– Боюсь, чтобы объяснить это, нужно объяснять все с начала времен, – сказала она со смешком. – Ты выросла в Таяне, Юцинеле. Читала ли ты Легендариум?
– Я читала переложение, – с готовностью закивала Неле, радуясь, что не совсем невеждой себя выставит. – Совсем недавно, в госпитале. Про Ликрит и Данирут, и про демонов, и про Арсена, который царь.
– Славно, – сказала Акридделат. – А сможешь ли ты ответить, почему Младших Матерей называют Младшими?
Неле поперхнулась.
– Там про это не было написано, – жалобно сказала она.
Акридделат снова засмеялась.
– Тогда придется погодить с объяснениями. Прости, Неле, что задерживаю тебя.
Неле хотела сказать, чтобы Младшая Мать не тревожилась о ней, потому что у нее нет важных дел, но в это время дверь отворилась и вошла Эдзелет. Юцинеле шарахнулась с ее пути: сидя на полу, горянка лучше рассмотрела серебряную клюку Старшей Сестры и поняла, что такой палкой можно убить. Эдзелет постукивала ею по полу при ходьбе, но жилистое тело старухи-рескидди совсем не казалось немощным. «Должно быть, она палку носит для важности», – решила Неле.
Две прочие старухи встали со своих кресел. Господин Ярит смерил их неприязненным взглядом, а Младшая Мать открыла глаза. Черная кошка спрыгнула с нее и юркнула под кровать.
– Ваше ввятейшество! – скрипуче произнесла Эдзелет.
– Я слушаю, Старшая Сестра.
– Народ уже знает, ваше святейшество, – сказала Эдзелет торжественно; улыбка ее показалась Неле недоброй. – Народ просит благословения.
Акридделат вновь опустила веки; тень страдания скользнула по ее лицу, но тотчас же сменилась прежней умиротворенной ясностью.
– Милая, – осторожно сказал господин Ярит, – может, подождать с этим?
Эдзелет улыбалась.
Акридделат села на постели и собрала волосы повыше затылка.
– Нерсен, – попросила она, – подай мне венец.
Господин Ярит вздохнул.
– До чего тяжел, – проворчал он, взвешивая на руке головной убор из белого золота с огромным сапфиром на лбу и обручем из череды звезд.
– Что же делать, – развела руками Младшая Мать. – Это ведь шлем.
Голова ее опустилась под тяжестью венца. Акридделат закусила губу и высоко подняла подбородок. Старшие Сестры поднесли ей затканную серебром накидку и нагрудную звезду, которая была так велика, что походила на оружие.
Акридделат встала – и пошатнулась.
Нерсен Ярит в мгновение ока оказался у жены за спиной, поддержав ее.
– Спасибо, – прошептала та и шагнула вперед. – Дети, откройте главный балкон...
– Марсет, – сказал белый рескидди, – дайте ваш посох, пожалуйста. Не хватало, чтобы Младшая Мать упала у всех на глазах.
Старуха не удержалась от улыбки; Эдзелет кинула ей короткий многозначительный взгляд. Впрочем, Марсет с понимающим кивком протянула Яриту свой посох, украшенный, как и у Эдзелет, серебряным драконом.
– Не надо, – сказала Акридделат. – Благодарю вас.
И, мягко отстранив мужа, пошла в прохладную глубь покоев.
За развешенными между колонн покрывалами не было видно, как в действительности велика зала. Свободное пространство тянулось от стены до стены; отдергивая по пути занавеси, Младшая Мать шла к противоположной стороне здания, к балкону, что выходил на Великую площадь. Все отправились за ней, и Неле, с любопытством озираясь, тоже. Арсен и Джесен отворили застекленные двери. Яркое солнце било в них – время уже пошло к вечеру, и светило клонилось к водам Джесай. Неле увидала в небе несметное полчище воздушных шаров. От растерянности она едва не шагнула вслед за Акридделат на балкон; госпожа Айет с улыбкой удержала ее. На свет вышла только Младшая Мать. Остальные, скрывшись в тенях, смотрели из-за ее спины.
