— Вы не оставите нас вдвоем? На пару минут?
— Теперь вам хватает всего пары минут, Сомертон? — игриво улыбнулась леди Фарли.
Он выгнул бровь и покачал головой.
— Превосходно, — заключила она и удалилась, закрыв за собой дверь.
— Теперь слушай, — сказал Энтони, глядя на Викторию. — В вальсе есть все, что ты любишь.
— Что ты имеешь в виду? Он крепко прижал ее к себе:
— Вальс — скандальный танец. Рука мужчины лежит на твоей спине, он практически обнимает тебя. Вы находитесь в опасной близости.
Виктория посмотрела в его зеленые глаза и забыла обо всем на свете.
— Во время вальса тела могут соприкасаться, и партнеры испытывают самые разнообразные неприличные ощущения. — Он притянул ее еще ближе, и они начали двигаться вместе без всякой музыки.
Викторию бросило в жар. Ей захотелось чего-то большего, чем танцы.
— Ты танцуешь, дорогая, — прошептал Сомертон.
— Что? — Она остановилась. — Нет!
От его улыбки сердце подпрыгнуло у нее в груди.
— Да.
В этот момент в комнату вернулась Ханна.
— Похоже, вы достигли взаимопонимания? Виктория поспешно отступила на полшага:
— Лорд Сомертон просто учил меня танцевать, ничего более.
Ханна пожала плечами и села за фортепьяно:
— Начнем сначала. На сей раз, если ошибетесь, не останавливайтесь.
Энтони вновь притянул Викторию к себе, но уже не так близко.
— Готовы?
Виктория кивнула, посмотрела на него, и как только зазвучала музыка, они заскользили по паркету так, словно делали это уже сотню раз. — Гораздо лучше, — похвалил он.
Урок танца продолжался почти два часа и закончился, когда из холла донеслись мужские голоса. Не желая вызывать подозрений у Харди, Энтони направился к выходу, а Виктория опустилась на диван, чтобы дать отдых уставшим ногам.
— Энн, я теряюсь в догадках, — сказала Ханна, усаживаясь рядом.
— Что вы имеете в виду?
— Сомертон сказал мне, что вы не танцевали несколько лет, потому что соблюдали траур по мужу. Но вы вели себя так, словно не танцевали ни разу в жизни.
Виктория покраснела, от смущения.
— Я никогда не танцевала вальс, Ханна. Он только недавно вошел в моду.
Она от души надеялась, что ничего не перепутала. Кажется, Дженнет рассказывала, какой это прекрасный танец, но признавала его несколько неприличным.
— Тогда почему бы вам, не показать мне несколько па из менуэта? Этот танец стар как мир. Уверена, вы танцевали его раньше.
Виктория отвела глаза. Есть ли на свете такое место, где она сможет быть самой собой? В Лондоне ей приходится притворяться дочерью викария, здесь — вдовой сквайра. Сколько можно?
— Я не могу показать вам па из менуэта, — наконец призналась она. — Я вообще не умею танцевать.
Ханна укоризненно посмотрела на нее, и Виктория почему-то вспомнила свою мать.
— Энн, может быть, вы, наконец, объясните мне, что происходит?
Виктория хотела крикнуть, что она уже давно не Энн, но знала — маленькая уличная воровка всегда будет жить у нее внутри.
— Я не вдова сквайра.
— Но вы хотя бы любовница Сомертона?
После прошлой ночи? Очевидно, да. По крайней мере, до конца недели.
— Да, — признала она.
— Чего ради вы лгали?
— Так захотел Сомертон. Он предпочел не афишировать мое происхождение и выдумал мне новую биографию.
Ханна покачала головой:
— Зачем? Уж ему-то прекрасно известно мое прошлое. Он должен был знать, что я приняла бы вас вне зависимости от вашего происхождения. Хотя, возможно… — Она умолкла, сосредоточенно глядя вдаль.
— Возможно — что? Что вы хотели сказать? Ханна улыбнулась:
— Возможно, он придумал эту историю, чтобы высший свет смотрел на вас более благосклонно. Если вы вдова, тогда ваши с Сомертоном отношения выглядят не столь скандально. Вдовы вечно заводят любовников, к этому все давно привыкли.
Виктория приподняла бровь:
— Не понимаю. При чем тут высший свет? Ханна сжала руки Виктории:
— Неужели вам не ясно? Очевидно, Сомертон намерен отвезти вас в Лондон и появиться с вами в обществе. Значит, он намерен просить вашей руки!
Виктория с удовольствием разделила бы воодушевление Ханны, но — увы! — слишком хорошо знала истинное положение вещей. Сомертон не собирался вывозить ее в свет и жениться на ней. Ему просто нужно было появиться здесь в сопровождении женщины. И он нанял ее. А то, что она по ходу дела превратилась из мнимой любовницы в настоящую, ровным счетом ничего не меняет. Их договор действителен до конца недели и продлению не подлежит.
Ханна покинула музыкальную комнату. Виктория подошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу и вздрогнула. Она тосковала по дому и детям.
И точно знала, что, вернувшись в Лондон, будет тосковать еще больше. По Сомертону.
Глава 18
Энтони вышел в холл и едва не расхохотался. Десять джентльменов, пытавшихся втащить в дом огромную ель, выглядели весьма комично. В конце концов, они пропихнули дерево в дверь и остановились. Он посторонился, чтобы не мешать бедолагам, продвигаться с их тяжкой ношей в бальный зал.
— Доводилось ли вам видеть что-нибудь более нелепое? — спросила Ханна, останавливаясь рядом с ним на пороге гостиной.
— Чрезвычайно занятное зрелище.
— Мой муж — безумец. Не понимаю, почему он настаивает на соблюдении этой идиотской традиции. В прошлом году елку разместили на столе, и получилось вполне приемлемо. Но это чудовище займет целую комнату.
— Он любит вас, — сказал Энтони и, ощутив легкий укол зависти, немедленно отогнал от себя неуместное чувство. Он нуждается не в любви, а в достойной репутации. — Фарли хочет, чтобы вы были гордой и счастливой.
Ханна улыбнулась и с нежностью посмотрела на мужа:
— Да. Возможно, когда-нибудь я смогу отблагодарить его за великодушие.
— Полагаю, он не ждет иной благодарности, кроме вашей любви.
Ханна отвернулась, но он успел заметить страдание, промелькнувшее в ее глазах. Любопытно. Может быть, лорд и леди Фарли любят друг друга куда меньше, чем кажется со стороны?
Почему люди так цепляются за любовь? От нее одни мучения. Взять хотя бы его родителей: любовь только усугубила душевную боль матери, когда отец завел нескольких любовниц и даже внебрачного ребенка. Любовь — удел глупцов, а Энтони не относил себя к таковым. Он увидел выходящую из
