— Чего это они? Рано еще, только половина первого ночи, почитай, полночь.
— Эти петухи донские — ранние, тут и люди встают рано. Моя мама говорила: кто рано встает — тому Бог дает.
— Может и так. Я пойду к машине, там, рядом, копна соломы, на ней примощусь, может, часок посплю. Отдых, хоть маленький, нужен. А ты, Оксана, иди к своим, они уже давно сопят, наверно, вторые сны видят. В прицепе место есть, туда и Нина ушла.
— Да нет, мне что-то не хочется, я лучше тут посижу, вон клочок соломы белеет, на нем и устроюсь.
Прошла еще несколько шагов, подошла вплотную к белеющему пятну. Вначале не поняла, что это. Но потом все ясней и ясней стала различать лежащее в неестественной позе тело женщины. Разорванное белое платье клоками прикрывало ее наготу.
Оксана рванулась к женщине, схватила за руку. Пульса нет. Руки, ноги, голова — холодные. «Что делать? Что делать? — пронеслось в голове, — сказать всем, что задержка — это разбирательство, а еще хуже, если суд. Толику надо сказать».
— Толик, Толик, — толкала она, уже задремавшего, Силина, — вставай, только тихо!
— Что, уже едем?
— Да нет, идем быстренько со мной. — Оксана показала труп.
— Этого нам только не хватало, — сказал Толик. Долго думали, что делать.
— Решаем так, помочь ей мы никак не можем, она мертва и уже давно, просто отвезти в морг, заявить в полицию, и что?
— А если нам это припишут, следы ног, машин, тем более что мы будем недалеко отсюда.
— Но какие мотивы? Мы ее не знаем, мы ехали из города, она — неизвестно чья, откуда, сейчас не мало таких, которые промышляют по дорогам, может, одна из них чем-то насолила водителям, ее и кокнули. В общем, пойдем отсюда, уснуть теперь не придется, я бы, за то, чтобы двигать дальше, только боюсь, что проедем в темноте поворот, тут осталось километров двадцать-тридцать.
— Да нет, побольше, если не все сорок, на карте мы обозначили то место.
Снова прокричал петух.
— Ну вот, смотри, только через час и другой запел. Так что, поедем или посидим еще часик?
— Бедная женщина, а ведь ее, наверно, кто-то ждет, переживает, может, и дети есть.
По дороге, утихшей где-то к часу ночи, начали проскакивать, в основном, большегрузные автомобили.
— Дальнобойщики пошли, значит, утро скоро.
На южной стороне неба сверкнула молния.
— Гляди, молния, а вроде бы и облачности не было, дождь сейчас как нельзя кстати.
Дунул легкий ветерок. За ночь остывший в балках и низинах воздух пробежал по воспаленным лицам путников, заполз за ворот одежды.
— Слава Богу, ветерок потянул, хоть духота спадет. А мне жалко эту женщину. По-моему, совсем молодая.
Силин с Оксаной сидели на стоге соломы, и каждый, думая о своем, перебрасывались ничего не значащими фразами.
Засерел рассвет. Клавдия Ивановна вышла из времянки и остановилась.
— Дождь был, — удивленно еле слышно сказала она, — а я и не слышала — вот спала, так спала.
В загоне зашевелились гуси, загорланил во всю мощь своих легких петух, ему ответил другой и, вдруг, запищал совсем молоденький.
Клавдия Ивановна подошла к загону и открыла калиточку. Животные, вначале осторожно, а потом все смелее и смелее, пошли, перекачиваясь из стороны в сторону, к проселочной дороге. Выпустив гусей, женщина открыла курятник и пошла вглубь двора, там, за небольшим ограждением, стояло несколько овец и коз. Взяв за ошейник самого крупного козла, Клавдия Ивановна вывела его и, по пути, сняв со столба длинную плоскую веревку, состыкованную из нескольких парашютных фал, черный кол и молоток, повела его поближе к делянке подсолнухов. Остальные овцы и козы побрели следом. Большая, лохматая, серая, не то овчарка, не то дворняга, бежала следом за женщиной.
— Охранять, Барс, — приказала Клавдия Ивановна, и пес остался возле стада.
Женщина направилась было к постройкам, когда увидела, как с асфальтной дороги съезжает два автомобиля, оба с прицепами, оба светло-серые, и направляются по грунтовке в сторону времянки. Не доезжая метров двести и поравнявшись с Клавдией Ивановной, остановились. Из машин вышло довольно много людей. Так много, что женщина не смогла даже сосчитать.
— Здравствуйте! — сказала одна из приехавших, седеющая пожилая, но довольно красивая женщина, — вы Клавдия Ивановна?
— Здравствуйте, — ответила старушка, — да, я, а вы кто?
— А я Оксана Ивановна, а это все наши и ваши родственники. Я вижу, у вас дождик прошел, а где Петр, Павел, здоровы ли, а чья это легковушка стоит?
Все приехавшие окружили старушку. Собака, вначале удивленно и подозрительно смотревшая на них, теперь обходила каждого, обнюхивала, но не лаяла.
— Так это Егор с женой приехал.
— Как это, с женой? — удивились все.
— А я почем знаю, спят все пока, а чего будить, сыро еще.
Но возле строений кто-то появился.
— Подъем, братики! Мамка приехала! — вдруг услышали они зычный командирский голос Егора.
— Ну, все, Егор раскомандовался! — заметил Андрей. — Держись, бедные родственнички! — Но первым побежал навстречу трем братьям, идущим босиком по еще не окрепшей после дождя земле.
— Ну, здорово, мужики!
Почти раздетые «селяне» (босиком и в одних трусах), измученные и запыленные гости обнимались и возбужденно приветствовали друг друга.
— Егорка, а где же жена?! — спросила мать.
— Чья жена-то?
— Ну, твоя, что ли!
— А, жена, так спит, наверно. Клавдия Ивановна, где моя жена?
— Да ладно вам, что за народ, сам говорил: жена, а теперь: Клавдия Ивановна, Клавдия Ивановна, — спит она.
— Ну вот, а я вам что говорил!
Все дружно рассмеялись. Незнакомые перезнакомились. Особенно удивлялись Оля и Поля.
— Глянь, а они еще и красивые, — сказала Оля.
— Это кто же? — не понял Егор.
— Так, братики ваши.
— А, это которые ПП? Еще бы, они в конкурсе мужской красоты участвовали, вот вчера он только и закончился.
— Правда? Вот это да! И много было народа?
— Ой, ей-ей, не сосчитать!
— Да ладно тебе, пойдемте, девочки, на коров посмотрите. Клавдия Ивановна их выгонять будет.
И действительно, возле обнесенного проволокой забора появились две коровы. Одна — совсем белая, а другая — буланая. Они тут же начали хватать траву и жевать.
— А хозяйство у вас уже большое, одной живности сколько! — заметила Оксана Ивановна.
— Это еще не все, мы лошадей еще хотим закупить. Тут, недалеко, есть конезавод. Павел ездил, смотрел, осенью купим двух, — сказал Петр, — ну что же мы встали посреди улицы, пойдемте во двор.
И улицей еще называть было нечего, но все-таки! Было ограждение, состоявшее, правда, из бетонных виноградных столбиков и проволоки, но все же.
— Нет, Петя, я все-таки вначале к могилке схожу, — сказала Оксана, — первый, к кому рвалось мое сердце, — это к нему, моему папочке. — На глазах женщины показались слезы, и она медленно побрела в
