном из омутов на глубине метров пяти, мимо которой нас проносило столь мощное течение, что никакой возможности притормозить и кинуть блесну не просматривалось… Мощная усталость… Десять-двенадцать ходовых часов в день, а потом — палатку ставить, ужин варить, вещи сушить… Хочется днёвку, а на это нет ни времени, ни еды… Одна галета и чайная ложка крошек от размоловшихся галет, выдаваемая на завтрак кроме небольшой порции геркулеса на воде, но с ягодой… Жареные без масла грибы… Последняя пригоршня чаю… Заваренный для его экономии взвар из шиповника с брусникою, оказавшийся столь мочегонным, что всю ночь бегали ежечасно… Последняя пригоршня соли, последняя поллитровая бутыль сахарного песку… И всё это — смятое во времени, плавно перетекающее одно в другое… Большая куча погнувшихся, потёкших, подплавившихся, даже отчасти сплавившихся один с другим моментов жизни, накрытая сверху для сохранности полупрозрачной тканью. Вот чем примерно является воспоминание о Светлой.
Ура! Люди. Люди!!! Люди!!!!! Впереди — впадение Светлой в Пижму, там, на берегу, избушка, а около неё — два человека и собака! Сквозь хрустальные струи Светлой, сквозь мутный и тёплый поток Пижмы, сквозь береговую траву в полтора роста высотой – мы выплываем, выползаем, выбегаем к избушке. И — накидываемся на чай, на хлеб, на мёд, на уху из хариусов, на сгущёнку… В избушке — приехавший на рыбалку главный лесничий района с сыном, послезавтра они обратно, еду не всю доели, отсюда и возможность пиршества. К сожалению, с собой нам практически ничего не обломилось, так, горсточка соли и полбуханки хлеба. Всё лишнее просто съели, не отходя от кассы. Но наконец мы сыты. И наконец, мы «из первых рук» услышали, что нам ждать дальше по реке, и теперь можем относительно точно планироваться. Начиналась новая жизнь.
