— В письме про это ничего нет.
— А что говорит твой дедушка?
Шелби почувствовала, как напряглось тело Клея.
— Мой дедушка отказывается говорить на эту тему.
— Вообще?
— Это ведь все очень личное, не правда ли? Я не вправе ждать от Форда, что он расскажет мне о самых интимных подробностях своей жизни.
Однако голос Клея дрогнул, в опущенных глазах снова мелькнула тревога, и Шелби поняла, что на самом деле его задевает тот факт, что дедушка не рассказал ему всего.
— К тому же, само письмо очень расстроило дедушку. Сиделке пришлось дать ему кислородную подушку.
— Клей, мне очень жаль! Но человек перестает быть человеком, если он лишен любопытства. Меня оно просто разрывает на части.
Клей настороженно смотрел на Шелби.
— Я понимаю, но я просто не могу видеть дедушку таким несчастным. Есть вещи, которые лучше забыть и не вспоминать.
— Я уверена, что Дезире хотела уменьшить его боль, а не растравить старую рану.
Клей поднял руку.
— Пожалуйста, не сомневайся, что я точно такого же мнения. Письмо было полно любви и… прощения.
— Прощения за что?
— Я не знаю. Это было прощальное письмо, полное нежности, написанное женщиной, которая переоценила всю свою жизнь и обрела покой.
У Шелби спазм сжал горло.
— Брайан говорил, что она… изменилась после своего первого инфаркта. Она стала счастливой.
Клей не мог знать, что счастье всю жизнь проходило мимо Дезире Лэнгстафф.
— Да, она упомянула в письме, что в свете… предстоящей кончины заново оценила свое прошлое, их прошлое. Дезире хотела, по ее словам, рассеять облако, висевшее над головой всю ее жизнь. Поэтому и написала дедушке это письмо.
Слова из письма Дезире пронзили сердце Шелби.
— Значит, их неудачный роман висел темным облаком над всей ее жизнью, не оставлял ее все эти годы!
Клей опустил глаза. В письме наверняка было что-то еще, о чем он умолчал.
— Не думаю, что Брайан знал о содержании письма. Этого не знает никто, кроме моей семьи и тебя. — Клей сменил тему. Он некоторое время сидел молча, потом с явной неохотой продолжил: — Дедушка попросил меня об одной вещи. Дезире упомянула, что сохранила все его любовные письма. Он очень хотел бы получить их назад.
Шелби почувствовала нарастающее возбуждение. Значит, существуют любовные письма Форда Траска! Они могли бы объяснить то, что отказывается объяснить Клей. Она быстро посмотрела на его пустые руки. Так значит, именно за этими письмами Клей залез к ней в дом.
— Разве ты не мог просто попросить меня найти письма? — спросила Шелби.
Теперь Клею стало неловко.
— Постарайся понять, насколько все это личное для моего дедушки!
— Не в большей степени, чем для моей бабушки! Она провела всю свою жизнь, удалившись от общества, словно прячась в своей раковине от какого-то неведомого несчастья. Возможно, этим несчастьем был твой дедушка. И ее травма, в свою очередь, отразилась на моей жизни. Ты знаешь, что это такое — вырасти под опекой человека, потерявшего способность любить? После этого все время сомневаешься в себе и в каждом, кто пытается тебя любить. Клей, как ты мог скрыть это от меня!
Вспышка Шелби поразила Клея. В глазах его светилось участие, весь его вид говорил о том, что он не хотел ранить чувства Шелби. Однако, когда Клей нарушил молчание, голос его вовсе не казался виноватым.
— Это письмо было адресовано моему дедушке, Шелби, а не тебе и даже не мне.
— Но ты видел его!
— Да, но только потому, что мой дедушка заболел из-за этого письма. Теперь он никому не позволяет на него взглянуть. Возможно, я должен был обратиться к тебе в открытую и попросить отдать его письма. Кража со взломом действительно не в моем духе, но дедушка настаивал на сохранении тайны.
— Но почему надо держать все в секрете, если речь шла просто о несложившихся отношениях? — Шелби глубоко вздохнула. — Если только… если… не было чего-то еще. Какой-нибудь темной истории. Подумай об этом — любовники из разных слоев общества, таинственный разрыв, драгоценные любовные письма.
Глаза Клея вспыхнули на одно короткое мгновение, которого оказалось достаточно, чтобы Шелби ясно поняла, почему он никогда не рассказал бы ей о письмах, если бы она не застигла его сегодня у себя в доме.
— Ты думаешь, я могла бы написать об этом статью, не так ли?
— Это никогда не приходило мне в голову.
— Ты не умеешь врать, Клей. Именно эта мысль написана у тебя на лбу. Именно она толкнула тебя на эту ночную вылазку. Кстати, как ты проник в мой дом?
— Я отжал замок на входной двери своей кредитной карточкой.
— Которая как раз оказалась под рукой!
— Я никогда не выхожу без нее из дома.
Замечание Клея не смогло сбить Шелби.
— Насколько я понимаю, слово «дом» означает «Парк-Вью», резиденцию Форда Траска, который мог бы быть моим двоюродным дедушкой, если бы не совершил нечто такое, за что моя бабушка, судя по всему, не смогла простить его шестьдесят лет назад.
Клей быстро вздохнул и сменил позу, словно не мог решить, уйти ему сейчас или остаться.
Шелби поняла, что коснулась самого уязвимого места. Она сомневалась, что он решился бы на ограбление ради «Трамарта», но вот ради дедушки… Да, он пошел бы на это, чтобы не открылось прошлое Форда Траска, особенно если в этом прошлом таились не слишком приятные сюрпризы.
— Я не думаю о том, что могло бы быть, Шелби, я думаю о том, что есть, — тихо сказал Клей. — Я не умею жить прошлым. Меня волнует настоящее, а в настоящий момент мой дедушка очень переживает по поводу своего трагического романа с Дезире.
— Трагического? А кто сказал, что он был трагическим?
Клей резко встал. Подойдя к окну, он выглянул в темноту ночи, а потом снова вернулся к Шелби. Настроение его вполне соответствовало этой ночи — было таким же мрачным и таинственным.
— Я хотел сказать — печального. Его просто изводят мысли об этом печальном романе. Я готов сделать все, чтобы защитить своего дедушку, и я понятия не имею — и даже не хочу гадать — что с ним будет, если вся эта история выплывет наружу.
— Ты говоришь, что готов сделать все, чтобы защитить дедушку. Но, может быть, он никогда не говорил с вами об этом, потому что хотел защитить тебя и твоих родителей?
— Защитить от чего?
— От всей этой истории. Истории, которая может выплыть наружу, если кто-нибудь прочитает его письма. Ты беспокоишься не только о дедушке, но и о том, чтобы не было запятнано высокое имя клана Трасков.
Глаза Клея стали вдруг прозрачными, холодными и совершенно зелеными. Обвинение Шелби не поразило его, она на это и не рассчитывала, но плотно сжатые губы выдали Клея — Шелби ясно поняла, что попала в точку.
— Что ж, разносить богатых в пух и прах — твое любимое занятие, — в голосе Клея звучал металл. — Неважно, кого это задевает и какой ценой достается! Шелби, пожалуйста, скажи мне, что эта история не станет очередной семейной драмой, которую ты собираешься описать и проанализировать, чтобы ее
