— Нет, гад, ты не понимаешь, — возражал Святогор. — Не помру, пока ты жив. Нельзя тебя безнадзорно оставлять безобразничать на этой Земле.
— Поживем — увидим.
С гибелью Змея, конечно, врата не закроются. Всегда есть вероятность, что пройдет через них злобная тварь. Но не у каждого из обитателей Нави есть такое желание. Разве что, в годину лихолетья, когда наступает время перемен, либо во время войны. Вот тогда всю нечисть, словно манком манит, пробраться в Явь. Она и глаза отведет, так что люди ничего вокруг себя видеть не будут, даже если, вдруг, и захотят. Но большинство и не желает видеть ничего — спокойней жить.
Ну а в войну понятно: много добычи, даже избыток, всегда есть, кого выбирать. И после наступления мира — тоже неплохо. В это время, как правило, те, кто был трус и негодяй, подлец и сволочь, активно начинают истреблять тех, кто принес им долгожданную победу. Подлецам все способы хороши. И на их стороне — государева власть, а также пробравшиеся из Нави твари. Победители не могут существовать — они пожираются изнутри, причем, как правило, своими соотечественниками. И в итоге начинают жить хуже, чем побежденные — закон природы.
Святогор пытался осмыслить свою жизнь и оставался доволен. Счастье для него не было чем-то мифическим, вроде преданности какому-то быдлу, либо делу, либо тому и другому. Он испытывал радость, потому что у него была Пленка, у него были дочери, у него, наконец, был сын Чурила. У человека ли, у метелиляйнена можно отнять все: положение, достаток, семью, жизнь, в конце концов. Но никто и никогда не сможет отобрать память. Даже Смерть. Счастье — дело проходящее, но память о счастье — вечна.
Став стражем на берегах Лови-озера, Святогор не искал себе почестей. Не нужны были ему признание народа, покровительство властьимущих. Он так хотел, и сам выбрал себе участь. Это, как на войне: даст какой-нибудь ублюдок приказ стоять насмерть, а сам — в кусты, или погибнет преждевременно. И вот в самый разгар безнадежной резни, когда забывается и приказ, и тот, кто его дал, и Родина, и даже то, что ты нужен своим родным и близким живым, возникает дикое чувство: я не отступлю. Я не уйду не потому, что смогу победить, а потому что никому не позволю себя считать проигравшим. Я буду биться оружием, подручными средствами, голыми руками, просто зубами, но меня не сломить, даже если битва плавно перетечет в неизбежный покой Смерти.
Так проявляется истинная Сила духа, которую боятся как враги, так и свои — те, кто привык мыслить масштабно. Герои нужны только управляемые.
Никто из людей не ведал, что на страже их покоя стоит великан, племя которого давно должно было вымереть, да и любые упоминания о которых в летописях вымараны. Святогору было от этого ни тепло, ни холодно. Ему было важно, что дурной пример упорного Горыныча никто из легиона нечисти не поддерживает — себе дороже. И очень надеялся, что после его ухода от дел такое положение сохранится, сделавшись само собой разумеющимся правилом, которое нельзя нарушать. Вот еще и поэтому Великого Змея надо было уничтожать.
Святогор помнил про полукровок и почему-то лелеял мысль, чтобы к нему пришел кто-то из них. Не в гости, а для совместного решения, что делать дальше. Для передачи своего опыта, для разделения ответственности. Просить своих детей он не мог: они ушли в свою жизнь. Здесь же нужен был тот, кто придет самостоятельно и без всякого понуждения. Нужен был доброволец.
Где-то затерялся в веках самый знаменитый получеловек-полуметелиляйнен Артур, получивший свое прозвище за то, что он сумел добыть себе оружие, сделанное самим Тором, великий меч Эскалибур. Посетивший Британские острова вместе с финнами, остался у кельтов на некоторое время, да так и прижился до самой своей гибели. Ase Thor из титула (оружие Тора, в переводе, примечание автора) стало именем. Лишь только после своей смерти, наступившей, как и у Иешуа Га-Ноцри от предательского удара копья, его забрал Бог на свой Остров Яблок, в Аваллон. Говорят, сияющий Бог-Олень, со сверкающими рогами на голове тоже любил этот свой загадочный остров, поэтому кельты и величали его Apple Olon.