Собравшись с духом, Неле глянула вниз, и холодок пробежал по спине: показалось, что площадь, вымощенную синим и красным, в единый час перемостили белым и золотым.
Неисчислимая толпа ожидала перед собором: одежды рескидди были белыми, златокудрые головы они обнажили, не боясь палящего солнца. Люди теснились – плечо к плечу, грудь к спине. Если бы они, как то случилось в Ройсте, дружно двинулись вперед или в сторону, то многие погибли бы раздавленными – но буйные южане не тревожились об этом, они хранили покой и порядок. Несмотря на мучительную жару, никто не лез в фонтаны; те, кто стоял рядом с ними, набирали воду и передавали по рядам, чтобы дальние не страдали от жажды.
Все новые толпы торопились из переулков; сколько хватал глаз, текли и текли к собору людские реки. Воды Серебряного залива не сверкали больше под солнцем – можно было пешком пройти от берега до берега, так плотно стояли лодки. Воздушные шары парили в небе, чем ближе, тем теснее, и над заливом они едва не касались друг друга боками.
Младшая Мать стояла перед Рескиддой.
Перед Ожерельем песков.
Перед Древним Югом.
Выпрямив спину, высоко подняв голову в золотом шлеме, стояла она, и концы рыжих кос трепал ветер, поднимавшийся над озером. Внизу царило безмолвие – но Акридделат подняла руки, и над площадью прокатился глухой стон. «Южная Звезда! – раздавались голоса. – Южная Звезда! Предстоящая Акридделат!»
Акридделат скрестила запястья перед глазами, потом резко выбросила вперед правую руку – жестом запрета.
Стон превратился в рев.
Неле видела, что Младшая Мать покачнулась, неловко переступила на месте – ей трудно было двигаться быстро, – но площадь ничего не заметила. Там радостно вопили, упиваясь воплями, словно разгоряченные воины перед выступлением в поход. Волны крика прокатывались перед храмом, люди безумствовали от радости, точно услыхали весть о великой победе или великой надежде...
– Что они кричат? – прошептала Неле больше самой себе, но госпожа Айет прочла слова по ее губам.
– «Выстоит», – отвечала она.
– Кто? – переспросила Неле, хотя могла бы и догадаться, немного подумав.
Главная целительница чуть улыбнулась.
– Арсет, – сказала она. – Арсет выстоит в сражении с вечной смертью. В это наша вера.
Младшая Мать опустила руку, дрожавшую от слабости.
Она еще немного побыла на виду у людей, потом повернулась и шагнула в тень. Многоголосая слава летела ей вслед. Кто-то на площади запел, и напев мгновенно подхватили тысячи. Из-за неслаженности голосов и огромного их количества невозможно было разобрать слова этого восторженного гимна. Неле различила только «...слава доблести солдата на земле и в небесах!», а потом все потонуло в гуле.
«Рескидди», – думала горянка.
Она воочию узрела перед собой неистовство Древнего Юга, силу, некогда опрокинувшую мир под копыта его коней. Миллион рескидди вышел на улицы, услыхав весть. Истины Легендариума не трогали сердца горянки, хотя она и верила в них; Неле нравилась Арсет, потому что в госпитале Арсет, нарисованная на стене, казалась доброй и была похожа на Мирале. Горянка попросила Арсет о помощи, решив, что в Рескидде горные божества ее попросту не услышат; точно так же дома, в горах, она попросила бы духов или священные камни. Сейчас таянка думала вовсе не о вере южан. Выученная как воин, Юцинеле думала, что на войну рескидди соберутся так же, как собрались к храму, – быстро, без колебаний, дружные и неукротимые. Тысячи лет каждый рескидди, и мужчина, и женщина, был солдатом. Пускай много воды
