— Время, — резко объявила Даффи, разрушив чары. Она поднесла часы поближе. — Десять минут тридцать восемь секунд. Неплохо.
Теперь Десмонд Дункан пристально ее рассматривал, не то чтобы открыто уставился, но был близок к тому. Он открыл рот, будто хотел что-то сказать, но в последний момент его рот решил произнести что-то другое:
— Вовсе не плохо, юная леди, — послышались слова. — На самом деле просто блестяще.
Даффи скользнула обратно на сиденье кресла и перекинула ноги через подлокотник. Вернулась к воображаемой отметине в «Холодном доме» и продолжила читать.
— Всех благодарю, — произнес инспектор Хьюитт, записывая время в блокнот. — Это все.
Хорошо. Кое-что тяготило мой разум.
18
Я легко стукнула в дверь тетушки Фелисити и, не дожидаясь ответа, вошла.
Окно было приоткрыто на дюйм, и тетушка Фелисити лежала на спине, укутавшись выше подбородка шерстяным одеялом, из-под которого навстречу холодному воздуху выглядывал только кончик ее крючковатого носа.
Я медленно наклонилась рассмотреть ее. И тут один ее глаз старой черепахи приоткрылся, а следом второй.
— Господи боже мой, девочка! — произнесла она, приподнимаясь и опираясь на локти. — Что такое? Что случилось?
— Ничего, тетушка Фелисити, — ответила я. — Я просто хотела кое-что спросить.
— У меня был рот открыт? — пробормотала она, быстро выплывая на поверхность реальности. — Я разговаривала во сне?
— Нет. Вы спали мертвым сном.
Я не понимала, что говорю, пока не стало слишком поздно.
— Филлис Уиверн! — сказала она, и я кивнула. — Ладно, в чем дело, девочка? — кисло спросила она, меняя тему. — Ты застала меня, когда я дремала. Регулярный кислород в организме пожилой женщины должен возобновляться с точными интервалами в двенадцать часов, черт бы побрал этих энтузиастов физической культуры. Это просто вопрос гидростатики.
Это было не так, но я не стала ее поправлять.
— Тетушка Фелисити, — спросила я, делая решительный шаг, — вы помните тот день прошлым летом у декоративного пруда? Когда вы мне сказали, что я должна исполнять свой долг, пусть даже это приведет к убийству?
Мы разговаривали о Харриет и о том, как я ее любила.
Лицо тетушки Фелисити смягчилось, и она положила руку на мою ладонь.
— Я рада, что ты не забыла, — мягко произнесла она. — Я знала, что так и будет.
— Мне надо кое в чем признаться, — заговорила я.
— Вперед, — сказала она. — Я люблю секреты, как любой другой человек.
— Я ходила в комнату Филлис Уиверн, — сказала я, — чтобы осмотреться.
— Да?
— Я нашла водительские права в ее кошельке. В 1929 году ее звали Филлида Лампман. Филлида, не Филлис.
Тетушка Фелисити с трудом поднялась с кровати и на негнущихся ногах подошла к окну. Долгое время она стояла, глядя на снег, как отец.
— Вы знали ее, правда? — выпалила я.
— Что заставляет тебя так думать? — спросила тетушка Фелисити не оборачиваясь.
— Ну, когда вы приехали, электрик Тед приветствовал вас как старого друга. Вэл Лампман работает с одной и той же командой на каждом фильме. И с теми же актерами — даже Филлис Уиверн. Даффи говорит, что она работает только с одним режиссером с тех пор, как случилось что-то. Когда я спросила вас о Теде, вы сказали, что он как-то видел вас во время войны — во время светомаскировки. А когда я заметила, что вам невыносимо видеть его лицо, вы сказали, что меня следует покрасить шестью слоями лака.
Тетушка Фелисити сделала длинный вдох — такой, как сделала бы королева, перед тем как выйти вместе с королем на балкон Букингемского дворца навстречу кинокамерам и толпе.
— Флавия, — сказала она, — ты должна мне пообещать.
— Что угодно, — отозвалась я, удивляясь тому, что мне не надо делать серьезное выражение лица. Оно уже у меня было.
— То, что я расскажу, нельзя повторять. Никогда. Даже мне.
— Обещаю, — сказала я и перекрестила сердце.
Она сжала меня за предплечье, достаточно сильно, чтобы я сморщилась от боли. Не думаю, что она ведала, что творит.
— Ты должна понимать, что среди нас есть такие, кого во время войны просили выполнять чрезвычайно важные задания…
— Да? — жадно спросила я.
— Я не могу рассказать тебе, не нарушая соглашение о конфиденциальности, что повлекли за собой эти задания, а ты не должна спрашивать. Позже случалось так, что кто-то с монотонной регулярностью сталкивался со старым коллегой, которого по закону нельзя узнавать.
— Но Тед окликнул вас.
— Грубый промах с его стороны. Я с него кожу сдеру, когда мы будем наедине.
— А Филлис Уиверн?
Тетушка Фелисити вздохнула.
— Филли, — продолжила она, — была одной из нас.
— Одной из
— Ты никогда не должна об этом упоминать, — сказала она, сжимая мою руку еще крепче, — до конца своих дней. Если ты проболтаешься, я приду к тебе ночью с ножом для разделки мяса.
— Но, тетушка Фелисити, я же
— Да, ты пообещала, — признала она, ослабляя хватку.
— Филлис Уиверн была одной из вас, — подсказала я.
— И самой ценной, — сказала она. — Ее слава открывала двери, недоступные простым смертным. Ее заставили играть роль более опасную, чем те, что она исполняла на сцене и на экране.
— Откуда вы это знаете? — не удержалась я.
— Прости, дорогуша. Не могу тебе сказать.
— А Вэл Лампман — один из вас? Он вполне мог быть, поскольку он брат Филлис Уиверн.
Что-то заклокотало в горле тетушки Фелисити, и на секунду я подумала, что ее сейчас стошнит пирожными к чаю, но то, что она издала, скорее напомнило вопли осла. Ее плечи задрожали и грудь затряслась.
Моя дорогая старая калоша-тетушка смеялась!
— Ее брат? Брат Филлис Уиверн? С чего ты взяла?
— У нее водительские права на фамилию Лампман.
— О, понятно, — сказала тетушка Фелисити, промакивая глаза краешком шерстяного одеяла. — Брат Филлис Уиверн? — снова произнесла она, как будто повторяя концовку шутки, рассказанной другим человеком. — Отнюдь, дорогуша, это очень далеко от истины. Она его мать.