взаимную выгоду. А я проходил весь этот маршрут с новыми опытами.
Один из самых незабываемых опытов я получил прямо в маленьком бунгало моего папы на Палм Авеню. Он жил в одной половине дома, которая была разделена на две части. Там была странная кухня и обои, сохранившиеся, наверное, из тридцатых годов. В здании вообще не было спален, но мой отец переделал маленькую дополнительную кладовку в спальню для меня. Она была в самом конце дома, и, чтобы попасть туда, нужно было пройти через ванную. Спальня моего папы была настоящим логовом, комнатой, в которой было ещё три сквозные двери, они вели в гостиную, кухню и ванную. В этой спальне были милые чёрные обои с цветами и окно, выходящее на задний двор, который изобиловал утренней красотой.
Я пробыл там всего несколько дней, когда мой папа позвал меня на кухню. Он сидел за столом с симпатичной восемнадцатилетней девушкой, с которой он встречался на той неделе. “Хочешь покурить косяк?”, - спросил он меня.
Будь я в Мичигане, я бы автоматически ответил нет. Но пребывание в этой новой среде пробуждало во мне страсть к приключениям. И мой папа достал толстую чёрную коробку, сделанную из Большого Американского Словаря. Он открыл её, и она была наполнена травой. Используя обложку книги как поверхность для подготовки, он высыпал немного травы, и семена скатились вниз по страницам. Затем он взял немного бумаги для скрутки и показал мне, как скрутить косяк идеальной формы. Весь этот ритуал показался мне очень завораживающим.
Затем он прикурил косяк и дал его мне. “Будь осторожен, не втягивай слишком много. Ты же не хочешь, чтобы с кашлем из тебя выскочили лёгкие”, - порекомендовал он.
Я сделал небольшую затяжку, и потом передал ему косяк обратно. Я обошёл стол несколько раз, и вскоре мы все улыбались, смеялись и чувствовали себя действительно хорошо. А потом я осознал, что был под кайфом. Мне понравилось это ощущение. Это, казалось, было лекарство для успокоения души и пробуждения чувств. В этом не было ничего странного или пугающего. Я не чувствовал, что потерял контроль. Я, наоборот, чувствовал, что абсолютно всё было под полным контролем.
Затем папа дал мне полароид и сказал: “Я думаю, она хочет, чтобы ты её немного пофотографировал”. Я инстинктивно понял, что какая-то область кожи вот-вот будет обнажена, поэтому я сказал ей: “Давай задерём твою рубашку, и я тебя сфотографирую”.
“Это хорошая идея, но я думаю, будет более артистично, если она обнажит только одну грудь”, - сказал мой папа. Мы все согласились. Я сделал несколько снимков, и никто не чувствовал дискомфорта по этому поводу.
Итак, мой вход в мир курения травы был гладким как шёлк. Когда я курил в следующий раз, я уже был профессионалом и скручивал косяк почти с абсолютной точностью. Но я не пристрастился к этому, даже притом, что мой отец курил траву каждый день. Для меня это было всего лишь ещё одним уникальным калифорнийским опытом.
Моей главной целью той осенью было поступить в хорошую среднюю школу. Предполагалось, что я поступлю в школу Бэнкрофт. Когда мы пошли посмотреть на неё, мы увидели, что она находилась в подозрительном районе, и всё здание было покрыто всеми видами графитти банд Лос-Анджелеса. Это место явно не говорило: “Давай пойдём в школу и повеселимся”. Итак, мой папа повёз нас в школу Эмерсон в районе Уэствуд. Это было классическое Калифорнийское Средиземноморское здание с пышными лужайками, цветущими деревьями и американским флагом, гордо развевающимся на лёгком ветерке. Плюс к этому, куда бы я ни посмотрел, везде ходили эти сексуальные тринадцатилетние девушки в их обтягивающих джинсах от Дитто.
“Что бы это ни потребовало, я хочу пойти в эту школу”, - сказал я.
Это потребовало назвать моим домашним адресом адрес Сонни Боно (Sonny Bono) в Бэл Эйр. Конни (Connie) ушла от моего папы к Сонни, который недавно расстался с Шэр (Cher). Но все остались друзьями. Когда я последний раз приезжал к Сонни, он не нормально воспринял то, что я использовал его адрес, поэтому я поступил в школу.
