бокал рукой, тогда Рикки жестом попросила другого официанта подать бутылку газированного виноградного сока, который она заказала из уважения к непьющему священнику.
– Для тебя, Брет,… и, конечно, для Кэрри.
– Спасибо, – скупо поблагодарил он, убирая руку с бокала и позволяя налить себе виноградный сок.
Рикки удивленно подняла бровь, когда Кэрри отказалась от безалкогольного напитка и попросила «настоящего зелья». При этом от нее не ускользнул грозный взгляд Брета, брошенный в сторону жены.
Не обращая на него внимания, Кэрри подняла бокал:
– Я хочу предложить тост.
Все тревожно переглянулись, но послушно подняли высокие бокалы и ждали.
– За нас и за наши воспоминания, за друзей детства.
Вскоре Кэрри удивила всех, снова подняв свой бокал.
– Мне хотелось бы произнести еще один тост. – Она взглянула на подругу детства и улыбнулась. – Желаю тебе обрести спокойствие, Рикки, ты его заслужила.
Слезы, которых она не ожидала и которые были совсем ни к месту, наполнили глаза Рикки. Ей не хватало ее лучшей подруги, хотя до этого момента она не понимала, насколько сильно. Возможно, она не права, мелькнула у нее мысль, возможно, она ищет не в том направлении.
– Спасибо тебе, – тихо сказала Рикки.
– Ей не будет покоя, пока она не откажется от этой нелепой охоты на ведьм, Кэрри Энн, – сказал Брет жене, а потом обратился к остальным гостям. – «Мне отмщение», – сказал Господь. Ты действуешь против Его слова, Рикки, и, значит, отвергаешь Его. Без Его помощи ты никогда не обретёшь счастья и умиротворения.
– Я знаю, что Священное Писание так же говорит: «Око за око», – ответила Рикки с откровенными нотами гнева в голосе.
– Тише, – произнес Боу, это было первое сказанное им слово с тех пор, как они уселись за стол.
В течение последующих минут вся компания помалкивала – никто, казалось, не знал, что можно сказать после таких слов. Рикки ела поданные блюда, пила вино и наблюдала за гостями.
Пэм и Эрон держались настороженно и во время еды поминутно переглядывались друг с другом.
Джуниор сохранял на лице воинственное выражение.
Салли Джейн расслабилась, но выглядела странно равнодушной и отрешенной.
Боу, как и Рикки, занимался наблюдениями, но ей показалось, что он смеется над ними и над ней тоже, и она рассердилась. Она вовсе не играет в игры.
Брет был холодным и враждебным. Рикки отметила, что его когда-то безупречную красоту портят фанатический блеск в глазах и печать угрюмости на полных губах.
Рикки не верилось, что Кэрри могла стать чьей-то любовницей, но это был факт. Только печаль, светившаяся в ее карих с золотистыми крапинками глазах, приглушала их сияние. Рикки почувствовала внезапное побуждение потянуться через стол, взять ее руку, сжать ее и убедить отбросить ханжество, так свойственное ей еще с юности. Она почувствовала, как знакомое ей с давних лет чувство к подруге зашевелилось у нее в груди. Но сегодня вечером это ни к чему, верно? Она устроила этот вечер не для того, чтобы оживить дружеские отношения, а для того, чтобы сделать первый шаг в разоблачении преступника. Быть может, это не удастся. Быть может, убийца, который, или которая, все эти годы избегал разоблачения, был слишком умен, чтобы плясать под ее дудку и тем самым выдать себя? Впервые за пять с лишним лет с тех пор, как ею овладела идея вернуться в Сент-Джоун и найти того, кто безжалостно и бессмысленно убил ее родителей, Рикки почувствовала, что теряет охоту действовать.
– Как твоя бабушка? – спросила Кэрри, отвлекая Рикки от грез.
– Она умерла.
– О, мне очень жаль.
Но Рикки не сожалела, что вспомнили о ее бабушке, это напомнило ей, как резко отличалась смерть Джулии Ганновер от смерти ее родителей, и она улыбнулась.
– Все нормально, Кэрри. Она была старой и уставшей и умерла во сне, она хотела так умереть.
– А как ты пришла к мысли купить радиостанцию здесь, в Сент-Джоуне? – резко спросил Джуниор Уитком. Он вытер рот салфеткой и добавил: – Я хочу сказать, что мы знаем, зачем ты здесь. Но почему ты не вернулась только для того, чтобы дать ход этой детективной истории, а потом удрать обратно на восток?
– Я люблю быть главной, а как владелец радиостанции я не должна ни перед кем отчитываться.
– Значит, теперь ты как сыр в масле катаешься, да?
– Да, я очень состоятельная, – откровенно призналась она. – Но ведь мы, конечно, все такие, верно? Скорее всего, именно поэтому мы стали друзьями, так? – Она помолчала, вглядываясь в каждого из своих гостей, быстро миновав Боу. – Знаете, за все годы моего отсутствия и во всех путешествиях, которые я проделала, я никогда не видела большего сепаратизма, чем здесь.
– Я возмущен этим, Рикки. Я пастор добрых богобоязненных людей из всех слоев общества, – сказал Брет.
– Но, дорогой, мы не все так чертовски добры и благочестивы, как ты, – заметила Салли Джейн.
Пэм хихикнула.
– Я этого не говорил, – возразил Брет, его лицо стало такого же красного цвета, как тафта на платье Пэм Грант. – Я просто хотел защититься от несправедливого обвинения.
– Н-да, – Джуниор откинулся на стуле так, что тот забалансировал на двух ножках. – Хотя мне это и во многом неприятно, но тут я вынужден согласиться с Рикки. Вероятно, я не так богат, как большинство из нас, но, с другой стороны, я не умер бы с голода, если бы завтра ушел из департамента шерифа. Мой дедушка оставил мне хорошенький трастовый капиталец, не говоря уже о земле, которая тоже досталась мне. Но на работе я каждый день вижу несправедливость. Даже с тобой, Рикки, обошлись лучше, чем со многими. Ты должна, признать это. Если бы Уэйлин принес чье-то платье все в крови, как было твое, этого человека поставили бы первым в списке подозреваемых.
Рикки едва подавила стон – прямо в лицо ей напомнили об этом унизительном случае, причинившем боль.
– О чем он говорит? – спросил Брет у жены.
– Ни о чем, – тихо ответила Кэрри и повторила громко, полная гнева: – Ни о чем, черт возьми! – Она послала Рикки взгляд, молящий о прощении, а затем свирепо глянула в сторону Джуниора.
Все остальные молчали, но Рикки почувствовала на себе взгляд Боу и впервые за все время пожалела, что вернулась в Сент-Джоун.
– Не возражаешь против наглого вопроса, Рикки? – отчеканил Джуниор.
Рикки одарила его улыбкой и ответила издевательским тоном:
– А разве ты умеешь спрашивать по-другому, Джуниор?
– Тебе родители оставили презренное богатство или ты сама сколотила состояние на этой фантастической работе в Бостоне?
– Это не просто наглость, Джуниор, – сказала Салли Джейн, – это настоящая невоспитанность.
– Я не имею ничего против, – сказала Рикки. – Я ведь следила за жизнью
