Как назло, день выдался мягкий и ласковый, с чудесной погодой – над озерами плыли высокие облака, белые и пухлые как сугробы, дул свежий ветер. Рыжий Арсен, возясь с паровиком, сказал, что к вечеру будет дождь и это для теперешней поры необычно. «Неужто засушливый век на исходе? – подумал он вслух, пока Неле смотрела в горизонт неподвижным взглядом. – А и впрямь пора. Ну, конец тишине!» Горянка не поняла его, а спрашивать ей не хотелось.
«Все не так, – повторяла она, приближаясь к отчаянию. – Ведь чуяла я тогда, на площади, что надо скрываться, бежать и затаиться. О чем я думала? Все поперек вышло. Ничего Лонси священницам не сказал. Ничего они не знали. Я могла бы скрыться. Пока бы меня нашли! А то и не нашли бы вовсе, коли Мори увез бы меня в Уарру. Он бы не стал меня гнать. Он добрый...» И Неле кусала губы, стараясь утихомирить сердце.
Пока машина Арсена летела по улицам, горянка придумывала, что станет говорить Морэгтаи. Она знала, что, увидев его, не сможет говорить гладко. Надо было собраться с мыслями заранее. «Спасибо вам за всю вашу доброту, господин Дари, – говорила про себя Неле, и все внутри сохло от тоски. – Благодарна я вам за беспокойство ваше и заботу. Госпожа Акридделат, Младшая Мать, в доброте своей решила меня приютить. Так что нет мне нужды возвращаться в Аллендор, останусь я в Рескидде. Тут, сказано, смогу я научиться, чему учатся просвещенные люди, и так судьба моя по иному пути пойдет, не придется мне ни служанкой быть, ни нахлебницей...»
Младшая Мать нарядила Юцинеле в одежду священницы, только без головных лент – сказала, ленты носят те, кто принял сан. Еще она велела красиво расчесать ее; мастерица написала над нею несколько заклинаний, которые выпрямили ее волосы, вившиеся мелким бесом, и сделали их блестящими и гладкими, словно у Мирале... глядя в зеркало, Юцинеле неуютно ежилась. Еще в храме рыжие братья сказали, а теперь и сама горянка видела, что доподлинно похожа на Арсет, нарисованную на стене в палате госпиталя. Страшновато становилось от этого.
Неле уже знала, что Арсет не слушалась старших.
Против воли своей страшной матери пошла Арсет и великий гнев навлекла на себя... отказалась от дочернего долга и назначила себе такой долг, который сама хотела. Потому-то с начала мира она стоит против вечной смерти, что Старшая Мать сотворения этого мира не желала. Своевольная дочь сделала выбор и вечно за него платит.
Акридделат показала Юцинеле храм. И хотя любопытство горянки успело угаснуть, прибитое, как огонь дождем, другими, сильнейшими чувствами, Неле все же поразила красота и величественность кафедрального собора Рескидды.
Через зал, где читались проповеди, бежал ручей в каменном желобе. Начало свое он брал в косах Девы пресной воды, а у ног ее расстилалась гладь рукотворного озерца. Статуя Арсет в соборе была самой красивой, которую только видела Неле. Она казалась живой. Арсет стояла, выбросив вперед ладонь, – останавливала грозу, посланную ради смерти ее детей. Губы ее были твердо сжаты, взгляд отважен и полон решимости, но против обыкновения эта Арсет выглядела хрупкой и нежной. Не походила она на закаленную в боях царицу Рескидды. Выстоит ли она такая?
Напротив нее, высоко в тенях под потолком, мозаика изображала Рескит – Немилостивую Мать.
То была песчаная буря, неистовствующая в пустыне, и в центре ее – ужасное лицо с одутловатыми щеками, с выпученными глазами, багровыми от гнева. Позади мертво стояли скалы, терзаемые ветром, и палило белое солнце.
А в глубинной части зала, где потолок был еще выше, по стенам поднимались другие, самые знаменитые мозаики. Голова Акридделат, читавшей проповедь с кафедры, едва достигала колен Арсет в голубом платье из пресной воды. С ее волос текли ручьи и реки, за ее спиной поднимались светлые горы, плыли облака и цвели цветы. Ростом же Арсет была по колено своей матери, сидевшей на троне... Огромная, отяжелевшая, с грубыми чертами лица, восседала Старшая Мать посреди Вселенной. Грозные духи витали вкруг нее, и каждый превосходил Арсет мощью. Но рядом с Заступницей смыкали строй витязи и подвижники. Славная царица Ликрит натягивала лук, а Данирут указывала ей цель; грозный царь Арсен утверждал веру мечом, а добрый певец Илсен – сказкой; пророчица Ирмерит возвещала миру надежду, великий маг Тайрисен усмирял зло...
