я.
— Молодой человек, — громко и возмущённо заговорила Хромовичёва, — я ваш начальник…
— Вы начальник двадцать третьего маршрута, — бесцеремонно перебил я её, — а кроме того, вы такой же нанятый на работу человек, как и я. Насколько я знаю здесь не ваша частная лавочка, а государственное предприятие. Потому возьмите себя в руки и постарайтесь соблюдать субординацию.
Хромовичёва то смотрела пристально на меня, то переглядывалась со своей соседкой. Она была поражена и возмущена.
— Я всё равно заставлю вас отработать эту смену! — почти прокричала она вдруг. — А если вы откажетесь…
— То что? — со злобной иронией спросил я.
— То… то…
— То… то… — передразнивая её, протянул я. — Вы ничего не можете. Вы — никто!
— Вы не смеете так со мной разговаривать!
— А вы не смеете так разговаривать со мной!
Хромовичёва залилась краской. Было видно: гнев душил её.
— Я имею право заставить вас отработать смену. Я как-никак начальник маршрута!
— А я и не отказываюсь отработать свою смену.
— То есть вы будете работать?
— Конечно, только моя смена кончится через четыре часа. Половину я уже отработал.
— И будете работать до конца! — почти закричала Хромовичёва.
— Только с письменного распоряжения моего непосредственного работодателя! — холодно и медленно проговорил я.
— Что — о — о?
Хромовичёва тяжело дышала. Её глаза метали огонь.
— Что — о — о? — переспросила она.
— С письменного распоряжения моего непосредственного работодателя! — также расторопно повторил я. — Так написано в кодексе.
— В каком кодексе? — задала вопрос серая мышь, также как и диспетчер, ёжась от ужаса.
— В трудовом, — едко и с торжеством внутри растолковал я. — Слышали о таком?
— Я должна дать вам своё письменное распоряжение? — совсем сбитая с толку произнесла Хромовичёва.
— У вас очевидно мания величия, — нагло улыбаясь, заговорил я, — или вы уши плохо по утрам чистите. Я сказал: с пись — мен — ного рас — поряже — ния моего непосредственного работо — дателя! Разобрали, что я говорю? Непосредственного работодателя! Ещё раз повторить? Вы что ли мой непосредственный работодатель? Вы? — я начинал переходить на крик. — Я к вам на ра-бо-ту не устраивался! Вы мне зарплату не платите! Вы вообще — никто! Пустое место!
«Старая проблядь вонючая!» — добавил я про себя.
И тут же продолжал уже кричать хриплым рыком:
— Вы поняли, что я сказал?! Вам это ясно? Письменное распоряжение не от вас, а из отдела эксплуатации, можно из отдела БД, или на худой конец от Судаковой или директора депо! Но не от вас!!! Кладите его на стол, и я отработаю вашу грёбаную смену!
Две заключительные фразы я орал так громко, как только умел. Громче уже не мог. Я решил оторваться на всю катушку. Благо надо где-то выпускать пар. Держать в себе эмоции это очень вредно.
Все три присутствующих дамы сидели совершенно пришибленные. Ужас был написан на их лицах. Они явно не ожидали такого. Я же и не думал скрывать своего бешенства. Я смотрел на Хромовичёву с нескрываемой яростью.
— Вы… — выдавила она из себя спустя мгновения, — вы… вы… вы обедали?
От данного вопроса я немного пришёл в себя.
— Что это за чушь собачья? — рявкнул я.
— Вы… — снова начала было Хромовичёва.
— В общем, так, — немного тише сказал я, повернувшись к диспетчеру, — я с диспетчером в депо уже договорился. Смена мне будет. Они меня знают. И не дай Бог кто-то из вас попробует это изменить. Я своё слово сказал: поставлю вагон на запас к чёртовой матери и разбирайтесь, как хотите.
После чего я вышел, хлопнув дверью и не обращая внимания на их реакцию.
А смена мне была как я и хотел. Вызвали какого-то худосочного мужика с усами с виду очень похожего на советского дворника. Я ему, кстати, об этом и сказал.
— На дворника? — удивился он. — Ну что же, я бы и дворником работал, если бы платили.
«По тебе и видно» — подумал я про себя.
Дворник загремел в тот день по полной программе: помимо своей вечерней смены он отбарабанил ещё «моих» два круга по двадцать третьему маршруту. А двадцать третий маршрут тогда это будь здоров! От проезда Черепанова до депо через всю «ленинградку»! Метро Войковская, метро Сокол, метро Аэропорт, Динамо, Беговая… до ул. 1905 года. Ну что тут скажешь? Кто-то позволяет смешивать себя с дерьмом. Это их путь. Пусть работают. Давайте негры! Солнце ещё высоко. Зато вас не будут ругать «справедливые начальники».
Тот мой конфликт был не первым и далеко не последним. Кто ещё из начальников обломал зубы? Пожалуйста: начальник двадцать седьмого маршрута Китаева. Мерзкая старая толстая тётка. Кстати, стала начальником маршрута сразу после того как насмерть сбила человека при работе на линии.
Ещё — Домарева к которой я, кстати, не так уж плохо относился. Ещё Цветкова — мерзкая фурия. Её, правда, сместили. Наверняка многие плевали ей вслед, когда она, разбрызгивая сопли досады плелась из депо прочь.
Но особенно жёстко я всегда беседовал с Алексеевой. Я уже упоминал как-то эту жабу. Она долгое время была водителем двадцать восьмого маршрута. Потом её повысили — она что-то там закончила транспортное. И написала на меня докладную. Причём незаслуженно. Я долгое время ждал, когда представиться возможность с ней поквитаться. И оно пришло! Как-то раз уже в вечернюю смену меня поставили на двадцать восьмой маршрут.
Я прибыл на конечную на улице Живописная, зашёл к диспетчеру, отдал путевой лист для отметки, поздоровался. И тут нарисовалась Алексеева. Очередная «начальница». Подкатила на своих кривых косолапых ногах и с важным видом произнесла:
— Ты сегодня на нашем маршруте?
Я медленно повернул к ней головы качан. Видимо у Алексеевой в тот день было неплохое настроение. Я тут же отметил это про себя. Стало быть, пришёл момент его испортить. Как она в своё время испортила настроение мне.
— А кто вам, — медленно и зло проговорил я в ответ, — разрешил обращаться ко мне на «ты»?
А все начальники обожают говорить подчинённым «ты» когда те обращаются к ним на «вы». Мне же нравилось их «лечить» в этом смысле.
Алексеева явно не ожидала подобного развития диалога. Её глаза округлились. Она заметно дёрнулась телом.
— Я?.. — невнятно пробормотала Алексеева. — Но … но ты же… вы ведь молодой, и я…
— Я совершеннолетний! — ещё злее, и почти шипя, накинулся я на неё. — И нахожусь при исполнении должностных обязанностей! И я запрещаю вам впредь обращаться ко мне таким вальяжным тоном и столь бесцеремонно. Вам это ясно?
— А я… — начала было она.
— Я спрашиваю: вам это ясно?
Алексеева замолчала. Да и что она могла сказать? Испуганный диспетчер тоже безмолвствовала.
Забрав путёвку я, вскоре вышел в распахнутую дверь.
Ещё пару раз я с трудом удержался, дабы не набить морду одному слесарю. Он часто таскался по ремонтным канавам и строил из себя руководителя. Говорил когда нужно выезжать, пытался командовать, дескать, дальше проезжай, не загораживай путь другим водителям. И так далее. Наверно излишне объяснять: это совсем не его дело, кому — когда выезжать и где вставать по приезде. Просто такое вот
