тетки Глэйва. Кто-то из детей невзначай перевернул сковороду – почти готовый окорок, которым собиралась ужинать вся семья, упал в огонь, разом взметнувшийся столбом в человеческий рост высотой.
Не думая ни мгновения, Эллен бросилась к костру и сунула руки в огонь. Поверхность мяса была сухой и шероховатой – как раз готово. Она выхватила окорок из пламени и бросила на траву, кто-то тут же залил его водой.
Потом стало очень тихо.
Эллен оглянулась. Примолкшие дети, их мать, Глэйв – все стояли вокруг и не сводили с нее глаз. На миг ей почудилось, что они смотрят так, как обычно смотрит на нее Рослин, когда в ее глазах нет презрения.
Тальвардка что-то негромко сказала. Глэйв произнес:
– Она говорит, что ты ненормальная, и я с ней согласен.
Эллен стало неловко. Она спрятала за спину покрасневшие руки.
– Они бы без еды остались, – пробормотала она.
– Я бы мечом мясо из огня вышиб. Или его водой бы залили. Зачем ты это сделала?
Эллен сжала губы. Тальвардка покачала головой, шагнула к ней, снова что-то сказала. Глэйв перевел:
– Просит, чтобы ты руки показала.
– Не стоит. Все в порядке. Правда.
Женщина силой заставила ее выпрямить руки и долго их рассматривала, качая головой и приговаривая одно и то же слово. Эллен не ощущала ее прикосновений.
Наконец тальвардка заметила, что ее дети все еще стоят и смотрят, и прикрикнула на них. Прежний шум и гам тотчас возобновились.
Глэйв взял Эллен за локоть.
– Идем. Поговорим.
Она не стала спорить.
Рослин стояла у стены дома, сложив руки на груди, и неотрывно смотрела на нее.
– Вот этот сарай, – сказал Глэйв, открывая низкую скрипучую дверь. Из полумрака пахнуло свежим сеном. Запах был сладкий и немного успокаивал.
Эллен молча шагнула внутрь, подхватила юбки, с размаху села в солому.
– Змей здесь нет?
– Только одна. Но она осталась снаружи и будет спать в доме. Я хотел увести тебя от нее… чтобы кое- что тебе сказать.
Эллен откинулась на сено, забросила руки над головой, глядя в прорехи крыши, уже почти неразличимые в сгущающихся сумерках.
– Так скажи, – равнодушно проговорила она. В иссушенную покрасневшую кожу впивались острые соломинки, но руки, как всегда, не болели. И внутри было совсем пусто – как всегда.
– Скажу. Только сначала скажи мне ты. Что это было.
– Да так.
Его невнятный вопрос и ее бессмысленный ответ повисли в воздухе. Глэйв постоял, потом сел рядом, мягко утопая в сене. От него хорошо пахло.
«Он красив, – подумала Эллен. – Он нравится мне, и он красив. Он сразу мне понравился. И сейчас он так близко». Она вспомнила глаза насильника на большой дороге, пронзающие ее в тот самый миг, когда его плоть пронзала ее плоть, а нож в руке Рослин – его спину, и судорожно стиснула колени вместе.
– Я думал, ты обычная глупая баба. Что ты простая.
– Я простая.
– Ты что, не чувствуешь боли?
– Только боли от огня. Да, не чувствую.
– Совсем?
– Совсем.
– Но ожоги-то остаются?
– Остаются, но не болят. Главное – грязь не занести. Миледи… Ровена умеет делать снадобья, останавливающие заражение. Завтра я ее попрошу, она мне сделает.
– И давно ты так?..
– Нет.
– Не с рождения?
– Нет.
Темнело уже просто на глазах. Огонек костра, видный сквозь раскрытую дверь, становился все ярче. Под дырявым потолком звенели комары.
– И как это случилось?
– Мне передали весть, что мужчина, которого я любила, пал в бою с тальвардами. И что они надругались над его телом. И забрали его в свой лагерь. В тот момент я держала в руке свечу, с которой тек воск, – хотела подчистить. И вот так я стояла. Потом только заметила, что воск мне всю руку залил. С тех пор я не чувствую боли от огня. Наш придворный лекарь сказал, что это просто необычное последствие горя. И со временем пройдет.
Она сама не знала, почему ответила.
Помолчав, Глэйв спросил:
– И когда это было?
– Два года назад.
– И не прошло.
– Еще нет.
– Ты так сильно любила того парня?
– Да, сильно.
– Кем он был?
«Он был не такой, как ты. Он совсем не был похож на тебя. Ты много смеешься – хотя сейчас вот нет, – а он почти никогда не смеялся. Он был очень серьезный. Он хотел очистить мир от скверны. И верил в то, что сможет».
– Он был… человеком великого рода. Мы не смогли быть вместе.
– Но ты же дворянка?
– Мой отец был мелкопоместным лордом.
– И ты ходишь в служанках.
Эллен повернула голову и обнаружила, что уже не может разглядеть в темноте лицо Глэйва. Но почему-то это не встревожило ее – ни это, ни то, что она оказалась в Тальварде, в темном сарае с тальвардским мужчиной. Хуже не будет, подумала она, хуже уже не будет.
Хуже, чем тогда, когда она посмотрела на свою руку и увидела, что ее облепил воск, не будет.
– Госпожа Ровена гораздо знатнее меня.
– Можешь называть ее настоящим именем. Я никому не скажу.
Эллен резко приподнялась на локтях. Прядь волос, выбившаяся из узла, упала ей на лицо. Глэйв отвел ее в сторону.
– Что ты…
– Ты похитила калардинскую княжну. И мне очень интересно, зачем тебе это понадобилось.
Спокойствие мигом улетучилось. Эллен села. Теперь их лица были совсем близко.
– Ты ошибаешься…
– Перестань, Эллен. Я давно понял это – еще в самом начале. Мне доводилось видеть лиц княжеской крови, я знаю, как они держатся.
Эллен сглотнула.
– Ты… ты теперь…
– Я теперь просто хочу знать, что тебя подвигло на подобное. Меня удивляет не твоя глупость, а твоя отчаянность. Не могу понять, как ты рассуждала.
– Я ее не похищала. Она сама хотела сбежать.