Красиво там было, в храме.
...Неле вздохнула и прижалась лбом к стеклу. Разукрашенные здания мелькали мимо, быстро – не разглядеть; да, сказать по чести, и разглядывать не хотелось.
– Эй, Юцинеле! – сказал Арсен, притормаживая.
– Ай?
– Слушай, мне еще бумаги надо отвезти в департамент, – сказал рыжий рескидди. – Батя нагрузил. Видишь дом десятиэтажный? Это та гостиница и есть. Спроси господина Дари у служителя. Если приставать начнет, что да от кого, говори прямо – от господина Ярита. Маму лучше не поминать зря, Церковь все-таки. Поняла?
– Поняла, – машинально ответила Неле.
Арсен просиял и распахнул дверь паровика.
Выбравшись, Неле вздохнула: ноги были тяжелые, точно свинцовые. Арсен укатил, подняв столб пыли, а она все смотрела на высокий дом, где жил Мори, и собиралась с духом. Делать было нечего: горянка сделала шаг, другой и поплелась к гостинице.
Дорога предстояла понятная, хотя не очень-то близкая – большой тенистый сквер и переулок между двумя косо стоящими постройками. Над их крышами и кронами деревьев Неле видела верхние этажи гостиницы и все равно не могла взять в толк, где главный вход и в какой стороне искать служителей.
Несмотря на хорошую, прохладную погоду, людей вокруг совсем не было. Может, как раз благодаря погоде. Что за интерес сидеть на лавке, если можно прокатиться на лодке или погулять по городу? «А вдруг Мори тоже нет на месте? – предположила Неле. – Он сказал, что у него дела в Рескидде. Мог и по делам уехать». Поколебавшись, она решила, что тогда обязательно его дождется. Может, совсем не выпадет больше случая его увидеть...
Но дожидаться ей не пришлось.
Горянка сделала еще шаг и услыхала знакомый, полузабытый уже звук – жесткий, боевой удар руки об руку, а потом – толчок плечом или коленом и железный лязг и еще удар... Мурашки побежали по спине. «Что за дело?» – озадаченно подумала Неле. В Рескидде, конечно, могли драться, но не среди бела дня и не возле богатой гостиницы. Еще и нож кто-то вытащил – не ручницу с заклинанием, а нож. Горянка покачала головой и нащупала на груди свой собственный.
Не то смутное любопытство, не то смутное же предчувствие потянуло ее вперед. Неле не боялась мужских драк. Ручницы там, кажется, ни у кого не было, от брошенного ножа Юцинеле сумела бы увернуться, от погони – убежать; страх не остановил ее, и она, повинуясь какому-то странному притяжению, словно бы чужой воле, прошла дальше, прижалась спиной к стене и осторожно глянула за угол.
Сердце ёкнуло и упало в живот.
Колени ослабли.
Неле замерла, не веря своим глазам.
...Вначале она увидела первую жену Мори – растрепанную, растерянную, взбешенную. Эррет впивалась пальцами в спинку скамейки и, очевидно, разрывалась между желаниями кинуться на помощь Мори и кинуться душить его вторую жену. Вторая жена, прислонившись к дереву, задумчиво усмехалась.
На мраморных плитах посреди сквера ждал Мори, спокойный, как всегда.
Перед добрым уаррцем стоял, улыбаясь знакомой, до муки знакомой Неле улыбкой, Итаяс, Демон Высокогорья.
Неле отвернулась и зажала рот рукой: из ее груди едва не вырвался стон.
Это было невозможно. Совсем невозможно. Никак не мог Итаяс очутиться в Рескидде, он был в Верхнем Таяне вместе с каманаром Ариясом... и он был рядом, в двух десятках шагов от Неле. Доли секунды хватило сестре, чтобы узнать выражение его лица и понять его намерения. Итаяс собирался убить. Не приходилось гадать, кого на этот раз он избрал себе жертвой... Почему? Зачем?..
Неле не знала ни одного ответа и не имела сил задавать вопросы. Она даже не смотрела на мужчин: уставилась в землю, не в силах видеть. Ей не нужно было видеть, она и без того знала, что сейчас случится.
