Как ни старались, а выехали только через час. Ровно в двенадцать, присев на дорогу, вышли вереницей из подъезда, попросив соседку Раю посмотреть за квартирой, а та, узнав, куда едут Исаевы, чуть не прослезилась: оказалось, что родом она тоже прямо из Голодаевки.
— Вот, прожили столько лет и не знали, — сокрушалась Оксана.
Заработал двигатель и «тойота» плавно покатилась в сторону Чернавского моста. Осталось позади Воронежское водохранилище, громадный жилой массив — Левый берег, станция техобслуживание, пост ГАИ и, наконец, выехали на Ростовскую трассу.
У Рамони, не доезжая до поста ГАИ, увидели серую «волгу».
— Смотрите, Силины стоят!
Остановились, обменялись взаимными приветствиями и двинулись дальше. Впереди — «тойота» с прицепом, за ней — «волга», так же с прицепом.
— Зачем они свой прицеп зацепили? — спросила Оксана Ивановна.
— Это я вчера Силину сказал: на работу едем. Он еще две палатки взял.
— А наши? У нас же тоже две есть.
— Я и свои взял, по-моему, все взяли, а как, Поля и Оля, работать не боитесь?
— Чего нам бояться, мы из деревни.
— Какой секрет, мы на свою родину и едем.
— Ну да? Вот тебе и медсестры свои, а где же вы там жили?
— Недалеко от Родионово-Несветаевки, хутор был — Ротэ-Фанэ, что переводится как — «Красное Знамя».
— Так вы что, немки?
— Какие там немки, нам до немок далеко, но что-то фашистское в нас есть, — сказала одна из близнят.
Они до такой степени походили друг на друга, что не отличить.
— И что же в вас фашистское? — донимал Андрей.
— Я, например, люблю кур резать — это для меня лучшее удовольствие, — сказала вторая девочка.
— А я стрелять люблю. Ой, как люблю, хлебом не корми — дай стрельнуть!
— Отлично, а глазами вы не стреляете?
— И это бывает, только мы снайперы — поражаем наповал.
Сергей смотрел на проплывающие поля и молчал.
— А Сергей чего молчит?
— Он у нас неразговорчивый, — ответила Оксана, это его хобби — молчать.
— Поля и Оля, а вы знаете, к кому мы едем? Там два брата, притом, тоже близнецы, возьмем и женим вас, что тогда будет?
— А ничего, мы согласны, разберемся!
— Прямо, вот так, не увидев, и согласны.
— А чего глядеть, Оксана нам столько о них рассказывала, что мы не иначе, как замуж и едем!
— Ну, вы даете! Андрей, хватит, перестань изводить девочек, — вмешалась Оксана Ивановна, — будто другой и темы нет для разговора.
— Так это же самая ходовая тема: жизнь, любовь, куда лучше, не будем же мы о политике говорить.
— А я как раз о политике люблю, — подал голос Сергей. Девчонки покатились со смеху. — Наконец-то добрый молодец голос подал. И о какой же вы политике изволите говорить? И знаете ли вы, что означает само слово — политика?
— Политика — это разговор о власти.
— Молодец, юноша, кто-то у вас политэкономию ведет толково. Да, политика — это государство, политические вопросы всегда затрагивают спор о власти. И какой же класс сейчас правит нашей страной?
— Класс бандитов и жуликов!
— Сережа, по-твоему, тогда и глава нашего государства — бандит, но он никого не убивает, наоборот, борется с бандитизмом, у него есть силовые министры для этого.
— Фикция, а не борьба, я могу сделать больше, чем все наше правительство, только нечем.
— А что для этого надобно?
— Почти ничего, для правительства — серьезное желание, а для меня — миллионов десять, для начала.
— И кто же тебе их даст?
— По всей видимости, никто.
— А если самому взять? Скажем, у тех же ворюг и бандитов.
— Но у них же охрана, оружие.
— А у тебя голова на плечах, руки, вон, как кувалды. Что, этого мало?
— Андрей, ты чему его учишь? Ты же работаешь в милиции, — возмутилась Оксана Ивановна.
— Не в милиции, а в полиции, это две огромные разницы, и я его не учу, а мы философский разговор ведем. Я считаю так: если человек честным трудом заработал деньги, вот как наши Петр и Павел, пусть себе торгует и живет, если наворовал — нужно отобрать любыми путями и отдать тем, кто честно живет.
— Но это, же будет самосуд! — не соглашалась Оксана Ивановна.
— Может быть, может быть, но это справедливый самосуд. Многие из тех, кого убивают, заслуживаю этого. Я расследовал несколько таких дел и «преступника», в кавычках, не находил.
— Андрей, прекрати, так нельзя разговаривать с детьми!
— Это Сергей — ребенок? Дети уже спят, посмотри.
На заднем сиденье, облокотившись друг на друга, спали все три «невесты».
А вокруг один пейзаж сменялся другим, маленькая колонна машин летела на юг.
Наконец, последняя полоса нескошенной пшеницы! Егор заглушил «Урал», и они, вчетвером, уселись на комбайн. Светлану посадили в кабину, Петр сел за штурвал, а Егор с Павлом примостились на лестнице.
— Сейчас будет самое интересное, только смотри, Светлана, внимательно, можно всякую живность увидеть.
— Петр, только не гони, иначе, и подрезать недолго.
— Да ладно, что я, не понимаю! Жара даже к ночи не спадает.
Заревел двигатель, и мощный комбайн медленно пополз по загону. Буквально через метров двести, впереди хедера, выскочила куропатка, а за ней штук пять сереньких в полосочку, цыплят. Пугливо озираясь, куропатка-мать, тем не менее, не взлетела и не убегала от своего выводка, она настойчиво призывала своих питомцев, уводила их все дальше и дальше от опасности, и вот она подбежала к только что сваленной копне и, спрятав цыплят, сама скрылась.
Потом выскочили два сереньких, совсем крохотных, зайчонка. Егор с Павлом поймали их и показали Светлане. Светлана что-то говорила, но из-за шума комбайна ничего не было слышно. Братья отпустили зайчат, снова повисли на лестнице, и, вдруг, вылетели сразу четыре довольно крупных фазана. Три самки и один петух. Серо-песочные курочки, быстро махая крыльями и распустив веером полынный хвост, упали тут же, почти рядом с комбайном и, пробежав метров десять по стерне, скрылись в копне, а, почти сизый с красноватым оттенком, самец, пролетел еще метров десять и грохнулся прямо на копну. Светлана что-то кричала, показывая на фазанов, но ее, кроме Петра, никто не слышал. Комбайн прошел больше половины загона, когда из полосы, стремглав, вылетел крупный заяц. Он, подпрыгнув высоко вверх, упал беленьким брюшком на колючую стерню и помчался в сторону делянки подсолнухов.
Уже темнело. На безоблачном, еще голубом небе, — ни звездочки. Зной не спадал. Воздух так накалился, что обжигал легкие. Дувший днем, юго-восточный ветер почти стих, и стало невыносимо душно.
У дороги комбайн остановился, выгрузил из бункера зерно и пополз в сторону асфальтовой дороги, там, свернул влево и по грунтовке, идущей рядом с большаком, увеличив скорость, побежал к небольшой