Теперь нужно было найти способ добираться до школы. Я мог сесть на городской автобус, он шёл 4.2 мили вниз по бульвару Санта Моника. Проблема была в том, что компания RTA была в состоянии забастовки. Мой папа привык к тому, что постоянно ложился спать поздно, поздно просыпался, был большую часть времени под кайфом и всё время развлекал женщин. Поэтому он точно не собирался слишком уж обо мне заботиться, отвозить и забирать меня из школы. Его решением было оставлять пятидолларовую купюру на кухонном столе, чтобы я мог заплатить за такси. А возвращение домой было моей проблемой. Чтобы облегчить эту задачу, он купил мне скейтборд фирмы Чёрный Рыцарь с деревянной поверхностью и каучуковыми колёсами. И я ездил на скейтборде, ездил автостопом или просто шёл четыре мили до дома, одновременно открывая для себя Уэстдвуд, Беверли Хилз и Западный Голливуд.
Я провёл почти весь первый день в школе Эмерсон и ни с кем не подружился. Я начал волноваться. Всё казалось новым и непонятным. Придя из маленькой школы на среднем западе, я точно не был академиком. Но в конце дня у меня был урок искусства и творчества, там я и познакомился со своим новым другом. Шон (Shawn) был чернокожим парнем с яркими глазами и самой большой улыбкой. Это был как раз тот раз, когда ты подходишь к кому-то и говоришь: “Хочешь быть моим другом?”. “Да, я буду твоим другом”. Бум, и вы друзья.
Когда я приходил к Шону домой, это было настоящим приключением. Его папа был музыкантом. Для меня это было чем-то новым, папа, который шёл в гараж и репетировал со своими друзьями. Мама Шона была очень нежной и любящей, она всегда тепло принимала меня в их доме и предлагала мне разную экзотическую пищу, чтобы я мог перекусить после школы. А я родом из самой неизобретательной части света, если говорить о кухне. Мой кулинарный мир состоял из таких вещей, как белый хлеб, сыр Вельвеета и говяжий фарш. А они ели йогурт и пили странное вещество, называемое кефиром. Там, откуда я родом, еда была очень неразнообразна.
Но монета образования имела и обратную сторону. Я научил Шона новой технике карманной кражи, которую я изобрёл в том семестре и которую называл “Удар”. Я выбирал жертву, подходил к нему и врезался в него, прежде убедившись, что врежусь именно в тот объект, который хочу украсть. Это мог быть бумажник или просто лежащая в кармане расчёска, обычно цена украденного не превышала пяти долларов, потому что у большинства детей не было больше.
Моё антисоциальное поведение в районе школы неустанно продолжалось и в самом Эмерсоне. В ту же минуту, когда кто-либо противостоял мне, даже просто говоря мне отойти с дороги, я задирался к нему. Я был крошечным парнишкой, но очень шустрым. Поэтому вскоре я стал известен как парень, с которым не стоит связываться. И я всегда придумывал какую-нибудь хорошую историю, чтобы избежать наказания после драки.
Возможно, одной из причин того, что я не хотел быть наказанным, было то, что я бы подвёл одного из немногих людей, которые были моими примерами для подражания в то время, - Сонни Боно. Сонни и Конни заменяли мне родителей. Шоу Сонни и Шэр было, пожалуй, самым значимым явлением в телевидении того времени, и Сонни был очень щедр, предоставляя мне любую дополнительную заботу, в которой я нуждался. В его особняке на Холмби Хиллз всегда находилось место для меня, и мне предоставляли внимательную круглосуточную прислугу, которая готовила для меня всё, что я захочу. Он осыпал меня подарками, включая новый набор лыж, лыжные ботинки, палки и куртку, всё для того, чтобы той зимой я смог поехать покататься на лыжах с ним, Конни и Честити (Chestity), дочкой Сонни и Шэр. Мы сидели на подъёмнике, и Сонни описывал мне свою версию жизненного пути, которая отличалась от версии моего отца и даже от версии Конни. Он определённо придерживался прямого и узкого пути. Я помню, как он учил меня, что единственная неприемлемая вещь это ложь. Не важно, делал ли я ошибки или запутывался в своём пути, я просто должен был быть с ним прямым и честным.
Однажды я был в его особняке в Бэл Эйр на вечеринке, где было очень много знаменитостей. Мне не было дела до разных Тони Кёртисов (Tony Curtises) этого мира на тот момент, поэтому я начал ездить вверх-вниз на старом деревянном лифте. Внезапно я застрял между этажами, и им пришлось использовать гигантский топор пожарника, чтобы освободить меня. Я знал, что у меня были большие проблемы, но Сонни не кричал и не унижал меня перед всеми этими взрослыми, наблюдавшими за моим спасением. Он просто спокойно преподал мне урок уважения к собственности других людей, чтобы я не играл с вещами, не предназначенными для игр.