Ничего уже не осталось от яблочного рая на земле. Разве, что герб из четырех соединенных между собой яблок, но это всего лишь напоминание об ушедшей эпохе, о времени, которое было отторгнуто самими людьми. Да и Олон — может быть, Kologne, или Sabre-de-Olon? Кто знает? Святогор не знал.
Он также не знал, что именно сейчас к его пристанищу подъезжал простой человек непростой судьбы, добирающийся к нему по велению своей души. Конечно, направил-то его Мика Селянинович, но если бы он сам не захотел, то триста раз уже мог повернуть куда-нибудь в сторону, дабы тратить свою жизнь на истребление богатств, дожидающихся своей участи под Леонидовым крестом.
Святогор заметил как-то, что, возвращающийся после очередного удачного прорыва в наш мир, Змей Горыныч ранен. Именно этим могло быть объяснено его ковыляние в воздухе на одно крыло, а не тем, что в очередной раз обожрался молоденькими девицами. Стало быть, досталось ему поделом от неведомого героя, сумевшего дать отпор выплывшему из тумана чудищу. Стало быть, есть еще в Ливонии богатыри, не перевелись.
Добивать Великого Змея метелиляйнен не стал. Да, наверно бы, и не смог: Горыныч никогда не отличался глупостью. Раненный, вряд ли принял бой, скорее — уклонился. Ну, да ничего — раз досталось ему один раз, знать достанется и другой. Не беда, что не с кем поделиться своим добровольным бременем защиты рубежей. Чудище злопамятное, будет искать смельчака, даже если выход из Нави окажется свободным. Тут-то ему и придет конец. В этом Святогор уже не сомневался. Ему стало легко и спокойно на душе. Ему можно было идти на покой.
15. Илейко и метелиляйнен
Илейко и Зараза добрались до загадочного Лови-озера без особых приключений. Они зашли по пути в деревню, где жили такие же суоми, только, почему-то, саами. Так они себя величали, ну да ладно. Главное — люди они были радушные, слэйвинов среди них практически не встречалось, стало быть, меньше было беззакония. Или, наоборот, больше было этого самого беззакония. Зато жили саами по совести, и эта жизнь показалась Илейке правильной и разумной.
Баня у них оказалась такой же жаркой, бражка — такая же душистая и даже девушки — такие же милые и радушные. Точнее — одна девушка. В лавке удалось купить соли, хлеба и даже кое-что из прохудившейся одежды. Зараза разнообразила свой стол овсом, и поменяла пару подков на новые. Вот только оружие практически не продавалось. Так, по мелочи: ножи-финки самые разнообразные, кистени под любую руку, да один, неведомо как взявшийся здесь, тевтонский шлем, типа — ведро, ужасно дорогой и не совсем нужный в этих спокойных местах.
Саами не пытали, куда бредет с лошадью высокий статный Чома-богатырь. Каждый человек волен ходить, где ему заблагорассудится, лишь бы не безобразничал. Местные жители готовились к зиме: собирали ягоды в громадные бочки, запасались рыбой и готовились делать припасы из грибов. Не за горами уже было время, когда появятся белые грузди, оранжевые волнушки, зеленоватые рыжики и непонятно, какого цвета серушки. Скорее всего — серого.
Илейко и не заметил, как лето миновало свой зенит, плавно катясь в золотую осень. Времени на возвращение домой не хватит, так что зимовать предстоит где-то здесь. Либо у Святогора, если он найдется и не воспротивится ученику, либо у саами, либо в Кеми. В последнем случае, как подозревал лив, никакого здоровья не хватит еще на одну 'пирушку', или 'гулянку'.
Дорог хоженых больше не было, саами вокруг Лови-озера не ходили, закрыт был доступ людям в заповедные места. Да и сами эти заповедные места себя прекрасно защищали — ни у кого желания не было болтаться поблизости.
Говорили, что где-то на побережье Белого моря одно время промышляли норманны, оставив свой дракар неподалеку от все той же Кеми. На Соловецкие острова ходили, а оттуда куда-то сгинули, но не насовсем: вернулись, правда, не все. Что-то неестественное было в тех вернувшихся викингах. Саами считали, что забрели они в такие места, где людям выжить невозможно. А раз кто-то из них возвратился, то это уже были не человеки, во всяком случае, не живые.
Илейко целиком полагался на свои чувства, да еще на чувства верной Заразы. Надеялся он избегать
